При входе в лаборатории я не встретил охранников. То есть, их там вообще не было. Зато всё то время, пока я шёл до лифта, меня не покидало ощущения взгляда, буравящего спину. Потом к этому ощущению присоединилось чувство беспокойства, всё время хотелось оглянуться. Похоже, Громов начал что-то очень конкретное делать с защитой, и лаборатории, оправдывая своё предназначение, стали ещё и полигоном для обкатки того, что в итоге получается. А получалось нечто очень неплохое и, похоже, невероятно сложное.

Тихон сидел за столом и что-то разглядывал через увеличительный прибор.

– Интересно? – спросил я, падая на стул.

– Да, довольно необычная работа с материей, – Тихон отодвинул увеличительный прибор от глаза, положил на стол и только после этого посмотрел на меня. – Если ты пришёл за своим заданием по защите, то его пока нет. Ушаков не закончил дело. Должен был сегодня прийти, но так и не появился.

– Егор ранен, – Тихон не задавал вопрос, но я всё равно на него ответил. – Но, думаю, что после произошедшего, примчится сюда, как только на ногах будет стоять. У него теперь есть очень большой стимул закончить защиту.

– Что значит ранен? – Тихон нахмурился.

– Его похитили и пытали, хотели сюрприз в виде плохо узнаваемого трупа правнука Андрею Никитичу подкинуть, – я принялся чертить какие-то линии пальцем по столу. – Я только не пойму, как его вообще смогли выследить? Егор очень хорошо обучен. Он не мог не заметить слежки.

– Мог, – Тихон встал и, обхватив себя руками, прошёлся вокруг стола. – Мог, Костя. Это я виноват в том, что мальчику пришлось пережить. В самый первый раз, когда мы работали над контуром, я не уследил за ним, слишком увлёкся процессом и Егор выложился в ноль. Он был в таком жутком состоянии. Странно, что вообще куда-то смог доехать. Ночевал не дома, как я понимаю? – я кивнул. – Я предложил вызвать ему машину, но он отказался. Вот тогда-то его и сумели подсечь. Он бы не заметил, даже если бы кто-то на заднем сиденье в его же машине схоронился. Так что, это я виноват. Надо было лучше следить, и надо было настоять на том, чтобы его забрали отсюда. – Он остановился и посмотрел на меня. – Ему сильно досталось?

– Могло быть и хуже. Мы успели вовремя, – совершенно честно ответил я.

– Это хорошо. – Тихон сел на своё место. – Так зачем ты пришёл? Или плановая проверка, после длительного отсутствия?

– Да, нет, хотел спрятаться, чтобы отоспаться, но что-то уже и спать перехотел.

– Бывает, – философски заметил Тихон.

– Тихон, тут такое дело, скорее всего, один обруч Совету придётся отдать, независимо от того, как сработают мои юристы, – здесь было тихо и спокойно. Остальных сотрудников не было видно, но до меня быстро дошло, что сейчас обед, и скоро они вернутся, наводя обычную для лаборатории суету.

– А ты что, сомневался? – Тихон даже фыркнул, открыл стол и вытащил готовый обруч. – Держи.

– Вы его уже изготовили? – я взял эту изящную вещицу и покрутил в руке.

– Так, я же говорил, что как знал, пару заготовок заранее сделал, – Тихон потянулся. Я уже хотел спросить, сколько времени занимает создание самого артефакта, при условии наличия болванки, возможно, есть смысл разделить производство, как в дверь постучали и в лабораторию заглянул Звягинцев.

– Тихон, у тебя случайно… А, вижу, – он вошёл. – Константин Витальевич, Виталий Павлович попросил вас связаться с ним. Он почему-то не может дозвониться.

Я достал телефон и посмотрел на экран. Никаких сигналов не было, экран был абсолютно тёмный, словно умерший.

– О, чёрт, всё никак полог не сниму, совсем старый стал, – хлопнул себя по лбу Тихон, в ответ на мой удивлённый взгляд. – Из коридора уже можно звонить и принимать звонки, а сюда они не проходят.

– Ясно, – поднявшись со стула, я вышел в коридор и тут же набрал номер деда. Мне ответили после первого же гудка. – Что случилось? – без всяких предисловий спросил я.

– Я не сказал бы, что что-то случилось, но твой прадед внезапно вспомнил о моём существовании. Он, видите ли, не может до тебя дозвониться, а ему очень нужно, чтобы ты к нему приехал.

– Когда? – И что от меня нужно Ушаковым? Может, пленники не пошли на контакт? Или срочно обруч понадобился?

– Как можно скорее, – рявкнул дед. – И, кстати, почему до тебя никто не мог дозвониться?

– Тихон какой-то полог прямо в лаборатории повесил.

– Понятно, – дед замолчал, а потом добавил. – Я одного не пойму, ещё совсем недавно Ушаков делал вид, что меня не существует, даже в Совете сводил все контакты до пределов обычной вежливости, а тут… В общем, я тебе просьбу всесильного Андрея Никитича передал, на этом моя миссия выполнена. – И дед отключился.

М-да, поспать мне сегодня точно не дадут. Надо поехать, узнать, что там у Ушаковых стряслось, да про Егора уточнить.

Забрав у Тихона обруч, я направился к прадеду. Дежуривший в холле охранник указал мне путь до кабинета, но провожать не стал. То ли не получил подобного приказа, то ли просто не захотел ради меня куда-то переться.

– Я уже почти за своего здесь прохожу, – сдал я охранника прадеду, когда вошёл в кабинет.

– Ты и есть свой. Ты мой правнук, плоть от плоти, как говорится. К тому же они все прекрасно знают, что это именно ты и Люся спасли Егора. Мальчик собрал очень хорошую команду. На самом деле он принял это хозяйство в ужасном состоянии. Конечно, ещё не всё доведено до совершенства, но уже совсем не то, что было ещё год назад. И бойцы по-настоящему ценят своего командира. И, разумеется, благодарны человеку, который им этого командира сохранил. – Андрей Никитич внимательно меня осматривал. Он всегда так делал, словно пытаясь что-то разглядеть, то, чего не заметил при нашей первой встречи.

– Вот обруч, вы из-за него хотели меня видеть? – я положил обруч на стол, и Ушаков с любопытством посмотрел на лежащий перед ним артефакт.

– Нет, но я рад, что ты выполнил обещание, – он отодвинул обруч в сторону и положил на стол мой обрез. А также мешок с патронами. – Ты забыл его на заводе. Парни вычистили его, заменили пружину, кое-где даже лак подновили.

– Я вижу, – на самом деле я совсем про него забыл. Вот ведь. Иногда память Зелона меня сильно подводит. Он не знал огнестрельного оружия, и поэтому я до сих пор больше забочусь о сохранности колюще-режущих игрушек, чем о стволе. – Вы меня позвали, чтобы отдать его? – Странно, он вполне мог кого-нибудь сгонять, чтобы отдать обрез, зачем он меня-то выдернул?

– Я так понимаю, именно из него Великий князь получил внезапный сердечный приступ? Или, отчего он там скончался? – Ушаков продолжал внимательно на меня смотреть. Мне уже не по себе от его взгляда стало.

– Да, это именно тот самый обрез, – ответил я, надо сказать, довольно осторожно.

– Храни его. Когда-нибудь его ценность сложно будет оценить деньгами, особенно для ценителей. – И Андрей Никитич скупо улыбнулся.

– Я могу узнать, где Егор? Его можно навестить?

– Егора пришлось перевезти в Центральную больницу, – Ушаков поморщился. – Котов лучший хирург, но этот упрямый баран всегда берёт пациентов только у себя в «родном» отделении. Объясняет это тем, что может творить чудеса только в своей операционной, своими инструментами и со своей медсестрой.

– Хм, да вы не беспокойтесь, мы там недавно в отделении ремонт неплохой сделали, Егору понравится, – я не удержался и хмыкнул. – Вот как знали, что скоро половина семьи там окажется. То я, то дед с Назаром Борисовичем. Теперь вот Егор с Люсиндой. Кстати, насчёт Люсинды.

– А что такое с девочкой? – Андрей Никитич, казалось, потерял к нашему разговору всякий интерес, потому что задал свой вопрос довольно равнодушным тоном.

– Да всё нормально с ней. Насколько я понял, кроме нескольких синяков на шее и общих переживаний, в основном за Егора, а не за себя, у Люсинды больше никаких повреждений нет.

– Ну, это весьма спорный вопрос. Целители ещё не выдали мне общего заключения. – И Андрей Никитич принялся перекладывать на столе какие-то бумажки.