А здесь, у Катерины Николаевны… во мне затягивается огромная дыра. Если я такое и испытывал, то очень и очень давно. Меня словно высадили на планете, где все по-другому, но в гугол раз лучше, чем на Земле. Мне спокойно, я расслаблен. Я защищен. Меня никто не тронет. Это невероятно. Неужели люди, которые живут в нормальных семьях, всегда чувствуют себя так?
Когда Катерина Николаевна в Москве, она говорит, что я могу спокойно сидеть у нее дома. Она даже выделила мне свои ключи, но я этим не пользуюсь. Ведь когда ее нет дома, а Ярослав есть, мне у них еще хуже, чем у себя.
При маме он либо прячется в своей комнате, либо уходит из дома. Но когда ее нет, Ярослав ведет себя по-другому — всячески досаждает мне, указывает, что я никто и нахожусь здесь по ошибке. Иногда я думаю… Как было бы здорово, если бы Ярослава вообще не существовало. Я мог бы жить у Катерины Николаевны. Я бы поселился в его комнате и повесил в его шкаф свою одежду. Почему «его»? Это были бы моя комната и мой шкаф!
Жизнь в этой квартире похожа на сказку. Но когда моя сказка кончается, приходится возвращаться домой. Ночую я все равно на своем балконе. Когда засыпаю, мне очень грустно. Я вижу убогую обстановку вокруг и понимаю, что обманываю себя. Моя вторая жизнь — лишь иллюзия нормальности. А настоящее — вот тут.
* * *
Как-то Ярослава нет очень долго, уже ночь. Катерина Николаевна обзвонила всех его друзей, но никто не знает, где он. Я не ухожу домой, хотя давно пора спать.
Пытаюсь ее успокоить: он это опять специально, чтобы заставить ее понервничать. Он не пропадет. Но она, хоть и понимает это, все равно сильно волнуется. В конце концов она решает поискать его по городу на машине, и я отправляюсь с ней.
Мы едем к железнодорожному мосту — проверить, нет ли Ярослава там, где он обычно пишет граффити. Машину приходится оставить далеко, долго идем пешком, освещая путь фонариками. Под мостом никого.
Едем к кинотеатру, осматриваем парк и прочие популярные места гулянок. Затем просто объезжаем дворы. Никого. Мы уже близки к тому, чтобы опустить руки и вернуться домой.
— Ох, Ярослав, — устало говорит Катерина Николаевна. — Устроил же ты себе «Римские каникулы»…
Римские каникулы… Там играет Одри Хепберн… Одри… Хепберн…
У меня есть идея.
— Поворачивайте назад! — быстро прошу я. — Я знаю, где он может быть!
Вскоре мы уже идем по тропинке вдоль канала, светим фонариками на сторону острова. По очереди кричим:
— Яр!
— Ярослав!
И наконец я отчетливо слышу голос. Кто-то поет!
— Му-у-ун… Рива-а-а… Ла-а-а ла ла ла майл. Па-ра-па-а-ам пам ю ин стайл… Сам д-э-э-эй! Му-у-ун… Рива-а-а…
Я замечаю на другом берегу, откуда доносится пение, те самые лодки.
— Яр! — зову я.
Пение смолкает. Из лодки кто-то поднимается, виден лишь силуэт.
— Хмурь? — недовольно кричит Ярослав с другого берега. По голосу понятно, что он пьяный. — Это ты? Поцелуй в задницу мою маман и скажи, что это от меня!
— Ярослав! — возмущенно вопит Катерина Николаевна, и мне становится смешно.
— А-а-а. Она тоже здесь. Ваша долбанутая семейка вся в сборе. Как же вы оба меня достали. Просто оставьте меня в покое!
В нас что-то летит, но вдребезги разбивается о бетонный свод канала под нашими ногами.
— Как пройти на ту сторону? — спрашивает Катерина Николаевна.
Я рассказываю про мост, работающий по расписанию, и про контрольный пункт. Мы идем туда. Катерина Николаевна сначала пытается разжалобить охранника, но он непрошибаем. Тогда она прибегает к другой тактике — начинает тоже напирать, как танк:
— Там мой сын, и он по вашей вине может попасть в какую угодно беду!
— Почему это по моей? — Охранник все-таки немного теряется.
— Как вообще человек мог оказаться на охраняемой территории без пропуска? Да и к тому же несовершеннолетний! В милиции этим вопросом очень заинтересуются.
Охранник чешет затылок:
— Ладно, проходите, забирайте своего парня. Только быстро, одна нога здесь, другая там.
Мы находим Ярослава в желтой лодке. Он лежит с поднятой рукой, машет бутылкой шампанского, как флагом, и продолжает петь:
— Му-у-ун… Рива-а-а!!!
— Что празднуем? — холодно спрашивает его мама.
— Свободу А́нджеле Дэвис! — скандирует он известную фразу из фильма «Брат», даже интонацию пародирует.
— Это замечательно. Может, отпразднуем дома? Вместе?
Ярослав мотает головой.
— Неа. Мой дом теперь тут! — весело и пьяно говорит он. — Я живу в такси. Я таксист, мам. Вжу-у-у… — Он рулит бутылкой и проливает часть шампанского, но словно этого не замечает. — Я таксист Даниэль, и я сижу в своем пежо-пе-жо-пе-жопе-жопе…
— Давай, таксист, вези нас домой.
Мама протягивает ему руку. К моему удивлению, он слушается, хватается за ее ладонь и вылезает из лодки. Даже до машины идет сам, хоть его и бросает из стороны в сторону. Он шагает впереди нас и по-прежнему рулит бутылкой. Мы снова «играем» в такси. Теперь мы в Калифорнии, проезжаем по Лос-Анджелесу.
— Вот тут живет Леди Гага, — указывает он на деревенский домик, — а тут — Бритни Спирс… Вон, видите, какой у нее шикарный бассейн? — Он показывает на ржавый бак.
Ярослав садится на переднее сиденье. Открывает окно, поет. Вдруг он умолкает. Катерина Николаевна выключает радио.
— Яр, что с тобой?
— Что-то мне нехорошо-о-о… — Он высовывается на улицу и…
В общем, никогда не блюйте в окно машины на скорости. Все равно не получится: это физика!
После того, как Катерина Николаевна отмывает Ярослава и укладывает его спать, мы еще часа два отдраиваем с ней салон машины, а потом — и себя. Я впервые ложусь спать у них дома, Катерина Николаевна стелет мне в гостиной.
Я ужасно вымотан, но почему-то абсолютно счастлив.
* * *
Я заканчиваю учить историю и закрываю учебник. Катерина Николаевна меняет ароматизатор для дома — выбрасывает старую стеклянную баночку, достает новую.
— Даня, у меня есть к тебе одна просьба… — говорит она неловко, явно хочет попросить меня о чем-то предосудительном.
— Что нужно сделать? — живо отвечаю я. Я готов помочь, даже еще не зная, что от меня требуется.
— Съездить со мной на одно мероприятие.
Ответ уклончивый. Там явно все не так просто.
— Хорошо.
Она достает новую баночку из упаковки, открывает ее и ставит на место старой. Вынимает несколько тростниковых палочек. По комнате разносится древесный аромат.
— Это не все.
Она смущенно поджимает губы. Перебирает в руках палочки, вместо того чтобы поставить их на место. Я понимаю, что сейчас последует основная часть просьбы.
— На этом мероприятии я должна быть с Ярославом. А там будет много людей. И ты сам видишь, какие между нами сейчас отношения… Он точно откажется. В общем…
Она умолкает. Наконец вставляет палочки в емкость, расправляет их так, чтобы было красиво. Но красиво никак не становится, ее все не устраивает. Договаривать ей тяжело, это видно. Я решаю помочь, уточняю сам:
— Мне нужно поехать с вами и прикинуться Ярославом?
— Да! — Она поворачивается ко мне, облегченно выдыхает.
Мне идея нравится.
— А что за мероприятие?
— Из Германии приезжает моя старая знакомая… Мы учились в одной группе в университете, а потом вместе работали. Затем она переехала в Мюнхен, и с тех пор мы не виделись. А сейчас она собирается сюда в отпуск. Устраивает прием для своих друзей, зовет всех семьями. Даже снимает загородный клуб. — Катерина Николаевна хмыкает, показывая, что не одобряет такого расточительства.
— Это ваша подруга?
— Нет, не совсем… Скорее, совсем нет… — Она запинается. — Но ее приезд мне важен. Просто… Как бы объяснить…
Она снова принимается поправлять тростниковые палочки. Никогда не видел ее такой взволнованной. Чтобы она — и не могла подобрать нужных слов, запиналась?
Она собирается с мыслями и, продолжая мучить палочки, сбивчиво говорит:
