Говоря это, хитрец думал о побоях крестьянина Силы. Рейнеке-лис шел вперед, Браун-медведь доверчиво следовал за ним.

«Ну, если удастся, – раздумывал лис, – я тебе отпущу такого меду, что и до зимы не забудешь!»

Наконец пришли они на двор к крестьянину Силе. Медведь был в восторге, подобно тем глупцам, которые слепо верят надежде. Вечер давно наступил.

Как и предполагал Рейнеке, Сила, плотник и прекрасный мастер, был уже в постели; на дворе у него валялся огромный дубовый чурбан, в который были загнаны два клина так, что образовалась при этом широкая щель.

– Дядюшка! Можете ли вы поверить мне, что в этом пне такое изобилие меду, какого и представить себе нельзя! – обратился лис к медведю. – Только морду воткните поглубже, как можно глубже. Но смотрите, не слишком много кушайте меду, а то, пожалуй, заболеете, как я.

– Да что вы? – возразил медведь. – Разве же я обжора? Известно, что во всем нужно соблюдать меру – во всех делах и поступках!

Таким образом, позволив одурачить себя, медведь всунул голову в щель по самые уши, отправив туда же и лапы. Лису же только это и нужно было. С большими усилиями он выдернул клинья – и Браун завяз в щели с головою и лапами, так что ни просьбы, ни крики не могли уже помочь ему. И, несмотря на силу и храбрость Брауна, слабый, но хитрый Рейнеке умудрился поставить его в такое ужасное положение – все равно что в плен взял. Зарычал и забился медведь, страшно работая задними лапами. Поднялся такой шум, что Сила проснулся.

– Что это значит? – изумился плотник и схватил топор на случай, если бы на дворе оказались воры.

Браун, конечно, был в ужасе. Голову сильно щемило, и от боли он рычал и метался. Но, как ни бился, – пользы никакой не было. Он был уверен, что настал его смертный час. Также думал и лис. Увидев вдали крестьянина Силу, он воскликнул:

– Как вы чувствуете себя, Браун? Только, пожалуйста, не ешьте много! Вкусно ли вам, дядюшка? Сила вот сам торопится угостить вас: после обеда винца вам намерен поднести. Кушайте на здоровье! – заключил Рейнеке и без оглядки пустился в свой Малепартус.

Пришел наконец Сила и, увидев медведя, начал созывать мужиков, бывших в корчме и распивавших вино.

– Эй, вы! – кричал он. – Сюда бегите! На мой двор медведь забрался… Ей-ей же, не лгу!..

Крестьяне гурьбою побежали на зов, хватая, что попадалось под руки: кто вилы с сеновала, кто грабли; один бежал с молотом, другие – с рогатиной, разным дубьем и дрекольем. Патер и причетник тоже бежали бить медведя. Ютта, кухарка священника, известная мастерица готовить кашу, как никто другой, также не отстала от прочих: вооружившись прялкой, бежала драть шкуру с злосчастного зверя.

Услышав поднявшийся гвалт и шум, мучимый ужасом и болью, медведь с силой вырвал из щели голову, содравши и оставив в расщелине шкуру со всей морды до самых ушей. Положительно, злополучнее зверя никто не видал! Кровь струилась у него из головы, а пользы все же было мало: лапы ведь оставались еще защемленными… Стал он рваться, горемычный. С ревом выдернул лапы, но когти, кожа и даже часть мяса остались в щели чурбана…

Дорого обошлась злосчастному Брауну погоня за сотами! Колом засели они в горле несчастного. В путь он не в добрый час, что ли, вышел… Вся морда и лапы в крови; не может он встать на ноги, не может тронуться с места – ни ползти, ни идти. Между тем Сила бежит прямо к нему, а за ним и другие настигают его – несут ему гибель. Вот патер издали бросил в него большой дубиной и метко попал ему в самую спину. Браун заметался в разные стороны, но тут окружили его: одни кололи вилами, другие били дрекольем. Кузнец вооружился молотом и щипцами; иные соседи прибежали кто с ломом, кто с лопатой – и били, кричали и били, так что медведь в предсмертной уже тоске лежал…

Медведь с силой вырвал из щели голову

Никто не опоздал прибежать – все набросились на него. Больнее всех били широконосый Рудольф и кривоногий Шлеппе; Герольд же изо всей силы цепом молотил по медведю. Около Герольда топтался кум его, толстяк Кюкерлей, – и они с самым большим озлоблением напали на Брауна. Впрочем, и Квак вместе с Юттой не отставали от них. Талька же Лорден хватил несчастного зверя ушатом. Словом, все женщины и мужчины, бывшие здесь, желали смерти медведя.

Вот наконец градом полетели в него камни, и ему пришлось совсем плохо. А тут еще подскочил брат Силы и начал дубиной колотить его по голове. Не взвидел божьего света медведь, разом рванулся и бросился на женщин. Те закричали, шарахнулись в сторону: одни из них разбежались, другие упали в воду.

– Смотрите! – закричал в это время патер. – Там, внизу, кухарка Ютта плывет, а за нею и прялка! О, помогите, миряне! В награду за это выкачу вам две бочки пива…

Оставив замертво медведя, все бросились к воде спасать тонувших женщин. Когда мужчины удалились к берегу, Браун, изнемогая от боли и истекая кровью, кое-как добрался до воды. Он предпочитал утопиться, чем переносить побои и унижение. Плавать он не учился и был уверен, что кончит жизнь в быстрых волнах. Но, против всякого ожидания, он поплыл: течение благополучно несло его вниз по реке. Заметив это, крестьяне закричали.

– Для нас это останется вечным позором! – жаловались они, перебраниваясь в то же время с женщинами. – Сидели бы вы лучше дома! Смотрите: плывет ведь!..

Гурьбой подступили они к дубовому чурбану и, осмотрев его, нашли в нем кожу и шерсть, оставленные медведем. Весело рассмеявшись, они закричали ему вслед:

– Ты еще, дружище, попадешься в наши руки! Ты оставил нам в залог свои уши!

Так издевались над несчастным Брауном. Но он все же был рад, что хоть жив остался. В свою очередь, и он проклинал мужиков, бивших его, стонал от боли в ушах и пояснице и бранил Рейнеке за измену. С такими мыслями он плыл все дальше и дальше.

В незначительный промежуток времени медведь проплыл почти милю благодаря быстрому течению. Истомившись, он наконец выполз на берег, издавая стоны от боли. Более несчастного зверя никогда еще не бывало под солнцем! Он не надеялся прожить до утра – совсем было собрался уже помереть и воскликнул:

– О Рейнеке, злостная тварь, лживый, коварный изменник!..

В его воображении вновь пронеслись Сила, крестьяне, массивный дубовый чурбан, – и он еще раз проклял Рейнеке-лиса.

Между тем этот последний, употчевав дядюшку медом, вспомнил, что поблизости ему знакомо местечко, где водились куры. Мигом сцапав одну из них, он побежал с добычей к реке, чтобы насладиться ею сполна. Съев курицу, лис опять пустился по делам вниз по реке, потом остановился, напился воды и подумал:

«Ах, как я рад, что мне удалось так отделать медведя. Готов побиться об заклад, что крестьяне угостили его топором!

Браун – всегдашний мой враг. Теперь мы квиты с ним. Положим, дядей я называю его. Ну так что же? Теперь он уже умер – и я буду гордиться этим до конца дней моих! Он больше не будет сплетничать и вредить мне».

И вдруг в этот самый момент он видит у реки Брауна-медведя, лежащего в предсмертных страданиях… Словно кто в сердце ударил Рейнеке-лиса.

«О Сила! – вознегодовал про себя лис. – Грубый, неотесанный болван! Побрезгал прекрасной, вкусной и сочной пищей, которой никто не стал бы брезговать и которая просто сама лезла в руки к тебе. Хорошо, что признательный Браун хоть залог оставил тебе за угощение».

Видя медведя в крови, без сил, без чувств, почти без дыхания, Рейнеке воскликнул:

– Вас ли я вижу, дядюшка?.. Али что забыли у Силы? Скажите – я ему сейчас же дам знать о вас. Или не надо? Наверное, много вы меду у него похитили? Али пришлось расплатиться с ним по чести? Расскажите же, как все было? Да как вы славно расписаны! Что же такое случилось с вами? Полно, вкусен-то еще был мед? Впрочем, по этой цене сколько угодно продается его!..

Скажите, дядя, в какую это вы должность неожиданно попали, что таким красным убором увенчали вашу голову? Уж не стали ли вы настоятелем монастыря? Вероятно, цирюльник, когда брил вашу почтенную плешь, все задевал вам уши… Вижу, вы потеряли хохол, кожу со своих щек, да вдобавок и перчатки. Или вы развесили их где-нибудь?..