— Парус на бизань-мачте… разобрать!!! — послышалось громогласное.

На задней мачте парус исчез.

— Здорово он экипаж натренировал! — вынужден был признать я.

— Парус на грот мачте… разобрать!!!

Скорость нашей шебеки упала больше, чем наполовину. Теперь она словно подкрадывалась к земле.

— Пять метров под килем! — звонко выкрикнул матрос, перевесившийся за борт.

— Пять метров под килем! — громко повторил вахтенный офицер.

— Он, что, на глаз глубину определяет? — ахнул я.

— Ну, ты дремучий! — покачала головой Катерина, — У него специальный грузик на верёвке. А на верёвке, через каждый метр навязаны узлы. Некоторые цветные, чтобы лучше ориентироваться. И метки между узлами. Для большей точности.

— Четыре с половиной метра!

— Четыре с половиной метра! — повторил вахтенный.

— Он же с борта меряет! — не поверил я, — Откуда ему знать, сколько под килем?

— Эх ты, темнота! Когда шебеку делали, заранее рассчитали и измерили расстояние от борта до киля. И метки на верёвке сделаны соответственно. Выкинув все промежуточные вычисления.

— Три метра под килем!

— Три метра под килем!

— Но, подожди… Ему же приходится каждый раз поднимать грузик и ронять на дно? Но тогда… тогда грузик висит не строго отвесно! Он постоянно оттягивается чуть назад! И потом… ты же сама говорила, что недавно борта меняли. Кто может поручиться, что теперь борта точно такие же, как при первоначальной постройке⁈

— Два с половиной метра!

— Парус на фок-мачте… разобрать!!! — грянул капитан, не дожидаясь повторения доклада от вахтенного.

Теперь шебека двигалась вперёд исключительно по инерции.

— Два с половиной метра под килем! — запоздало доложил вахтенный.

Капитан поморщился, но промолчал.

— Чушь и чепуха! — решительно возразила Катерина на мой предыдущий вопрос, — Чем ниже скорость, тем более отвесно положение грузика. А чем более опасно, тем больше корабль снижает скорость. То есть, измерения становятся всё точнее, чем опаснее. А по поводу высоты бортов… Можешь поверить, известна и высота от киля до палубы! Наращивая борта — любой высоты! — нужно только примотать к нашему грузику такой же длины верёвку. Всё! Наш измерительный прибор калиброван!

— Два метра под килем!

— Два метра под килем!

— Отдать якорь!!!

Шебека окончательно остановилась, совсем недалеко от берега.

— А не слишком близко? — заволновался я, — Не слишком опасно?

— Ну… — Катерина посмотрела на меня снисходительно, — Лучшими моряками считаются английские и голландские моряки. А у них даже пожелание есть такое, перед отправкой в далёкое плавание, мол, семь футов тебе под килем! То есть, семь футов — это такое расстояние между килем и землёй, когда беспокоиться не о чем. Так вот, семь футов, это и есть примерно два метра. Можешь не волноваться, Андреас. За тебя уже всё посчитали. В том числе те, кто вот так же волновался! Хи-хи!

— Я не боюсь! — нахмурился я, — Если ты про это. Тем более, плавать умею! Был у меня один хор-р-роший учитель!

— Да, я хороший учитель! — зажмурилась от удовольствия девушка, — Вот только ученики попадаются… балда за балдой! Просто, ужас, а не ученики! Ладно, чего насупился? Пошли-ка отсюда! Что-то капитан на нас неласково поглядывает. Очень может быть, что у него здесь намечена встреча, но она не предназначена для чужих глаз. Пошли на ночь устраиваться. Ты помнишь, где сегодня твоя койка? Да-да, на коврике, под дверью! Хи-хи!

* * *

Про коврик под дверью Катерина пошутила. Наверное, это у неё нервное: шутить в предчувствии опасности. Потому что ночевать на коврике мне не грозило. Во-первых, как оказалось, во всех каютах придуманы особые крюки для того, чтобы подвешивать ДВА гамака, один над другим, а не один, как я подумал вначале. И один гамак был у неё в каюте уже подвешен, а второй — аккуратно свёрнутый, лежал под первым. Почему два? Не спрашивайте! Откуда я знаю⁈ А во-вторых…

— Поступим следующим образом! — решилась девушка, — В мою каюту переселится Эльке! И мне помочь, в случае чего, и под моим присмотром дурёха будет. Не выскочит, не ляпнет какой глупости. Даже, если кто-то заметит нас в одной каюте, что он подумает? Правильно, что молодой господин возжелал горячего девичьего тела. На всю ночь. Что тут удивительного? А ты займёшь её каюту. Хоть выспишься в кровати, а не на коврике…

— Выспишься тут!.. — буркнул я, — Когда вокруг одни головорезы!

— Ну, ты же не надеешься, что ты один всех головорезов победишь? — спокойно спросила Катерина, — Значит, одна надежда, на Бога. Молись, и будет тебе по вере твоей.

— Может, всех и не одолею, — проворчал я, — Но кое-кому жизнь сильно сокращу!

— Дурачок ты, — вздохнула девушка, — Одно слово, балда! Иди, зови Эльке.

* * *

Мне не спалось. Тревога за Катерину сжимала сердце. Я ворочался с боку на бок, что, кстати, в подвесном гамаке, оказалось не очень удобным. Потом не выдержал и встал.

Спать я на всякий случай лёг в одежде, только сапоги снял. И даже та самая бригандина была на плечах. Я секунду подумал, и решился. Так и не надевая обуви, босиком, тихонько приоткрыл дверь и выскользнул из каюты.

Каюты офицеров устроены в кормовой части шебеки. Не знаю, как это описать. В кормовой части, через всю палубу, сделана вертикальная переборка, в которой проделан вход. За этим входом коридор, по обоим сторонам которого каюты капитана и офицеров. А потолок над этими каютами — он вроде бы, тоже как вторая, верхняя палуба, и выходит далеко за пределы кормы. Именно там, на верхней палубе, обычно стоит капитан и командует командой. Кстати, там же, на этой верхней палубе, высится бизань-мачта, что означает, что команда периодически начинает бегать по этой самой верхней палубе, которая потолок кают офицеров. Не знаю, поняли ли вы, но, описал, как сумел!

Осторожно я прокрался к каюте с девушками, приложил ухо к двери и прислушался. Тишина… А, нет, вот кто-то беспечно всхрапнул! Значит, всё в порядке. И я бесшумно заскользил дальше по коридору.

Вот, что мне нравится, с недавних пор, в моряках, так это любовь к своему кораблю, а также основательность и дотошность. Все петельки смазаны, ничего не скрипит… Я приоткрыл дверь на палубу и осторожно выглянул.

Ночь, тишина, в призрачном свете луны и корабль кажется призрачным, плеск волн о борта шебеки… И голоса! Один голос я точно узнал, капитанский. Другой, похоже, слышал впервые. Голоса переговаривались очень тихо, особенно второй, незнакомый. Потребовалось время, чтобы я догадался: голос звучит не на корабле, а снаружи, скорее всего, из подплывшей лодки. Язык незнакомый, но я быстро коснулся перстнем ушей и теперь мог понимать смысл разговора. Ах, жаль! Разговор уже заканчивался, да, кроме того, второй голос звучал совсем неразборчиво, только отдельные слова.

— Ты гарантируешь, Гаспар, что Лионель с братом готовы принять участие⁈ — взволнованно спросил капитан.

— Бу-бу-бу… поклялись… бу-бу-бу — невнятно ответил голос из-за борта.

— Ах, раздери меня морские черти! Это было бы славное и выгодное дельце! А моряков ты набрал только тридцать восемь… Жаль! Ну, может мне удастся наскрести ещё чуток по портовым кабакам Франции? Я намерен посетить Ниццу, Кан, Сан-Рафаэль, Тулон, Ла-Сен и Марсель…

— Бу-бу-бу… пассажиров… бу-бу-бу?.. — заинтересовался голос.

— Не твоё дело, Гаспар! — резко ответил капитан, но тут же смягчился, — Да, я везу пассажиров… прямо в пасть морским дьяволам, хе-хе-хе! Они говорят, что их кто-то встретит на берегу с деньгами… Проверим! В любом случае, они на берег не сойдут. А то, вдруг, акулы голодными останутся, хе-хе-хе! Но, повторяю, это не твоё дело. Твоё дело набрать абордажную команду! И ты пока справляешься плохо!

— Бу-бу-бу… трудно… бу-бу-бу… — возмущённо пробубнили из лодки.

— Сам знаю! — огрызнулся капитан Доминго, — А ты переманивай, переманивай! Обещай больше! Обещания — они ничего не стоят, хе-хе-хе!..