Как же круто я теперь заживу. Я отныне настоящий свободный взрослый. Никто не будет загонять спать, смогу гулять хоть всю ночь. Буду есть что захочу. Готов хоть всю жизнь питаться сосисками, «Ролтоном» и пельменями! Смогу не прибирать бардак и слушать музыку на всю громкость. Звать кого хочу, устраивать тусовки! Правда… У меня и друзей-то не осталось, но с этим что-нибудь придумаю. Главное, ни перед кем не надо отчитываться. Могу даже забить на школу!

Как же здорово быть хозяином собственной жизни. Я будто получил вольную.

Раньше моя жизнь была гребаным бесконечным кастингом, который я никак не мог пройти. Окружающие всегда считали, что во мне чего-то не хватает. Меня не могли принять таким, какой я есть. Почему, чтобы заслужить хотя бы вялый одобрительный кивок от близких, я должен быть кем-то другим? Кому-то что-то доказывать, выворачиваться наизнанку? Я никогда не пойму, как устроен этот чертов мир. Но я больше не собираюсь под него прогибаться.

Я никогда не подстроюсь под чужие идеалы, это худшее, что может со мной произойти, ведь тогда я потеряю себя. Если люди вокруг захотят видеть меня другим, им придется стереть меня из этого мира и заменить кем-то еще. Кажется, это и произошло.

День 6

Подошел к концу учебный год. Худо-бедно закончил его на тройки. Впереди — лето!

Развешанное постельное белье почему-то не сохнет, и в первый день я лег спать вообще без него. Но оно не сохнет ни на второй, ни на третий день. Потом протухает, но все-таки высыхает. Ощущение, что оно не отстиралось, какое-то мыльное… Еще и воняет. С тоской вспоминаю свежее белье дома. Мама меняла его два раза в неделю. Оно было накрахмаленным и выглаженным, пахло лавандой из-за кондиционера… и никогда не воняло тухлым! Почему так?

Злюсь на себя: все приходит с опытом. Я тоже научусь идеально стирать белье, и оно будет круче, чем у мамы. Зато на стенах у меня теперь висят постеры: тут и Эминем, и «Каста», и «Многоточие». Смотрю на них с гордостью — будто совершил революцию.

Свобода опьяняет, но теперь передо мной сложная проблема выбора, я часто теряюсь. Каждый день приходится мучительно что-то из чего-то выбирать, раньше я с таким не сталкивался. Что приготовить на ужин, какой нужен стиральный порошок, сколько слоев должно быть в туалетной бумаге? Каждая подобная мелочь приводит меня в ступор.

Иногда, особенно по вечерам, дома слишком тихо, пусто и тоскливо. Я не привык быть один. Может, стоит завести какого-нибудь четвероногого друга?

День 10

Решаю сделать горячий бутерброд и случайно высушиваю его в микроволновке так, что он превращается в кирпич.

Стираю одежду, в итоге все мои любимые белые футболки, белые носки и майки становятся розовыми. Почему в школе учат дурацким логарифмам, но не объясняют, что белое нельзя стирать с красным?!

День 11

Проблема друзей решается. Гуляя по городу, я забредаю в район заброшек, где натыкаюсь на компанию панков. Они тусят на старой железке, на кладбище поездов, обустроили место в одном из ржавых заросших вагонов.

Они пьют пиво и коктейли и во всю глотку орут «КиШа». Увидев меня, радостно зовут к себе, как будто увидели старого друга. Я охотно иду к ним. Соскучился по общению. По чувству близости с компанией… Сейчас я по большей части один.

А они и правда, оказывается, меня знают. Это те, которых я как-то подкупил, чтобы устроить сцену перед мамой. А я уже и забыл их.

Проходит немного времени, мне передается общее настроение, и вот я уже сам ору «Ели мясо мужики», обнимаюсь с панками и говорю, как я их всех люблю…

День 18

Теперь я часто тусуюсь с панками в их ржавом вагончике. Нарисовал им там на стенах несколько крутых граффити. Меня подхватывает и куда-то уносит бешеный, дерзкий вихрь.

Влажный воздух. Косухи, камелоты, обрезанные джинсовки, цепи и булавки, гитара, панк-рок. Запах нагретого на солнце железа. Больно. Обо что-то укололся. Это раскрылась булавка на чьих-то джинсах…

Когда панки узнают, что у меня есть своя квартира, то становятся моими новыми лучшими друзьями, и я счастлив.

День 21

С домашним бытом все не так просто. Вещи продолжают тухнуть, а не сушиться. Этот мерзкий запах сопровождает меня везде. Чистая одежда по-прежнему какая-то мыльная… Как будто стиральный порошок не смывается до конца. Но при этом вещи плохо отстирываются.

У меня на что-то аллергия, высыпали прыщи, которые жутко чешутся.

От сосисок уже тошнит, но жарить мясо я не умею. Для меня это магия: его бросают на сковородку, шепчут какое-то заклинание, и — бац! — оно становится готовое и вкусное. Таких заклинаний я не знаю…

Одна из розеток на кухне сильно ударяет меня током. Не знаю, что не так, но на всякий случай решаю к ней не приближаться. Потом как-то включаю свет — и взрывается лампочка. Мелкие осколки разлетаются по всей комнате.

От стиральной машины отпадает сливной шланг, и всю кухню заливает.

Хватаю с плиты закипевший чайник и на ходу снимаю крышку. Руку обдает ужасным жаром, я роняю чайник. Он падает на пол, и кипяток разливается. Хорошо, я успеваю отпрыгнуть, и на ноги попадает только пара капель…

Я словно попал на непригодную для жизни планету, где все хочет меня убить.

День 24

В магазине в отделе заморозки вижу аж четыре вида лазаньи. Я покупаю их все. На ужин сразу разогреваю все четыре упаковки, ковыряю каждую.

Разочаровываюсь. Все не то…

День 26

Осознаю, что гости — это не всегда хорошо. И если я устрою дома тусовку, то кто-нибудь обязательно наблюет, где-нибудь не там нассыт и что-нибудь разобьет. Но в моей жизни все больше панков, «КиШа» и булавок на джинсах, а с ними становится как-то плевать на все эти бытовые проблемы.

День 33

Валяюсь на полу на грязном одеяле. Оно не мое — кто-то притащил. Рядом со мной — ведро с подогретыми куриными крылышками и кукурузой из «Ростикса», все вчерашнее. Смотрю «Историю игрушек». Я знаю этот мульт наизусть.

Пятнадцатая минута. Энди сбрасывает Вуди с кровати и кладет на его место Базза Лайтера. Игрушки смотрят на Вуди, который выползает из-под кровати, и недоумевают. Вуди пытается убедить их, что это все ошибка. Нет, Энди не предал его, он просто переел мороженого. Но игрушки не верят. Они считают, что Вуди выбросили, заменили. Никогда еще этот мультик не казался мне таким актуальным. Здесь все так похоже на мою жизнь.

— Эй, выруби! Дай поспать! — недовольно ворчит Лепрекон.

Я вижу его красную макушку недалеко от меня — человека через три.

Вообще комната напоминает притон: груда одеял, гости лежат штабелями. Везде упаковки от еды, пустые банки. Запах душный, застоялый, кислый. На обоях — примитивные граффити: надписи «Панки — хой!», «Рэп — кал!» и знаки анархии. На плакате Эминему пририсовали ирокез.

Лепрекону в голову прилетает смятая банка — это Шайба бросил. Он не спит, лежит на диване, пялится в телек. Его лохматая грива свешивается с подлокотника.

— Харе спать! — бодро говорит Шайба и с шипящим звуком вскрывает свою банку.

— Рик, может, включим что-нибудь другое? — ноет Марла, девушка с зеленым ежиком волос и металлическими колечками в губах. Она сидит слева от меня, ест кукурузу. — Мы это каждый день смотрим! Мне этот игрушечный ковбой уже снится!

— Да, поставь че-нить другое! — раздается из другого конца комнаты. — Вон там на диске «Тельма и Луиза» есть, а лучше «Крысиные бега» или «Маленькая мисс Счастье».

Я всех игнорирую, продолжаю смотреть. Вдруг телевизор выключается.

— Эй, что такое? — Шайба берет пульт, жмет кнопки. Ничего не происходит.

Марла щелкает выключателем света.