В этом же 1903 г. Папини и Преццолини лично познакомились с Коррадини и стали сотрудничать в «Реньо». Интеллектуально оба они, несомненно, превосходили Коррадини, но политически оказались в одном лагере. Цель этого политического альянса заключалась в том, чтобы добиться возрождения итальянской буржуазии и усиления ее «антисоциалистической функции». Преццолини утверждал, что само понятие классовой борьбы придумано социалистами, так как удобно для пропаганды. Социалисты якобы ссорятся между собой о том, кто правильнее интерпретирует учение Маркса. В действительности буржуазия и пролетариат — «две национальные силы», и никаких противоречий между ними нет. На самом деле интересы буржуазии и рабочих совпадают. Буржуазию будто бы провоцируют на классовую борьбу. Однако, если «политические авантюристы» и демагоги из Социалистической партии так много говорят о классовой борьбе, «надо сделать этот лозунг своим, но бороться прежде всего против социалистов, которые представляют наибольшую опасность и для общенациональных интересов, и для наших интересов, и для интересов пролетариата» {65} .
В Италии много спорят обо всех различиях и точках соприкосновения, существовавших между различными группами интеллигенции, которая в годы «социалистической монархии» предлагала правящим классам антидемократическую альтернативу джолиттизму. Споры эти длятся более полувека. Еще Пьеро Гобетти в книге «Либеральная революция» посвятил одну главу националистам. Правда, сейчас его концепция не кажется убедительной. Заметив, что «первыми пророками итальянского национализма» были литераторы, Гобетти отказывает в интеллектуальной серьезности не только им, но и тем идеологам, которые занимались правом, политикой, философией. Он писал: «Национализм сопротивлялся социализму и позитивизму, оставаясь на их собственной почве. Если выражаться языком, привычным для этих новых пришельцев, он был антитезой тезиса» {66} .
Надо сказать, что на первых порах Кроче всей силой своего авторитета поддержал «Леонардо», поскольку журнал боролся против позитивизма. Однако, видимо, Преццолини искал для себя нечто вроде философского алиби: нападая на позитивизм, он хотел замаскировать чисто политический характер нападок на социализм и демократию.
Что до Коррадини, то он прямо писал, что «Реньо» имеет вполне определенную цель «вернуть Италии самосознание великой нации, а итальянской буржуазии, напуганной размахом социалистического движения, — сознание того, что она является классом, необходимым для благосостояния и достоинства нации» {67} .
Группы «Реньо» и «Леонардо» испытывали большое влияние идей Моски и Парето. Начало сотрудничества Моски в «Коррьере делла сера» относится к февралю 1901 г., и историки считают, что Альбертини и Моска «были созданы для взаимопонимания». В предисловии к сборнику статей Моски, печатавшихся в «Коррьере», есть раздел, озаглавленный «Итальянская культура и антиджолиттианская идеология. Закат Рисорджименто». Среди наиболее влиятельных и агрессивных антиджолиттианских сил выделяются «три группы течений в светской и правой культуре». В первой группе — «иррационализм и даннунцианизм», во второй — школа радикальных экономистов, с которой связаны и меридионалисты, в третьей — «последователи крочеанского идеализма». К ним причислены «сторонники элитарной школы Моски и Парето». Кстати, заметим, что Парето, со своей привычной иронической точностью, писал в начале 1904 г. в «Гадзетт де Лозанн», что люди обычно прислушиваются к тем, кто громче всех кричит, и следуют за теми, кто высоко поднимает свои флаги и размахивает ими. Он имел в виду журнал «Реньо». Добавим еще, что идеологи итальянского национализма постоянно ссылались на Мадзини и Джоберти. Было много вариаций на тему о «миссии возрожденной Италии». Соннино, который отнюдь не был демагогом, искал прибежища в этих великих именах. То же самое усердно делали и писатели «Реньо». Политически и психологически это было очень важно: хотели непременно «воссоздать национальную атмосферу». Правда, при этом идею о миссии возрожденной Италии стремились непременно «модернизировать».
В 1970 г. в Бари вышла любопытная книжка, в которой объединены работы трех молодых филологов. Молодые исследователи обвиняют своих предшественников в том, что те неверно расценивали процессы, происходившие в итальянской культуре в первом десятилетии XX в. Особенно резко звучит статья «Культура и нация. Анализ одного мифа». Так, автор пишет: «Совершенно невозможно изображать итальянскую культуру как разделенную на два несообщающихся сосуда: с одной стороны, подлинно демократическая культура, а с другой стороны, националистическая реакционная культура, которая трактуется как некое «извращение», изолированное и не сумевшее заразить «национальную душу», по существу оставшуюся здоровой» {68} .
Имеется в виду прежде всего Кроче, говоривший о «больных детях века». Сама мысль, что не следует полярно противопоставлять различные течения культуры и позицию различных групп итальянской интеллигенции, в целом представляется верной. Однако и верную мысль нельзя доводить до абсурда: при всех точках соприкосновения различия были, и чрезвычайно существенные. Достаточно напомнить о противопоставлении «системы Коррьере» и «системы Джолитти»: это был очень важный ингредиент общественно-политической борьбы того времени.
Конечно, был создан и миф: ««Коррьере» никогда не ошибается», но этот миф имел широкий успех. Крупный исследователь итальянской печати Паоло Муриальди сравнил «Коррьере» с великолепно организованной машиной, но никак не с палитрой художника. «Система Коррьере» предполагала определенные интересы — политические, экономические, культурные. «А за ними — аристократ, доктринер и моралист Луиджи Альбертини, противопоставивший «системе» Джолитти альтернативу «Коррьере», — так писал Кароччи. Современный исследователь Валерио Кастроново в книге «Итальянская печать от объединения до фашизма» уверенно рисует портрет Альбертини — человека, который в силу глубокой внутренней убежденности хотел продолжать дело Исторической Правой, потому что верил в ее этико-политические и культурные идеалы. Альбертини — «консерватор классического типа, кавурианец в полном смысле слова», сторонник «сильного и глубоко морального правительства» — превратил свою оппозицию джолиттианскому реформистскому эксперименту в радикальный спор. Он осудил какую бы то ни было арегtura [11] по отношению к социалистическому движению как «наихудший оппортунизм» и «преступную слабость» {69} .
Альбертини был довольно тесно связан с Соннино, оба считали наилучшим образцом политического руководства и стиля Британскую империю. Нам еще придется говорить о взаимоотношениях этих двух людей, а пока — об особом характере националистических убеждений Альбертики. Обратимся к истокам Рисорджименто. И Историческая Правая и Историческая Левая (разные течения либерального движения) были, разумеется, и национально-освободительными силами. Если анализировать идеологию Рисорджименто, становится очевидным, что в ней были мотивы, которые позднее, в первом десятилетии нового века, приобрели у некоторых слоев интеллигенции новый оттенок. Можно ли считать случайностью, что «Леонардо» и «Реньо» популяризировали Киплинга, Чемберлена, французских националистов? Можно ли считать случайным духовный союз Альбертини и Гаэтано Моски? Создавалась и кристаллизовалась доктрина сильного государства, стоящего над индивидуумом.
Грамши, неизменно интересовавшийся этими проблемами, 7 февраля 1920 г. напечатал в «Ордине нуово» статью «Итальянское государство», написанную просто и общедоступно, с учетом рабочей аудитории. «Что такое итальянское государство? И почему оно такое, какое есть? Какие политические и экономические силы лежат в его основе? Испытало ли оно процесс развития? Оставалась ли всегда неизменной система сил, которые определили его рождение? Какие внутренние ферменты влияли на развитие процесса?» {70} .
Положение в итальянском обществе в начале «эры Джолитти» было противоречивым. Италия не только вышла из экономического кризиса и тупика 1887–1896 гг. Она вступила в период беспрецедентного экономического процветания, который с недолгими перерывами продолжался более 10 лет. В условиях новой, исключительно благоприятной конъюнктуры и после краха авторитаризма Криспи — Пеллу, происходили серьезные изменения во всех областях общественной жизни. В политическую игру были внесены новые элементы, возникли новые темы. Нравы, интересы, психология — все приобретает новые черты. Азор Роза делает интересные сопоставления: Парето, с одной стороны, и Сорель — с другой, писали о вреде, «который наделали оптимисты, филантропы, шарлатаны, связанные с революционной традицией 1793 г., которые во имя вечных принципов свободы, равенства и братства набросили стыдливую вуаль на неизбежные законы прибыли и на столкновение между противоположными интересами» {71} . «Критика сочиале» также стремилась преодолеть сектантские традиции, довлевшие над интеллигенцией в период Пострисорджименто. Журнал неизменно отдавал предпочтение анализу реальных исторических процессов, реальных фактов и интересов (экономических, социальных, политических) перед «метафизическими абстракциями». Это тоже сближало реформизм и джолиттизм. В этой связи Азор Роза выдвигает концепцию «антиякобинизма». Но интересно, что критика якобинцев приобретала самые различные, нередко противоречивые формы и оттенки.
