Не скрывая, что ему неудобно и тяжело в плотной одежде, да еще с этими наплечьями, и так рассчитывая дать понять посланцам китайского двора, что собственно ради них он так и вырядился, губернатор вытер платком взмокшее лицо. Слабо улыбнувшись, словно прося снисхождения, засунул два пальца за тугой воротник, чтобы легче было дышать.
Вздохнув с видимым облегчением заговорил: «Просьба эта для меня, признаться, несколько неожиданна. Помочь готов конечно, я. Но тут, в Макао, я совсем недавно. Мне нужно доподлинно узнать, что, где и как, чем располагаем сами. Мне думается, что время пока терпит, чтоб вам дать ответ. У вас, наверное, еще дела к святым отцам есть, и потому, вас отпуская, — губернатор встал, — я с вами вовсе на прощаюсь».
* * *
Дон Франсишку опустил подзорную трубу. Сколько ни прикладывай её хоть к правому, хоть к левому глазу, все равно ничего не видать, кроме моря и неба, которые сливаются где-то там. Голландцев, слава богу, пока не видно. Но что-то запропастился и Жоао Соариш Виваш со своим «Сан Ильдефонсо». Он-то, Жоао Соариш Виваш, и должен разведать, где обретаются голландцы и каковы их силы. А тут ещё эти китайцы… И их ходатаи. Падре Габриелль опять приходил и весьма настойчиво советовал не отказать в помощи китайскому правителю. Да не один падре прожужжал все уши: «Нельзя, чтоб два посланца китайского двора уехали с пустыми руками». И эти главари дэжэрэдатос, что окопались в Сенадо да Камара.
С тем же докучают. Не дай бог, пугают, если обидим отказом правителя Китая. Китайцам стоит только прекратить продавать нам продукты, и наш город погиб. Ведь неоткуда нам будет получить провизию. Все это верно, все это так, соглашался губернатор, а если пушки отдадим китайцам, защищаться от голландцев как? Ведь нам они враги Доныне. Нагрянуть могут в миг любой.
* * *
Рука, державшая подзорную трубу, слегка дрожала, и оттого последняя смещалась, а глаз терял показавшееся судно. Расставив шире ноги и твердо упершись ими так, словно он стоял на палубе корабля, дон Франсишку перехватил подзорную трубу еще левой рукой и чуть ли не вдавил ее в глазницу. Корабль приближался, хотя и медленно, как казалось губернатору. Гораздо медленнее, чем ему хотелось. «Этот чертов ветер, — бормотал дон Франсишку, — совсем некстати выдохся, куда-то вроде вовсе подевался. Воздух из продырявленного бурдюка с большей силой выходит, чем дует он сейчас». И, словно обидевшись от такого сравнения, ветер налетел откуда-то с озорным посвистом и сорвал с головы губернатора шляпу. Пока тот ловил ее, скача за ней вприпрыжку, и снова нахлобучил для верности до самых глаз, судно подвинулось заметно. Как человек, дорогой утомленный, пред домом близким принимает бодрый вид, так и нау при виде гавани задрало нос тупой, и на надутых туго парусах крест белый с красной каймой стал ясно виден. А когда судно развернулось бортом, при помощи подзорной трубы можно было прочесть и его название — «Сан-Ильдефонсо».
— Известно ль о голландцах что? — спросил губернатор капитана нау Жоао Соариш Виваша{149}, едва ступил на берег тот. «Мы были в Нагасаки, — следовал ответ. — Прошли оттуда вдоль побережья Китая. Голландцы нам помехи не чинили. Насколько нам разведать удалось, У них сейчас в китайских водах нет большого флота».
* * *
— Ну коли так, — рассудил дон Франсишку, — то мы помочь китайскому государю, пожалуй, сможем. Хотя язычник он, но недруга его… Как там их? А, дада, или дацзы, язычники вдвойне. Да и Макао-то лежит во чьих владениях? Китайского государя. И потому уж нужно ладить с ним. Теперь позвать надо этих китайцев, а то уж, видно, заждались, — Выйдя из своей комнаты, вошел в соседнее помещение, где над бумагами склонился секретарь. «Педро, — обратился к нему дон Франсишку, — завтра поутру пусть придут ко мне эти два китайца, что посланы из Пекина».
* * *
— Довольны Вы пребыванием у нас? — любезно осведомился губернатор, встречая Михаила Чана с Павлом Суном. — Недостатка не испытывали ни в чем?
— Нет, нет, — отозвались те. — За все премного благодарны.
— Я очень рад, что вы довольны оказанным приемом. Но Вас, наверное, с нетерпеньем ждут, кто Вас послал, и потому пора продолжить прежний разговор и, — дон Франсишку сделал многозначительную паузу, — прийти к решению, удобному для всех.
Оба китайца дружно обнажили зубы в широкой улыбке.
— Как говорили на словах и как написано в письме Военной палаты, что привезли с собой, вам нужно оружие огненного боя, — в голосе губернатора зазвучала озабоченность. — Что можем дать и сколько? Как мне известно стало днями, пушки есть у вас. Давали мы, то было, правда, до меня. Потом ведь в ваших водах затонуло английское судно. И сняли вы с него как-никак 30 пушек.
Оба китайца восприняли слова внешне невозмутимо. А подумали одновременно одинаково: «Святые отцы даром времени не теряют. Вынюхивают, что и где у нас».
— Боюсь, — чуть ли не извиняясь, продолжал дон Франсишку, — что пушек дать не сможем вам сейчас. Вот новые когда сюда доставят, тогда вернемся к этому опять.
— Наш государь обидится на вас, коли вернемся мы ни с чем, — негромко, но весомо отозвался Михаил Чан.
— Зачем же сразу так? — замахал руками губернатор. — Ведь в письме, — поднял бумагу, — речь шла о том, чтоб вместе с пушками прислали мы людей, которые искусны в обращении с ними. Таких согласен я послать. Больше того, дадим также людей с оружием огненного боя. Оно не то, что пушки, — послабее. Это мушкет, ну, вроде ружья. Всех мушкетеров, что поедут к вам на помощь, будет числом сто. Возглавит их, — сделал жест, представляя вставшего изо стола средних лет человека с щетинистыми, как у кота, усами и редкой бородкой на узком, изуродованном шрамом лице, — капитан Лорензу ди Лис Вегльу{150}.
При звуках своего имени капитан слегка кивнул головой, как будто подтверждая: «Да, это я». Быстрым, но внимательным взглядом окинул китайцев и слегка снисходительно ухмыльнулся, словно говоря: «Прошу любить и жаловать!»
* * *
— Чертям заморским не место в Поднебесной, — так написал в своем докладе трону Шэн Цюэ, едва он заступил на пост помощника всесильной палаты обрядов. — Этих отцов, что распространяют «западную веру», и наших, кто принял ее учение, всех одинаково надо жизни лишить.
Но тут вмешался старый недруг — Сюй Гуанци. Он на ноги поднял своих приятелей, что вес имели при дворе. у Шэна нашли немало прегрешений. Ему пришлось уйти в отставку и жить в Ханчжоу на положении частного лица. Осмысливая на досуге наставления Кунцзы, Шэн все больше укреплялся в убеждении, что только заповеди великого учителя отвечают духовному складу сыновей Срединной. А те — не подлинные дети Поднебесной, что, поддавшись уговорам «отцов», перенимают чужую веру. Так Рассуждая, Шэн утверждался в убеждении, что час его еще придет, и он тогда воздаст Сюй Гуанци с его дружками за козни их. И вот дождался Шэн, когда пришла бумага в дом, которая его обыденному житью-бытью положила конец. В столицу надлежало отбыть, чтоб там запять пост дасюэши.
— Сюй преуспел изрядно тут, — Шэн заключил, едва лишь носом потянул, какие ветры дуют во дворце. — Ну, раз уже от имени государя взываем мы к чертям заморским, чтоб помогли они нам управиться с Нурхаци, то они и станут верховодить при дворе. А те все, блюдет кто свято заветы наших мудрецов, что с ними будет? Ну нет, — зубами скрипнул Шэн, — этим чертям заморским, которых почитают за отцов Сюй преподобный и иже с ним, я покажу, не будь я Шэн.
От слов, которые он изрекал на заседаниях сановных, какими доклады заполнял, сомнения у многих зародились «Действительно, а стоит ли на помощь уповать рыжеволосых из Аомэня? Ведь шелковичный червь как управляется с листом тутовым? С края начнет и так без шума, неприметно сжирает весь листок. А эти рыжеволосые? Сейчас они прижились самовольно в Аомэне, а вот теперь еще солдат их с пушками зовем в столицу. Пустим их сюда, потом уйдут ли сами, имея эти пушки? Как бы не вышло так, что, рассчитывая при помощи западных варваров одолеть восточных дикарей, сами будем способствовать тому, что первые воцарятся в Поднебесной…» И опасения эти взяли верх.
