Позже, когда царские телохранители двинулись разбирать уцелевшие строения на доски для гробов, троица далиских министров взялась рыть могилы и приводить в порядок покойниц, а Му Ваньцин увела сестру к озеру — смыть с лица слезы, и освежиться, — Дуань Юй отозвал Инь Шэчи в сторону.

— Почему ты остановил меня, брат? — спросил он. — Яснее ясного, что в гибели Дома Камелий как-то замешан Мужун Фу. Юйянь должна узнать об этом.

— Она знает, — со вздохом ответил юноша. — Твоя возлюбленная — умная девушка, и догадалась обо всем первой. Но дело в том, что с участием Мужун Фу в нападении на Дом Камелий не все ясно. Может статься, знание о Нефритовой Пещере Ланхуань было украдено у него, либо утрачено им каким-нибудь иным способом. Нам придется подождать с обвинениями, пока мы не выясним больше, а это станет возможным только после войны.

— Что ж, — с неожиданной твердостью промолвил Дуань Юй. — Когда мы прогоним киданей, я со всем тщанием расспрошу уважаемого Главу Вольных Странников, кому он доверил тайны семьи Ван.

* * *

Из всех своих посещений Срединной Равнины, как для войны, так и для мирных переговоров, Елюй Нелугу, принц Чу, вынес стойкое убеждение в ничтожности и ущербности ханьского народа. Он презирал жителей империи Сун — слабых духом и телом, изнеженных многими благами их богатой земли, которую они заполонили, словно саранча, и, что раздражало принца Чу пуще всего иного, совершенно неспособных защитить себя. Не будь тех немногих сильных ханьцев, что раз за разом вставали на пути ляоских войск, Елюй Нелугу давно уже прошелся бы по Срединной Равнине огнем и мечом, безжалостно истребляя заселивших ее бесполезных ничтожеств, и освобождая ее плодородные земли для более достойных — верных сынов Ляо. Принц Чу подумывал даже, что имей он возможность принять корону повелителя ханьских земель, то с радостью оставил бы бесплодные степи Ляо своему недостойному двоюродному братцу. Пусть бы он и дальше увязал в бесконечных дрязгах между вассальными кочевыми племенами, и тонул в придворных интригах, в то время, как Елюй Нелугу будет повелевать миллионами ханьских рабов, и владеющей ими киданьской знатью. В конце концов, несмотря на всю убогость и никчемность ханьцев, чуский принц не мог не признать, что некоторые их придумки имеют право на жизнь.

Он с довольным видом погладил подлокотники деревянного кресла-паланкина, для пущего удобства застеленного мехами. Сидя в этой ханьское поделке, несомой четырьмя дюжими рабами, Елюй Нелугу ощущал себя именно так, как, по его мнению, должен ощущать себя государь: выше всех прочих. Выше простолюдинов и вельмож, каждый из которых, несмотря на богатство и происхождение, был низшим рядом с ним. Определенно, ханьцы выдумали немало нужных и полезных вещей.

По окончанию своего успешного похода в Сун, принц Чу собирался обзавестись множеством рабов из числа подданных покоренного государства. Мастеровые, механики, звездочеты, счетоводы, и прочий ученый и ремесленный люд — все они должны были сделать жизнь Елюй Нелугу проще и интереснее. Конечно, он не стал бы слишком уж полагаться на их придумки, но и отказывать себе в маленьких удобствах он не собирался. Как не собирался пренебрегать приятным развлечением, ради которого принц Чу и выбрался сегодня в открытую степь. Он поднялся с кресла, и принял из рук телохранителя короткий костяной лук двойного изгиба, с уже надетой на рога тетивой из воловьих жил. Попробовав ее натяжение пальцами, чуский принц довольно улыбнулся, и повесил за спину полный стрел колчан, прилежно поданный ему все тем же воином.

— Смилуйся, великодушный господин наш! — внезапно раздался жалобный вопль. — Милосердия! Просим о милосердии! Клянусь Отцом-Небом и Матерью-Землей, мы ни в чем не провинились перед тобой!

Раздраженно поморщившись, Елюй Нелугу вынул из колчана одну из стрел, и тщательно проверил ее прямоту, даже и не думая поворачиваться к кричащему. Тот не прекращал своих мольб, и вскоре, к нему присоединились остальные пленники — все до одного оборванные, грязные, и лохматые. Причиной их жалкого вида не было долгое пребывание в темнице — каждого из них, люди принца Чу схватили сегодня, по совету союзника.

— Молчать! — наконец, соизволил ответить чуский принц на неумолчные мольбы. — Вы еще смеете просить меня о снисхождении, ханьские шпионы⁈ Десяти смертей недостаточно для вас, подлецов, но я, в великодушии своем, подарю вам всего одну — от доброй охотничьей стрелы! Вот вам мое милосердие, возрадуйтесь ему!

Жалобные крики пленных нищих не прекращались, и Елюй Нелугу сделал знак телохранителям — ему предстояло проверить оставшиеся стрелы, и он не желал делать это под истошные вопли всяких ничтожеств. Охранники взялись за плетки, и мольбы нищих сменились криками боли, вскоре утихшими. Принц Чу, удовлетворенно улыбнувшись, вернулся к колчану. Вдруг, осмотр стрел был прерван снова — на этот раз, спокойным и уверенным голосом одного из пленников.

— Ты совершаешь ошибку, чуский злодей, — громко и бестрепетно промолвил ничем не примечательный нищий. — Среди несчастных, плененных твоими прихвостнями, к Клану Нищих принадлежу один лишь я, Цзоу Чжаолун. Казнив нас всех, ты убьешь великое множество своих соотечественников. Они, хоть и кидани, но люди мирные, и не виноваты ни в чем. Судьба уже обошлась с ними жестоко, заставив встать на путь бездомного бродяги. К чему творить бессмысленные злодейства, убивая невиновных? — Елюй Нелугу, удивленно обернувшись к нему, громко рассмеялся.

— Ты, верно, хочешь, чтобы я отпустил всех этих грязных бродяжек, ханьский подлец, — глумливо скалясь, ответил принц. — Неужто ты думаешь, что я настолько глуп? Я не стану тратить свое время, выясняя, кто здесь — шпион Цяо Фэна, а кто — просто бесполезный мусор. Я очищу Ляо от всех вас, — безразлично отвернувшись от нищего, он обратился к телохранителям:

— Выпускайте троих. Вот этого болтуна — первым.

Охранники разрезали веревки, стягивающие руки и ноги нищих. Двое из отпущенных сорвались с места вспугнутыми зайцами, бросившись прочь. Только Цзоу Чжаолун остался на месте, без страха глядя в глаза Елюй Нелугу. Тот криво усмехнулся, и вскинул лук. Трижды пропела тетива, и три фигуры в лохмотьях повалились навзничь. Первым рухнул нищий-ханец, так и не опустивший взгляда. Следом, упали те бродяги, что пытались сбежать — оперенные вестницы смерти, посланные недрогнувшей рукой чуского принца, безошибочно нашли их спины, и оба несчастных покатились по земле, ломая своими телами колышущийся степной ковыль.

Глава 52

Южный дракон и серебряная змея строят планы, каждый — свои

Проходя по огромному войсковому лагерю, в который превратилась деревня Шицзяхэ и прилегающая к ней горная долина, Инь Шэчи ясно видел признаки надвигающейся войны. Она звучала в нервозных разговорах часовых, как мрачных, так и нарочито веселых, скрежетала во вращении точильных камней, стремящихся прибавить лезвиям побольше столь нужной остроты, колыхала воздух тревожным ржанием коней и отрывистыми командами военачальников. Война ощущалась вокруг, словно спертый воздух близкой грозы, словно звук лавины, сходящей с горного склона, и остановить ее было так же невозможно. Оставалось лишь без страха встретить ее, либо же бежать без оглядки.

Далиский отряд немного запоздал из-за остановки на похороны и траур, но Шэчи не мог оставить свою старшую и ее храбрых подчиненных без хотя бы одной ночи положенных бдений. Он не очень-то верил в духов — особенно, после своего несчастного случая в горах Лэйгу, — но считал, что оставлять мертвых совсем без положенных знаков уважения совершенно не годится, ведь они, эти знаки, прежде всего нужны живым. Ван Юйянь, вернувшая толику былого спокойствия, и бестрепетно следующая за Дуань Юем, была живым подтверждением этому мнению.

Инь Шэчи с сопровождающими отыскали шатер военачальника без труда — он возвышался над прочими палатками, словно великан над детьми. Внутри, обсуждение военных планов шло уже какое-то время: над знакомой Шэчи картой перевала Яньмыньгуань, сработанной из глины и песка, склонились множество его знакомых.