В 1911 г. произошли события, имевшие важнейшие последствия для дальнейших судеб Италии. Мы имеем в виду начало итало-турецкой войны 1911–1912 гг. — первой войны, которую Италия вела одна, без союзников, со времени своего воссоединения. Не просто «африканские инциденты», а настоящая война за колонии, вошедшая в историю под названием Ливийской или Триполитанской. В публицистике эпохи и отчасти в современной итальянской историографии распространено мнение, что вся Ливийская война была проведена «в классической тактике Джолитти», что он, играя одновременно на двух флангах, дал «левым» широкую избирательную реформу, а консерваторам — колониальные завоевания.
Сам Джолитти писал в автобиографии, что в те времена многие думали, будто какие-то тайные причины побудили его внезапно принять решение и начать войну. Он решительно опровергает это и пишет, что еще в апреле 1911 г., формируя свой новый кабинет, имел намерение осуществить три основные задачи: провести избирательную реформу, создать государственную систему страхования по старости и инвалидности и «разрешить ливийскую проблему». О последнем он, Джолитти, думал уже давно, но держал свои соображения в тайне. Причины, толкавшие его на проведение «Ливийской операции», писал Джолитти, коренились в соображениях общеполитического характера.
Италия вступала на путь империализма, и с помощью колониальной войны правительство рассчитывало примирить различные группировки буржуазии, отвлечь трудящихся от внутренних проблем и, облегчив эмиграцию, ослабить остроту южного вопроса. 27 сентября 1911 г. Италия предъявила ультиматум Турции, заявив о своем намерении оккупировать Триполитанию и Киренаику, что, разумеется, мотивировалось высшими соображениями и интересами коренного населения. Турция соглашалась на переговоры, но 29 сентября Италия без предварительного обсуждения в палате объявила войну. Джолитти писал, что Италия имела право на эту акцию: «…если бы в Ливию не пошли мы, то это сделала бы другая держава, так или иначе заинтересованная политически или создавшая себе там экономические интересы. С другой стороны, Италия, и так уж глубоко потрясенная французской оккупацией Туниса, безусловно, не потерпела бы повторения такого события в Ливии. Таким образом, мы рисковали бы конфликтом с какой-либо европейской державой, что по серьезности не может даже сравниваться с конфликтом с Турцией» {108} .
«Ливийскую операцию» Джолитти готовил вместе со своим министром иностранных дел маркизом Антонио Патерно-Кастелло ди Сан Джулиано, сицилианцем, связанным с националистами. В мемуарах он дает министру самую лестную оценку, но замечает, что ди Сан Джулиано «был склонен действовать чересчур поспешно». В архивах Джолитти есть промемория маркиза от 28 июля 1911 г. В ней, кроме анализа международных отношений, говорится, что итальянское общественное мнение считает внешнюю политику страны слишком осторожной. Ясно, что под общественным мнением надо понимать прежде всего националистическую прессу. Разумеется, Джолитти привел в оправдание «Ливийской операции» соображения морального и гуманного характера. Например: «В то время как Западная Африка от Туниса до Марокко, а также Египет находились под управлением европейских администраций, в Ливии все еще преобладали условия исключительной отсталости. Достаточно напомнить, что в Бенгази все еще существовала торговля рабами, которых насильственно вывозили из центральных районов Африки и продавали на этом рынке. Немыслимо было терпеть такой позор и бесчестье почти на пороге Европы» {109} .
Джолитти категорически отрицает обвинение в том, будто, начав Ливийскую воину, он тем самым развязал цепь событий («цепная реакция»), которые вскоре привели к первой мировой войне. Анализируя международное положение, он впоследствии писал, что вся обстановка в Европе складывалась так, что европейская и мировая война превращались в неизбежность. Главной же причиной возникновения мировой войны были, по убеждению Джованни Джолитти, «провокации и амбиции военных в Вене» {110} .
ЛИВИЙСКАЯ ВОЙНА;
СОЦИАЛИСТЫ И КАТОЛИКИ
Некоторые итальянские исследователи избирают 1911 год в качестве точки отсчета для анализа процессов, происходивших в общественном сознании в предвоенный период. Почему? Потому что тогда «произошло сближение целого ряда мотивов, присущих как политической истории, так и истории культуры. 1911 год — потому, что с Ливийской войной вступило в полосу кризиса государство Джолитти и одновременно тот тип организации культуры, который выражал журнал Джузеппе Преццолини «Ла воче» {111} .
Мы уже писали о Преццолини. Когда он и Папини в 1903 г. создали «Леонардо», Кроче поддержал их, но потом разочаровался и заключил в одни скобки «империалистов, мистиков, эстетов или как там они себя еще называют». Имена не указаны, но этот обвинительный акт («Все они — мастера одного и того же искусства: великого искусства пустоты») относился и к группе «Леонардо». Пути Папини и Преццолини разошлись. Преццолини, пройдя полосу религиозных исканий, стал крочеанцем, позднее даже написал книгу «Кроче». В атмосфере кризиса и поисков новых ценностей Преццолини с благословения Кроче создал во Флоренции еженедельник «Ла воче» («Голос»). Первый номер вышел в декабре 1908 г., а во втором номере, 27 декабря, Преццолини подчеркнул «конструктивный» характер своего нового журнала. Он писал, что не будет ни злословия, ни «инквизиции». Напротив, группа «Воче» приложит «все усилия к тому, чтобы серьезно участвовать в прогрессе итальянской культуры — теоретическом и практическом» {112} .
О роли «Воче» в Италии до сих пор спорят: журнал был значительным, но противоречивым, в нем сотрудничали яркие люди, далеко не всегда единомышленники. По отношению к джолиттизму «Воче» не был так резок и непримирим, как «Леонардо» и «Реньо» — очевидно влияние джолиттианца Кроче. Когда началась Ливийская вой. а, в группе «Воче» возникли большие противоречия. Преццолини и многие другие были за войну, а Сальвемини, который был против, вышел из редакционного коллектива.
Среди сотрудников «Воче» были и блестящие интеллектуалы: выдающийся литературный критик Ренато Серра (1884–1915), собеседник и оппонент Кроче, погибший в первый год войны. Он принадлежал к числу самых бескорыстных и талантливых интеллектуалов своего поколения. Серра первоначально был близок к социалистам, прошел через опыт позитивизма. Потом началась полоса других исканий, он знал, что всегда останется одиноким, не сделает ни академической, ни литературной карьеры. После его смерти остался знаменитый текст «Экзамен совести одного литератора». 20 ноября 1915 г. Грамши в «Гридо дель пополо» откликнулся на гибель Серры некрологом «Свет, который погас». Сейчас в Италии интерес к Серре очень велик. Сотрудничал в «Воче» и философ Джованни Амендола (1886–1926), погибший после того, как его зверски избили фашисты. История «Воче» сама по себе интереснейшая страница в анналах итальянской культуры. В «Истории…» Кроче ей уделено всего полстранички. Кроче заметил, что журнал «находился в оппозиции к национализму, лживости и напыщенности». Уточним, что он был в оппозиции лишь к наиболее крайним выражениям национализма, не более того. Журнал был эклектическим. Позднее вочеанцы станут и антифашистами и, наоборот, фашистами.
9 февраля 1911 г. Бенедетто Кроче дал «Воче» интервью, озаглавленное «Смерть социализма». Интервью вписывается в атмосферу времени. После книги Бономи «Новые пути социализма», после того как Биссолати заявил, что партия «превратилась в сухую ветвь», этот тезис имел некоторые основания. Манакорда пишет: «В действительности кризис социализма был в какой-то момент самым, быть может, ярким элементом кризиса, охватившего всю систему либерального правления, неотъемлемой частью которого был демократический и «градуалистский» социализм. В частности, в Италии это относилось к джолиттианской системе. Кризис джолиттизма и кризис туратианского реформизма составляли единое целое. Их происхождение имело общие причины в изменении экономической структуры Италии, в первоначальном утверждении монополистического капитализма, в ожесточении классовой борьбы. Отсюда возрождение реакционных течений, находивших общую платформу в национализме. Отсюда же, в противовес этому, обновление революционной струи внутри социализма» {113} .
