— Сделают. Успокойся. — Марк, вздохнув, вылил остатки вина в его стаканчик, — а сейчас пьем, брат.

Тема прикусил губу, глядя в стол. В зеленых глазах на мгновение эхо вины, прежде чем взгляд стал снова прежним, фирменным Тёмовским. Русский русый борзый, прищелкнув языком в своей манере и подмигнув мне, залпом опрокинул бокал, выдохнул, и заинтересованно спросил:

— А потанцевать тут можно?

— Я не думаю, что Егор будет возражать, — гоготнул Марк, вынимая свой телефон и открывая плейлист.

— Какой Егор? — озадачился Тёма.

— Любой. — Усмехнулся Мар, целуя в висок рассмеявшуюся меня.

Глава 6

Для меня не стало полной неожиданностью то, что Марк напросился со мной к Наде.

Утром, когда я чистила зубы, собираясь на съемку, а Марк, собираясь на работу, где он офисный планктон, стоя позади меня и застегивал манжеты, фыркнул, глядя в мое отражение:

— У меня с детьми много общего. Возьми меня с собой, бабуль.

Вот как такому отказать?

Было даже интересно, как он себя поведет. Потому, разумеется, дала добро.

Марк смотавшись по делам и экстренно их прорешав (экстренно, ибо обычно раньше пяти его можно было не ждать) и не став спрашивать, почему именно мы поедем на моей машине, когда припарковавшись у дома, увидел ожидающую его меня на капоте своей четырки. Переодеваться он не планировал, немного удивился, когда я настояла. Он просто не знал Надю, и будет лучше, если не узнает ее с этой стороны. Потому четырка, кэжуал в одежде и не сверхдорогие игрушки для Гришки. В детском магазине в бархатно-карих глазах впервые мелькнуло растерянное изумление, когда я твердо отказала ему в покупке какого-то детского робота, по цене как настоящего, и вновь повторила отказ, когда он вслух обозначил, что оплатит сам.

После ТЦ направляя машину в сторону центра, без эмоций пояснила:

— У Нади двое детей. Старшему, Вове, четырнадцать, он живет с отцом и мачехой, иногда к Наде приезжает. Младшему, Грише, три. Об его отце я ничего не знаю.

— Необычно. — Так же ровно отозвался он, в сотый раз пытаясь настроить сидение, но вообще никак не выказывая недовольство ездой в бюджетной машине, где господину Гросу с его размерами конечностей и любовью к комфорту, было, мягко говоря, непривычно.

Да, Марк прав, это необычно. Необычнее только то, что безработная Надя узнала о своей беременности на третьем месяце, оповестив нас с мамой, что она не скажет от кого она беременна, аборт она делать не будет, найти работу она не может уже года два, а беременной ее уж точно никуда не возьмут, а если и возьмут, то не дай боже что-то с ребенком случится, она так рисковать с беременностью не хочет.

Разумеется, ее в этом поддержала сердобольная мама, к которой Надя переехала сразу после развода с отцом Володи (с тех прошло почти десять лет) и жила с ней в свои тридцать шесть. Мама, с ее запредельной гипертонией, стала искать подработку, ведь Надя беременна и «Совушка, ну, действительно, подумай сама, кто Наденьку беременную возьмет? И когда ребеночек родится, тоже тяжело будет с маленьким работу найти, а деток сейчас иметь это недешевое удовольствие. Ничего страшного, ты не беспокойся, у Раисы, нашей воспитательницы из детского садика, помнишь ее?.. У нее муж на ферме трудится, попрошу через нее устроиться, там всегда работы полно, мне не откажут». Слушая это по телефону, я мрачно кивала Ульке, шепотом яростно матерящейся и бессильно закатившей глаза, когда я говорила маме, что поселю Надю в своей квартире. Которую приобрела во время работы в эскорте в ипотеку (для мамы и Нади — во время работы в модельном агентстве), Рэм эту ипотеку благородно закрыл перед нашей свадьбой, и я отдала квартиру под съем. До этого момента всячески игнорируя Надины вдохи, что, мол, она в провинции делит с мамой сорок квадратов, когда у меня своя пустующая квартира в Питере. До момента ее беременности я эти вдохи игнорировала, осторожно склоняя маму к мысли переехать в Питер, в эту мою квартиру и оставить Наденьке отчую хатку в провинции. Почти уговорила, если бы Надя не забеременела. И не начала жить в моей квартире при моей финансовой поддержке, а когда мамы не стало, я устроила Надю на работу, обозначив, что я развожусь и больше не смогу ее финансово поддерживать. Надя переживала мой развод тяжело. Не исключаю, что тяжелее, чем я, ибо Рэм, даже несмотря на то, что фактически не скрывал своего к ней отношения, точно не был скупым. Особенно если его просила я, переживающая за переживающую маму.

Сворачивая на дорогу, ведущую к набережной, где был хороший жилой комплекс повышенного уровня комфортности, вспоминала, как однажды Надя, перебравшая лишнего на моем дне рождения, в момент, когда уехали уже все, а мы с Рэмом ожидали его водителя, прямо при Рэме подняла тему, что ничего постыдного она не видит в том, что богатые мужчины берут девушек на содержание, явно намекая на его обеспеченных друзей. Некоторые из них пришли в рест Некрашевича с любовницами в тот вечер. Рэм, прохладно улыбнувшись глядя на нее, рассказал, как один из его друзей, имеющий содержанку, попался на крупной взятке. Друга закрыли, а его супруга приехала к любовнице с охраной, выставила ту из квартиры едва не в исподнем, отняла все, что он ей дарил, и так оказалось, что у любовницы из-за ее неловкости в тот вечер было обезображено лицо, а когда девушка вышла из подъезда, проезжавший мимо патруль, увидевший окровавленную полуголую ее, остановился выяснить, что случилось. И по случайности обнаружил у нее при себе запрещенные вещества, повлекшие срок в семь лет. И если Надя думает, что быть шлюхой на содержании у богатого мужчины это очень хорошо, то она весьма заблуждается, потому что этот случай не единичный, а спектр обширности нехороших последствий весьма широк, просто в прессе такие случаи не освещаются. Я тогда едва не рассмеялась, а он сдержанно улыбнулся, придвинув меня к себе и на ухо шепотом напомнив, что от его содержания я отказывалась пять раз, хотя он обычно ничего не предлагает повторно и, коснувшись пальцами обручального кольца на моем пальце, открывая мне дверь в салон подъехавшего автомобиля, деланно удрученно заявил, что я просто не оставила бедному Рэму никакого выбора.

Мрачно ухмыльнувшись воспоминаниям миновала охрану на въезд в комплекс и направила машину на подземную парковку. Запоздало покосилась на задумчиво глядящего в мой профиль Марка. Ожидаемо не спросившего почему моя родная сестра живет в элитных апартаментах рядом с центром, когда я работаю фотографом, катаюсь на четырке и обитаю в студии далековато от центра. Не спросил, хотя вопрос легко читался в бархатных глазах, безошибочно понявших стоимость хат в доме еще на парковке, где его Ламба смотрелась бы как влитая среди автомобильных соседей в том ценовом диапазоне, а моя четырочка, вставшая между Феррари и Корветом, стала выглядеть особенно непрезентабельно.

— Какой ты охеренный, — улыбнулась я, припарковав машину и потянувшись к его усмехнувшимся губам. — По Наде: просто не обращай внимания, мы с сестрой разные люди.

Усмехнулся и вновь притянул к себе только отстраняющуюся меня.

Реакцию Нади, любопытство сменившееся неудовольствием, как только мы переступили порог, предугадать было несложно. Обнимая радостного Гришку, пытающегося задушить в объятиях меня и с интересом осматривающего разувающегося Марка, я, поймав взгляд сестры, предупреждающе подняла бровь.

Надя, сухо представившись Марку, повернулась ко мне и сообщила, что Володя с утра убежал на тренировку, приедет вечером, и она, вероятнее всего, тоже. Напомнила элементарные вещи о Гришке и была такова.

Интерьер моей трехкомнатной видовой квартиры был весьма схож с моей студией в Кировском, с той лишь разницей, что здесь на качество материалов отделки не скупились. Если это и не укрылось от Марка, то вопросов он снова не задал, занятый общительным и активным Гришкой, с интересом включаясь в его идеи экскурсии по квартире, сбору конструктора, показу своих рисунков и обширном рассказе о Кате, его будущей жене, с которой они дружат в детском садике.