Магнаты-землевладельцы были обязаны своим положением унаследованной собственности, но в период правления Комнинов они получали много дополнительных земель от властей. Эти дары, доступные и чужеземцам, и местным жителям, назывались pronoiai (прония; буквально: обеспечение) и состояли из земель, обрабатываемых крестьянами и полученных в награду за военную службу. В государстве хронически не хватало солдат, особенно одетых в доспехи всадников, и каждый прониар (владелец пронии) должен был предоставлять одного или более воинов. И хотя такие дары появились в XI в., Комнины были первыми, кто стал широко их использовать. Действительно, национальная часть армии Комнинов была сформирована главным образом из прониаров. Теоретически ирония была временным явлением: этими землями награжденный мог пользоваться лишь до конца своей жизни или даже меньше. Но на практике появилась тенденция передавать их по наследству, хотя и сохранялась разница между семейными землями предков и дареными землями. Крупные землевладельцы, жаждущие все больше земли, энергично стремились получить пронии от государства. Так как существенная часть их земельных владений состояла из проний, они не позволили бы никакой власти изменить этот порядок вещей. Таким образом их земельные богатства сильно увеличились за счет государства; и у них была возможность заполучить множество солдат, чтобы использовать их в восстаниях. Можно отметить, что пронии отличались от западных феодов по нескольким аспектам. Не разрешалось делить пронию на части, а прониар обычно не давал клятву верности императору. Ко второй половине XII в. прония была основным общественным институтом в сельской местности.
Поведение земельных магнатов соответствовало их богатству и независимости. Время от времени они манипулировали механизмом местного управления. К концу века, например, Алексей Капандритис – магнат из Западных Балкан – захватил богатую вдову, возвращавшуюся к своим родителям, и вынудил ее выйти за него замуж. Такие действия были вдвойне незаконны не только по причине примененного насилия, но и потому, что они состояли в запрещенной степени родства. Тем не менее Капандритис заставил архонтов (высших должностных лиц) этого региона, которые были его родственниками, и местного епископа свидетельствовать о том, что никакого принуждения не было. Землевладельцы, которые использовали свое официальное положение с целью увеличить свое богатство, часто охотились за монастырскими землями. Так, Иоанн Карантенос – primikerios (управляющий или пристав) провинции Миласа и Меланудион на юго-западе Малой Азии – взял в аренду часть собственности монахов монастыря Святого Павла на горе Латрос. Затем он отказался вносить арендную плату или возвращать им их собственность; более того, его наследники удерживали ее после его смерти. Даже вмешательство императора не помогло быстро добиться восстановления монахов в правах.
Такое успешно осуществляемое открытое пренебрежение законом предвещало крах централизованной власти в империи.
Успехи таких насильственных действий поощряли землевладельцев идти дальше к полному отделению от империи. После смерти Мануила Комнина к власти приходили слабые и неуверенные правители. Константинополь, разрываемый фракционной борьбой и попытками государственных переворотов против власти императора, не проявлял интереса к благосостоянию провинциалов. В результате, когда богатый магнат решал нанести удар самостоятельно, он мог рассчитывать на поддержку более мелких землевладельцев, сельское население и жителей маленьких городов. Такой местный сепаратизм проявлялся неоднократно. Город-крепость Филадельфия, которая охраняла верхнюю часть долины Меандра, когда-то была центром, верным династии Комнинов. Тем не менее Феодор Манкафа в 1188 г. убедил ее жителей поднять восстание, провозгласил себя императором, чеканил серебряные монеты от своего имени, и казалось, что он собирается основать независимое государство. В других уголках Малой Азии после смерти Алексея II претенденты на его имя получали широкую поддержку. Турецкие султаны Коньи поддерживали такие движения ради своих целей. В Греции Лев Сгур стал независимым от Навплии и постепенно распространил свою власть на Коринф и Фивы. Восстание валахских магнатов Петра и Асеня отличалось от похожих движений только тем, что они могли взывать к стремлению к национальной независимости населения и заманивать людей воспоминаниями о Первом Болгарском царстве. Таким образом им удалось привлечь на свою сторону последователей, а их действия обрели слабое подобие законности. Правительство империи без энтузиазма боролось с этим центробежным давлением.
В то время как землевладельцы становились сильнее, крестьяне вряд ли могли процветать. Свободные земледельцы X в., которые жили в общинах и платили налоги напрямую государству, теперь почти ушли в прошлое. Обычный крестьянин был paroikos – фактически крепостной, который обрабатывал землю, принадлежавшую монастырю или крупному землевладельцу. Когда земля переходила в другие руки, такие крепостные переходили в другие руки вместе с ней. Все налоги, ранее выплачиваемые государственным чиновникам, теперь собирал землевладелец, который мог передать их властям, а мог и не передать. Самые низшие категории paroikoi не были подданными государства и не имели доступа в общественные суды. Они сильно страдали от угнетения со стороны своих землевладельцев. Приблизительно в 1197 г. султан Коньи создал колонию для византийских беженцев неподалеку от Филомелиона и гарантировал ее обитателям освобождение от налогов и благоприятные условия пребывания там. Целые византийские общины добровольно перешли границу, чтобы жить в этом полурае. В 1204 г. латинян-завоевателей радушно встречали во многих местах, но бывших византийских аристократов, бежавших в нищете и наготе из оккупированной столицы, крестьяне делали объектами для насмешек. Официальные попытки провести реформу ни к чему не привели; сельское население было отчуждено от империи.
Культурная жизнь в XII в. у каждого класса была своя. Крестьяне, не имевшие возможности ускользнуть от крепостной зависимости, имели только такую духовную жизнь, которую им могла предоставить церковь на своих богослужениях; низшие классы благоговейно относились к монахам как земным обитателям божественного города, и многие стремились попасть в монастырь в конце своей жизни. С другой стороны, аристократия жила в роскоши. Пиры и развлечения императора установили моду для его высокопоставленных подданных: пиры были обильными и долгими, и на них гостей развлекали шуты и акробаты. Охота была укоренившимся времяпрепровождением представителей высшего класса, а при Мануиле в Византию с Запада пришли рыцарские турниры. За пределами столицы находились приятные сельские места уединения для богатых. Никита Хониат сетовал, что развлечения Константинополя и побережья Мраморного моря пленяли императоров того времени и уводили их с полей сражений. Он считал мягкость и роскошную жизнь аристократии одними из главных причин краха империи. Люди из высшего общества были обычно хорошо образованны; каждый писатель предполагал, что его читатели знакомы с произведениями Гомера и Библией. По праздничным случаям звучали замысловатые речи в античном стиле, полные ученых ссылок. Была сделана попытка использовать в качестве литературного языка аттический греческий, очень далекий от языка народа. Местом, где сходились и дворянин и простолюдин, были суеверия: все ходили к прорицателям, которые могли предсказывать то, что должно случиться. Астрология, которая пользовалась покровительством при дворе императора Мануила, сохранила свою популярность и при его преемниках. Сомнения и неуверенность в выживании отдельного человека и государства побуждали людей делать эти искренние попытки прочесть будущее.
В этой сложной общественной ситуации зародились политические партии. Появление латинян как основной силы внутри империи ускорило образование союзов, основанных на экономических интересах. Работники и купцы Константинополя, по которым жестоко ударяла конкуренция с освобожденными от налогов итальянцами, были настроены против латинян и хотели выдворить их из империи. С другой стороны, крупные землевладельцы нашли доступный рынок на Западе для своей сельскохозяйственной продукции, особенно растительного масла и вина, и зависели от итальянских купцов в плане перевозок и сбыта. Поэтому землевладельцы благоволили к латинянам и защищали их при дворе. Магнаты также желали ослабить императорский контроль для обретения большей независимости на местах; чтобы сохранить свою власть, чиновничество было против такой децентрализации. Таким образом, бюрократический аппарат в столице оказался в антилатинском лагере городских жителей в противовес пролатински настроенной аристократии при дворе и в сельской местности. Эти две фракции выражали скорее два разных мнения, нежели были организованными политическими партиями, но у каждой был широкий план будущего империи. Столкновения этих взглядов формировали политическую историю Византии в конце XII в. Как только исчезла защищающая рука императора Мануила, итальянские купцы как центр бушующих разногласий получили все основания полагать, что для них теперь наступят тяжелые времена. Но они были далеко не беспомощными и, в конечном счете, навязали свою волю разгромленной Византийской империи.
