— И что же вы сделали, наставник? — спросил Дуань Чжэнчунь. — Верно, усовестили мелкого негодника?

— Пусть я и был тогда горяч и незрел, я не стал бы пререкаться с ребенком, — печально усмехнулся монах. — Но обида побудила меня потребовать у его матери извинений. Когда я подошёл к ним, мальчик попытался напасть на меня, но женщина удержала его, приказав сыну не устраивать ссор в дороге. Они намеревались уйти, но моя горячность не позволила мне отпустить их, — Хуанмэй коротко вздохнул. — Я встал у них на пути. В этот раз, мать не успела удержать сына, когда он ударил меня. Ударил один-единственный раз, но с силой, достаточной, чтобы убить, — монах раздвинул халат, показывая старый шрам — глубокую круглую рытвину в коже, на левой стороне груди.

— Как же вы выжили, наставник? — озадаченно спросил Инь Шэчи. — Если я все понял правильно, атака того мальчишки должна была остановить ваше сердце.

— Верно, — кивнул настоятель храма Няньхуа. — К счастью, я родился с маленьким отличием от большинства людей. Мое сердце — с правой стороны, а не с левой. Но даже так, удар мальчика вышиб из меня дух. Лёжа на земле, и пытаясь собраться с силами, я не мог сдержать удивления: ребенок не старше двенадцати победил меня с помощью моего же боевого искусства — пальцевых техник Ваджры, причем, он владел им на уровне много выше моего, — монах на мгновение замолчал, переводя дух.

— Что удивило меня ещё больше, так это ответ женщины на действия ее сына, — он грустно улыбнулся, возобновив свою речь. — Она принялась ругать его, но не за нападение на незнакомца, а за то, что его удар не был смертельным! Женщина называла сына неумехой, и позором семьи Мужун. Она приказала ему как следует взяться за тренировки по возвращению домой, чтобы прекратить оскорблять память отца своей неспособностью. Даже раненый и едва живой, я видел, как задели мальчика слова матери; он порывался прикончить меня, чтобы исправить дело, но мать лишь начала сильнее ругать его, и потащила прочь, — он замолчал, погруженный в воспоминания.

— Семейство Мужун, — Дуань Чжэнмин мгновенно уловил важное в истории монаха. — Они обитают в Гусу, что в округе Сучжоу, и известны на реках и озёрах своими воинскими умениями. Их наследнику, Мужун Фу, как раз около двадцати лет. Не знал я, что он был настолько жесток в детстве.

— Его отец, Мужун Бо, был известен тем, что знал великое множество стилей, — вновь заговорил Хуанмэй. — Когда он хотел убить кого-либо, то делал это с помощью того боевого искусства, что сделало его противника знаменитым.

— Верно, — увлеченно вмешался Дуань Чжэнмин. — Теперь, я припоминаю некоторые из его дел. Четверо братьев Ло из Хэбэя, известные своим мастерством в метании стальных дротиков, были убиты их же оружием. Даос Чжан Сюй из Шаньдуна, неизменно отрубавший своим жертвам конечности, принял смерть тем же образом — прилюдно, и на глазах у многих, — от руки Мужун Бо.

— Пока что, у нас нет ничего против Мужунов, кроме подозрений, — встрял Инь Шэчи. Он настолько увлекся загадкой таинственной смерти монаха, что без сомнений перебил старшего по возрасту, и много более старшего по общественному положению человека. Тот, впрочем, не обратил внимания, с любопытством слушая юношу. — Как говорил уважаемый наставник, искусства Шаолиня попали во многие руки. Применение именно Кулака Веды может быть совпадением. К тому же, зачем Мужун Фу убивать одного из высокопоставленных буддийских монахов? Шаолинь редко вмешивается в дела, происходящие на реках и озёрах, и вряд ли мог перейти дорогу Мужунам. Разве что… — он озадаченно умолк.

— Что? — не выдержал Дуань Чжэнчунь. — Договаривай, зять, будь так добр.

— У меня тоже найдется для вас странная история с участием Мужун Фу, — ответил юноша. — Не знаю, насколько она важна для сегодняшнего дела, но одно достоверно — наставник Сюаньбэй также был к ней причастен.

Он поведал присутствующим о своем участии в отражении нападения киданей, о Мужун Фу, пришедшем в Яньмыньгуань под маской неизвестного юноши, и о своем невольном раскрытии личности наследника семейства из Гусу.

— Если уж Мужун Фу и мог затаить зло на кого-то из-за этого случая, то разве что на меня, — закончил он свой рассказ. — Уважаемый Сюаньбэй был одним из многих славных героев, отбивших вторжение, но с Мужун Фу никак не сталкивался.

— Ясно одно — наследник Мужунов точно нечист на руку, — решительно промолвил Дуань Чжэнчунь. — Он пытался помочь киданям… ведь помочь же? — он с сомнением посмотрел на брата.

— Воинам Сун он точно помешал, — ответил тот. — Из-за его действий, то дело окончилось кровавее, чем должно было.

— Вот! — довольно воскликнул наследный принц. — Мужун Фу замешан в неких подозрительных делах. Может статься, и в убийстве Сюаньбэя он тоже замешан.

— Вижу, ты уже неравнодушен к этому происшествию, младший брат, — спокойно ответил правитель Да Ли. — Это хорошо. Слушай мое повеление: ты немедленно отправишься в монастырь Шэньцзе, и лично расследуешь убийство наставника Сюаньбэя. Шаолинь — одно из влиятельнейших сообществ Поднебесной, а Сюаньбэй был одним из семи его высокопоставленных монахов, каждый из которых — воитель огромной силы. Это дело слишком серьезно, чтобы пускать его на самотек.

— Но… я… — стушевался Дуань Чжэнчунь. — Я же не знаток сыскного дела, брат. И потом, у меня… — он замялся, — множество забот…

— И обе эти заботы — госпожу Цинь и госпожу Гань, — ты оставишь здесь, — непреклонным тоном потребовал Дуань Чжэнмин. — Во избежание ненужных отвлечений. Довольно тебе проводить дни в праздности, утехах с наложницами, и совращении придворных дам моей жены, — уши шаолиньских монахов заметно покраснели от этой прямоты государя Да Ли. — Пора бы и тебе сделать что-нибудь для родного царства.

— Может, ты хотя бы разрешишь мне взять с собой детей? — просительно взглянул на брата наследный принц. — Юй-эру не помешало бы поднабраться опыта, Лин-эр — непоседа, Цин-эр многое повидала, а ее муж — не по годам проницателен. Их помощь могла бы мне пригодиться.

— Зная тебя, ты скинешь все дела на них, а сам сбежишь, прямиком в объятия очередной любовницы, — строго глянул на него государь. Дуань Чжэнчунь, тяжело вздохнув, понурился — брат был твердо намерен нагрузить работой именно его, а не кого-либо другого.

— Нет, ты займешься этим делом сам, и немедленно, — не терпящим возражений тоном продолжил Дуань Чжэнмин. — Отправляйся сейчас же. Я извещу всех, кого следует, о твоем отсутствии, и его причинах.

— Повинуюсь, мой царственный брат, — с нескрываемым унынием пробормотал Принц Юга. Коротко поклонившись, он двинулся к выходу.

— Если вы не устали, уважаемые гости, вам было бы уместно последовать за моим младшим братом, — обратился правитель к юным монахам. — Так, вы сможете помочь расследованию убийства вашего старшего товарища, — те дружно отвесили низкий поклон, и поспешно вышли.

— Раз уж вы успешно разобрались с этим происшествием, государь, не хотите ли вернуться к отдыху и развлечениям? — промолвил Хуанмэй, с намеком глядя на доску с незаконченной игрой.

— Я не могу надолго отрываться от дел, — с каменным лицом высказался Дуань Чжэнмин. — Мне надлежит вернуться к заботам царства. Ты хотел сыграть с победителем, Шэчи? Уступаю тебе право завершить игру от моего имени, — он коротко кивнул юноше, и двинулся вглубь дворца. Инь Шэчи и монах переглянулись, обменявшись понимающими улыбками, и уселись за игровую доску.

— Приступим, наставник? — потер ладони юноша. — Учтите, я не намерен уважать вашу старость, и поддаваться. К тому же, я просто обязан отомстить за дядю моей жены.

— Этот старик еще может показать молодежи пару трюков, — весело улыбнулся Хуанмэй. — Твой ход, Шэчи.

* * *

Инь Шэчи не спеша шагал по дворцовому саду, задумчиво любуясь ухоженными цветочными клумбами. Их противостояние с Хуанмэем так и не выявило окончательного победителя — в первой игре, находящийся в заведомо проигрышном положении Шэчи закономерно уступил настоятелю храма Няньхуа, но следующие две с блеском выиграл. Монах, покряхтев, уговорил юношу сыграть ещё, и успешно отквитал одну победу. Как признался настоятель Няньхуа, облавные шашки были одной из его давних страстей, которую старый монах так и не сумел отпустить. Пожелав Хуанмэю успешно избавиться от этой преграды на пути к нирване, а после, непоследовательно предложив как-нибудь сыграть ещё, Инь Шэчи простился с монахом, и двинулся в их с женой комнату, намереваясь провести остаток дня с Ваньцин. Он нарочно отправился в нужное ему крыло дворца через сад — утомленному разуму юноши требовалось расслабиться, и созерцание красот природы, заключённых в оправу клумб и посадок, могло прекрасно этому помочь.