Хотели позвать еще кого-то из наших, кто охранял Арарат, но больше никто как-то не согласился. У кого-то работа, кто-то занят другими делами.

Алексовцы, естественно, были в полном составе. Завтра вечером они уже собирались отъезжать. Обратную дорогу до Москвы Худяков со своими парнями решили преодолеть на поезде.

Тем не менее время на гулянку они нашли. Как только мы встретились, я передал бригадиру копии документов, чтобы тот мог подготовить для нас сертификаты. Шнепперсон любезно нашел где-то в городе для этих целей ксерокс. Хоть и с черной полосой на полях, но копии были готовы.

Когда, как сказал Леша Маршин все «формальности» были улажены, мы пошли в баню. Раздевшись в небольшой раздевалке, прошли в предбанник, где уже был накрыт нормальный такой стол: шашлыки, вареные раки, целый поднос печеной картошки. Разнообразные колбасные и сырные нарезки, свежие овощи и фрукты.

Было тут и пиво. Алексовцы позаботились о нем, притарабанивь в сауну пару ящиков пива Невское «Особо Крепкое». Худяков настаивал на том, что он возьмет на себя покупку и чего-то покрепче, однако Степаныч уговорил его, что сам возьмет водки.

Именно тогда старик и раскошелились на пять бутылок водки «Распутин». Он даже заставил управляющего сунуть водку в морозилку местной кухни, чтобы было «как полагается».

Вот и начали мы, как полагается, с пива, раков и шашлыка. Красные панцири хрустели в крепких солдатских пальцах. Соленая вода текла по локтям, щепала губы. Упругое мясо раковых шеек таяло во рту и обильно заливалось крепким восьмипроцентным пивом.

После первого стакана пошли в баню. Парная — продолговатое помещение, отделанное деревом, было прогрето как надо. Большие камни, разместившиеся на печи в углу, шипели под водой, выливаемой на них из ковшиков. Давали такого пара, что мы едва видели друг друга.

— Ну что? — Спросил Степаныч, опустив голову чтоб в носу не горели волосы. — Веничком?

— Да погоди ты веничком, — сказал радостный Худяков, глубоко дыша от такого жара. — Щас выйдем, в бассейн, потом еще пивка, а дальше Илья нам устроит настоящую русскую баню. Он же на банщика учился когда-то. Знает как надо.

— Ага. Так раскочегарю, что хрен вы тут высидите, — похвалился Илья Мельников.

Сидел он совсем спокойно и на лице его совершенно не проявлялось влияние высокой температуры.

— А спорим, что я высижу? — Сказал Фима, которого пиво уже изрядно подкосило, — хрен ты меня отсюда выгонишь своей русской баней.

— Фима, а тебе плохо не станет? — Поинтересовался я.

— Да я ж банщик со стажем! Ты че, Витя?

— А я помню, как ты прошлым летом окосел, когда получил солнечный удар. Тогда ты еще кепку дома забыл.

— А че я не помню? — Строго посмотрел на меня Фима.

— Ха. Интересно. И чего ж ты не помнишь?

— Головой ударился, — Степаныч хрипловато засмеялся.

После первого захода в баню, естественно, поныряли в небольшой бассейн, наполненный холодной водой. Потом почти сразу направились в предбанник, где, собственно, и стоял стол.

— Ну че, Фима, — крикнул через стол Илья, — забьемся на то, что не досидишь⁈

— Я… Да я… Досижу! — Окосевший Фима отставил пятую по счету бутылку пива. — Вот глянешь!

— На что спорим⁈

— А что у тебя есть⁈

— Тыща долларов!

— А давай! — Выдал Фима, и Степаныч аж поперхнулся пивом.

— Фима, ты че, какая тыща долларов⁈

— Да я ж огнеупорный! — Сказал Фима, откусив шашлык с шампура. Остаток куска, не поместившийся в рот, упал под стол. Фима этого даже не заметил.

— Тыща долларов, это ты, конечно, загнул. Но вот на штрафную можно, — рассмеялся я.

— Ну, давай на штрафную, — согласился Илья.

Из большого двухкассетного музыкального центра Панасоник, что стоял у стены, лилась песня «Дым сигарет с ментолом» дуэта Ненси. Когда кто-то из алексовцев возмутился и заставил управляющего поставить что-нибудь повеселее, зазвучала популярная «Фаина». Потом уже перешли на ДДТ. Алексовцы затянули вместе с Шевчуком «Что такое осень».

Ну а потом все вернулись в баню. Илья принес с собой хлесткое влажное полотенце. Тут же стал поддавать пару. Нагретый и очень влажный воздух загустел так, что раскрасневшиеся лица окружающих помутнели.

— Ну че, это и все? — Спросил Фима. — Так такую баню я и сам могу устроить.

Тем не менее, он нагнул голову и дышал уже только ртом. Водил влажными пальцами по горячим волосам.

— Не-не, — засмеялся Худяков. — Илья только разгоняется.

— Ща, вот воздух подсохнет, и начнем, — сказал Илья, стоя у камней в полный рост так, будто жар его совсем не трогал.

— Из наших, алексовских, только я, да еще несколько человек могут пережить баню Ильи. Он свое дело знает, — сказал Худяков.

— Я б лучше по старинке, веничком, — пожаловался мокрый от пота Степаныч, которому уже явно было тяжеловато.

— Да? — Заинтересовался я, обращаясь к Худякову. — Я к бане еще с детства приученный. В станице, где я рос, дед построил баню у себя на участке чуть ли ни одним из первых. Пусть она получилась маленькая, больше, чем вдвоем, не посидишь, но жаркая, как надо. Пожарче этой будет.

— Во как, — хмыкнул Худяков, не прячась от жара, как делали другие. — Ну, думаешь, досидишь?

— Досижу. А что тут такого? — Пожал я плечами.

Худяков снова хмыкнул, а потом переместился со средней полки, на ту, что была повыше. При этом, я заметил, что он даже не снял свою толстую серебряную цепь с крестом, которую обычно носил под майкой. Казалось, будто его красной грубой коже нипочем даже разогретый металл.

Тогда я тоже ухмыльнулся и сел на лавку рядом с Худяковым.

«О-о-о-о» — все как один потянули алексовцы.

— А чего такое? — Удивился я.

— Если в парилке есть где сесть повыше, то выдержать Ильшину баню на самом верхнем месте могут только Илья да Витя Владимирыч, — пояснил Леша Маршин, подобрав ногу от горячей древесины пола.

— Вот как? Ну давайте посмотрим, сколько я высижу, — посмотрел я на Худякова.

— Одно дело — бандитов стрелять. Тут ты молодец, — сказал Худяков. — Но Илья баню так кочегарит, что замес с Михалычем тебе покажется легкой прогулочкой.

— Заинтриговали. Теперь, точно не слезу, — улыбнулся я.

Худяков прыснул, сказал:

— Волосы в носу береги. Давай, Илюша. Жги!

— Стоять! Всем стоять! — Встал вдруг Фима покачнувшись. — Я с вами, мужики!

— Не, Фим, не надо тебе. Не хватало, чтобы ты еще прямо в бане сблевал, — Сказал Вася Котов, и все грянули дружным смехом.

— Не наблюю! Я от алкашки только раз блевал, — соврал пьяный Фима. — И то, когда дух дал мне прикладом под дых. Ну я и сблевал ему в харю. А потом, пока он зенки от блевотины протирал, заколол штыкножом!

Все снова захохотали.

— Ладно, пусть идет, — сказал Худяков, а потом украдкой шепнул мне. — Все равно первый с верхней полки свалит.

Гордый оттого, что его шутка вызвала всеобщий взрыв смеха Фима, аккуратно держа равновесие, пересел наверх.

— Ух. Хорошо тут, — сжался он.

— Это только цветочки, — сдержанно засмеялся Худяков и втянул голову в плечи. — Жги, Илюха!

Илья стал на среднюю лавку, взял широкое полотенце, что грелось у него на шее, размахнулся им, распрямляя, а потом завертел под самым потолком, погнал горячий воздух к низу.

Тут же те мужики, что сидели на последних, самых невысоких лавках охнули. Степаныч аж скуксился. Илья же, крутил полотенцем, как остервенелый, потом дернул им, горячее и влажное оно щелкнуло в воздухе, и когда самый жар, припавший к полу, стал подыматься обратно, Илья принялся быстро-быстро гнать его на людей, взмахами полотенца.

Я почувствовал, как от жара защипало волосы на голове. Плечи, руки, грудь — все это объяло таким жгучим воздухом, что на миг мне захотелось выбежать из бани, ну или хотя бы опуститься.

— Хорошо! — Протянул Худяков, подставляя широкую грудь потокам воздуха, обдававшим нас с новой и новой силой.

Илья же, по очереди обмахивал жаром всех сидевших, не давал воздуху подниматься к потолку, тут же гоня его вниз полотенцем. Первым не выдержал Степаныч.