И Ваня нырнул, когда-то давно. И вот теперь он стоит на сцене, а зал кричит его имя. Он был творцом, а теперь стал на путь вдохновителя.

Династия

Мужчина из целой династии алкоголиков. Максим. Отец его — беспробудный алкаш. Дед умер от алкоголя. Другой дед, который Саша — покончил с собой, пьяный выстрелив себе в голову из нагана, случайно завалявшегося в гараже.

Признаться честно, Максим сам иногда поглядывал в сторону этого оружия хулиганов времен прошлого тысячелетия, как-то с самого начала он начал догадываться, что ничего не выйдет. Как то все едут на огромном автобусе в жизнь, а он заблудился и все не может найти остановку. Что-то хочет от жизни, но для себя будто и нельзя. Кажется, что невозможно жить для себя, только для реанимации окружающего мира. Да и на что еще способен мальчик из такого рода? Рано или поздно он сорвется, все вокруг знают. Яблоко от яблони, как говорится.

Максим долго учился, но вышло устроиться только дохлым менеджером в магазин люстр. Каждый день Максим стоял под люстрами, будто на сцене театра под светом софитов. «Извините пожалуйста» — это Максима зовут на бис! Белоснежная рубашка, белоснежно вымытый пол, лишь помрачненная репутация менеджера, что витает в облаках, мешает ему жить в удовольствие. Мечты хорошо, но живи чтобы работать — и работай чтобы жить, скажет ему тётка Людка. Его тётка, она же хозяйка магазина.

Спустя две тысячи таких дней он опять в гараже, у нагана. Уже не Максим, а Максим Иваныч, из династии тех самых Иванычей, что обносили холодильники с домов за закусем к беленькой. С синим у него не вышло, плохой наследник получился. А по трезвой сложно смотреть на весь этот мрак. Мир, сотканный из глупости, несправедливости и лжи.

Наган щелкает в руке.

Люди в этом мире делятся на два типа, думал он. Первый тип — те, кто строят будущее, и получают за это общее признание и много денег, и те, кто поддерживают прошлое, получая за это максимум поддержку и возможность прожить сегодня. В лучшем случае — надежду на завтра. Но, как оказалось, всё наоборот.

В какой-то момент у Максима со свистом щелкнут шпингалеты в голове, и он начнет делать только то, что хочет сам и для себя, но это будет сильно позже, лет в 30–40. А как добраться то до этих цифр? Становление «культурно правильной единицей общества» — дело сложное, и зачастую хитрое. Особенно с первичными данными, схожими разве что с бродячей собакой.

Но вдруг лицо его растягивается в улыбке. Маленький мальчик Максимка разжимает руку, роняет пистолет на бетонный пол, а потом как футбольный мячик пинает его в угол гаража. Он еще и жизнь жить не начал. Маленький мальчик Максимка все еще не узнал, откуда облака на небе, и как добраться пешком до солнца.

Он задаётся тысячей вопросов, смотря на мир огромными, блестящими глазами. Задаётся так же, как и другие миллионы детей, застрявших в плену обвисшей кожи и старых тел.

Люди-зайчики

Люди строят огромных, тысячетонных каменных монстров, которые сами их и поглощают, веянием тоски и воспоминанием о родном доме. Таким плохим, таким кричащей о ругани матери с отцом, но таким родным. Каменные стены, пропитанные горьким детским плачем и сладкими стонами.

Люди ищут то, чего нет в них самих, и требуют этого от человека рядом. Те, кто считают себя непривлекательными — выбирают красивых людей, те, кто бесталантливы — ищут работяг, и так далее.

Чтобы в детях увидеть все, чего не было в них. Такие вот мы — наш эгоизм и зависть заставляют крутиться земной шар, заселяя его всё более бестолковыми детьми.

Каждый из нас проездом в этой жизни. По станциям от небытия, до небытия. Реальность — все то осязаемое, что у нас остаётся. От грязи на подошве, до света лампочки на щеках, проще говоря — чувства. Сезон за сезоном мы приходим к одному единственному — разговору с молчанием, наедине, или с кем-то.

На протяжении жизни нас окружают такие же туристы, как и мы, ничего не понимающие. Люди растерянными глазами смотрят на случайно доставшуюся им жизнь. Люди пытаются ухватиться за любую ниточку, которая потенциально может привести их к успеху, и все это для того, чтобы перед смертью тебя, как и при рождении, назвали "зайчик".

Когда умирал близкий мне человек, ему тоже говорили "зайчик". "Потерпи, зайчик, все будет хорошо". А зайчик лежит, беленький весь. Красивый, как младенец. Оттого и зайчик.

Наша Катя

Катькой звали её. Нормальная, простая девочка была. Покинула родные пенаты и переехала к нам, в город. Катя, к слову, весьма быстро забыла вкус замороженной клубники и переметнулась на мороженое с солёной карамелью и тыквенным топпингом. Утром училась в университете, а по вечерам долго смотрела в окно, надеясь вдалеке, как раньше, разглядеть свой дом. Кажется, что он должен быть за мостом, полем, рекой. На холме улица из деревянных домиков, и на ней — её дом. Красивый такой, родной. Там она знала каждый уголочек, каждую соринку и травинку.

Только ей родной дом казался красивым, остальные же относились так себе. Деревянный старый дом, из шпал и пакли, с хлипкой крышей, вкруг обитый досками и небрежно покрытый уже потрескавшейся от времени краской — чему там нравиться?

Но там так пахло цветами…

Сколько Катя не сверлила бы горизонт взглядом, но вдали не было ничего похожего. Дорога только, за ней ещё немного каменных мешков, торговый центр, куча людей с пакетами, да шум машин.

Я часто задерживался у дома Кати. Вспоминал, как мы дружили раньше. Близко и крепко.

А сейчас смотрю снизу на её окно, что на третьем этаже. Аккуратно, издалека, с подъездной лавочки соседнего дома. В институте она вся такая серъезная, а тут … Мечтательная. Загородилась своим мороженым и смотрит вдаль с лёгким флером улыбки.

Я нигде не увижу её такой, кроме как в этом окне. С подругами всегда смеётся, с преподавателями — серьезная, со мной — молчаливая и отстраненная. И только тут она — мечтательная. Такая настоящая. Такакя, какой они и запуталась в моих мыслях без каких либо шансов на спасение.

Я не рискну к ней приблизиться. Я не рискну нарушить её прекрасный покой. Пусть она и дальше пребывает в счастливом ожидании чуда.

А я так и продолжу мечтать о том, что когда-то всё-же смогу дотянуться до моей самой яркой звезды, что живёт на третьем этаже, в доме номер 8.

Дом

Там, где все интересно. Место, расположенное на краю бытности, на рубиконе детства, за чертой страха — это и есть наш дом. Место, подвластное лишь нашим мыслям. Там, где не нужна вера, чтобы быть защищенным и счастливым. Я вижу это так: посреди бурного океана стоит оплот — вечно стойкий маяк. При всем внешнем буйстве маяк спокоен, как ветер. Вокруг — буквально пару домиков для хозяйственных нужд, и всё! Более никого, лишь ты один и вечное спокойствие. Место, где нет ничего, ни законов, ни технологий, ни культуры. Есть только ты — создатель. Единый, один для всего мира, крохотного, но такого важного.

Лишь при такой же стойкости, как у маяка ты сможешь со временем создать там, на этом островке, свой собственный мир, свою культуру и свою веру.

Твой маяк излучает свет. Свет, который горит не для всех кораблей, а лишь для одного, который пришвартуется к тебе на всю твою оставшуюся жизнь. Каждый день ты смотришь вдаль, в надежде, что скоро увидишь прекрасный корабль, сделанный из хрусталя, или черного камня… Из чего-то необычного! Из самого дорогого тебе материала. Но ты пока не знаешь оюб этом, а просто стоишь на самой верхушке, смотришь на длань горизонта и ждёшь чуда.