Мужун Фу с его младшими, собранные, бодрые, и выделяющиеся чистотой халатов, смотрелись в этом запыленном царстве усталости белыми воронами, и задерживаться в нем не собирались — пятерка воинов в светло-голубом целеустремленно двигалась в сторону виднеющейся вдали деревни Шицзяхэ. Они проходили мимо столбов командной платформы, когда им заступили дорогу двое. Эта парочка как раз-таки смотрелась своими среди победоносного ханьского войска, измотанного боем и покрытого пылью предгорий. Они оба — юноша в некогда белом халате, и девушка в красном, с черной вуалью на лице, — выглядели так, будто вот-вот свалятся с ног от переутомления, но вид воинов семьи Мужун словно влил в них новые силы. Во всяком случае, гнев, зародившийся на лицах молодой пары, был жарким и искренним.

— Мужун Фу! — вскричал Инь Шэчи. Лик юноши был серым от усталости, а сам он, часто дыша, тяжело опирался на покрытый кровью меч, но глаза его глядели на наследника Мужунов непреклонно и требовательно. — Можешь ли ты хоть что-нибудь сказать в свое оправдание⁈ Есть ли у тебя одна-единственная отговорка после всего, что ты натворил сегодня⁈ Все мы — что вольные странники, что простые солдаты, истекали сегодня кровью по твоей вине! Тысячи жизней были утрачены из-за тебя, и твоих преступных приказов, подлый предатель!

— Мы победили, Серебряная Змея, — с холодным высокомерием бросил ему наследник Мужунов. — А значит, избранная мной тактика принесла успех. Или ты вновь решил свалить на меня собственные неудачи? Чем бросаться беспочвенными обвинениями, смой лучше грязь с лица — ты выглядишь так, словно спал в канаве.

— Я и не начал еще бросаться обвинениями, ты, лживая тварь! — рявкнул в ответ Шэчи.

В любое другое время, он не преминул бы высмеять и неуклюжее оскорбление, которым вздумал уязвить его Мужун Фу, и самого молодого мужчину, но сейчас, его душила искренняя злоба. По пути обратно в лагерь, он вдоволь насмотрелся на раненых, увечных, и мертвых, чьи боль и смерть были плодом усилий стоящего перед ним самодовольного мерзавца.

— Видит небо, удаление от боя большинства странствующих воинов — мелкая пакость по сравнению с твоими прочими деяниями! — не унимался юноша. — Ты призвал на битву Старика Синсю и Переполненного Злом, поганый ублюдок! Не знаю, где и как ты стакнулся с этими нелюдями, но за одни только беды, что они учинили нашим соратникам, ты не умрешь доброй смертью!

— Не их ли ты привел в Дом Камелий, падаль? — с отвращением добавила Му Ваньцин. — Пролить родную кровь, руками худших из мерзавцев Поднебесной, и ради чего? Пары заплесневелых книжек? Так не поступил бы и дикий зверь.

— Попридержи язык, Серебряная Змея, и уйми свою жену, — сердито заговорил было Дэн Байчуань, но его речь была прервана громким, нервозным хохотом. Мужун Фу смеялся, запрокинув голову и раскинув руки, и выглядел бы так, словно услышал лучшую в мире шутку, не звучи в его смехе нотки безумия.

— Да! — вскричал он, ничуть не напоминая прежнего спокойного и отстраненного наследника богатой семьи. — Я продал вас киданям, ничтожества! Но только такие безмозглые выродки, как вы, не могли даже умереть толком! Ничего, сегодня, я все же обрадую Старика Синсю — он ждет-не дождется твоей головы, Серебряная Змея, чтобы сделать из нее чашу! Убить их! — приказал он своим спутникам, и те дружно обнажили клинки.

— Эх, нет чести в победе над утомленным противником, но приказа старшего я ослушаться не могу, — вздохнул Гунъе Гань. — Прости меня за это, Серебряная Змея.

Договорив, он метнулся к молодой паре, намеренный покончить с ними одним мощным ударом. Его меч сверкнул, обратившись размытым серебристым полукружьем, и зазвенел, столкнувшись с клинком Му Ваньцин. А следом, голова Второго в Цзяннани покатилась по земле, глядя в никуда с искренним удивлением.

— Прощаю, — глухо бросил Шэчи, опуская меч, и устало опираясь на него.

Трое оставшихся соратников Мужун Фу накинулись на юношу и девушку одновременно — быстрая смерть лучшего из них заставила воинов семьи Мужун воспринять всерьез их измотанных противников. Это мало помогло троице воинов, опытных, умелых, и полных сил.

Фэн Бо-Э, первым добравшийся до врага, первым же и погиб — отступив за спину мужа, Му Ваньцин ударила из его тени, быстро и неотразимо, и воин по прозвищу Порыв Ветра, знаменитый своей безрассудностью, умер, даже не заметив, что его убило.

Инь Шэчи тяжело шагнул навстречу атаке Бао Бутуна, и рубанул сплеча, ломая клинок подставленной сабли и рассекая грудь пожилого воина. Тот упал, отброшенный силой удара, и попытался было встать, скалясь и шипя от боли, но натолкнулся на взгляд Шэчи. Юноша едва заметно покачал головой, и его противник оставил попытки вернуться в бой. Отползя назад, мужчина кое-как поднялся на ноги, и поковылял прочь, зажимая рану на груди.

Дэн Байчуань, попытавшийся было достать Инь Шэчи длинным выпадом, вдруг судорожно захрипел и закашлял, выплевывая кровь. Переведя ошеломленный взгляд вниз, он увидел лезвие меча Му Ваньцин, до половины вошедшее ему в грудь. Левая рука воина схватилась за пронзивший его клинок, словно пытаясь вырвать его наружу, но тут же бессильно опала. Преданный соратник Мужун Фу выронил меч, и упал навзничь, истекая кровью.

— Надеюсь, вы не очень устали после битвы, господин Мужун? — язвительно бросил Шэчи, медленно поднимая оружие, и указывая им на удивленно замершего врага. — Я все еще жду ваших наставлений. Не беспокойтесь о позоре из-за возможного проигрыша — мне не нужна слава победителя над лучшим из воинов юга. Только ваша жизнь, и ничего более, — Мужун Фу вновь визгливо расхохотался, но на сей раз, в его смехе звучал страх.

— Ты долго напрашивался на трепку, наглый мальчишка, и сегодня, наконец, получишь свое, — прошипел он. — Уж не вини меня за безжалостность.

Его веер свистнул, взрезая воздух в коварном броске, должном обогнуть юношу и девушку для удара сзади и сверху, но его полет прервался самым неожиданным образом. Му Ваньцин легко вспрыгнула прямо на клинок поднятого мужниного меча, смахнула необычный снаряд на землю быстрым ударом, да так и осталась стоять там.

— Веер, — бесстрастно бросила девушка. — Не меч, не нож, а веер. Вот чем зарезали тетушку Ли. Ты убил родного человека, безумный выродок. Как только небесный гром не поразил тебя на месте?

— Эта тварь заслуживала смерти! — заорал Мужун Фу. Побледневший, с вытаращенными глазами, он и вправду напоминал сумасшедшего. — После всей моей поддержки и уважения, я не увидел от нее ничего, кроме оскорблений! Даже свою бесполезную доченьку она не хотела отдавать добром! — он истерично засмеялся. — Но что же это я, разговариваю с падалью? Вы сдохнете сегодня, твари, и никакие глупые трюки вам не помогут!

Он кинулся к своему оружию быстрее мысли, пропадая из виду от взятой с места скорости, но все же не успел. Шэчи и Ваньцин, стоявшие в начальной стойке Меча Небесной Милости, и сорвавшиеся с места одновременно с врагом, настигли его раньше. Три размытые фигуры столкнулись, и одна из них окрасилась кровью из двух резаных ран.

Мужун Фу почти успел уклониться, избегнув отсечения руки и головы, и отделавшись лишь длинной царапиной на торсе, и порезом на плече. Глянув в бешеные глаза юноши и девушки, и на свой веер, валяющийся на земле за их спинами, наследник семьи Мужун не стал искушать судьбу. Он вновь использовал технику шагов, но на этот раз — бросившись прочь от места скоротечного боя.

— Надеюсь, ты не захочешь его преследовать, муж мой? — в голосе Му Ваньцин прозвучала вся усталость вселенной. — У меня нет сил тебя останавливать.

— Пусть бежит, — Инь Шэчи с безжизненным видом сел, где стоял. — Вряд ли я догоню его на онемевших ногах. Ох, то последнее применение техники шагов явно было лишним, — болезненно кривясь, он потер бедро.

— Я бы предложила омыть тебе ноги, но чувствую, что вот-вот усну-у-у-а, — речь девушки завершилась звуком, похожим на киданьское боевое завывание — под конец, она не сдержала протяжный зевок.