Устремив на меня весь взгляд своих напряженных черных глаз, он бормочет:
— Так сладко.
Боже правый.
Мои вздохи такие быстрые, что кажется, будто я пробежала марафон, и каждая мышца в моем теле болит от того, насколько они напряжены.
По мере того, как Виктор продолжает смотреть на меня, выражение его лица становится все мрачнее.
Когда мне кажется, что мое сердце вот-вот вырвется из груди, я хнычу:
— Пожалуйста, отпусти меня.
К моему удивлению, он усмехается, искорка веселья снимает зверское напряжение с его чрезмерно привлекательных черт.
— Куда же ты пойдешь, маленькая Роза? У тебя ничего нет.
— М-моя семья... — Сильная боль сжимает мое сердце. — ... была богата.
— Ключевое слово – была. Все, что было у твоего деда, принадлежит Николасу Статулис. — Он делает угрожающий шаг ближе, заставляя мои руки сжаться в кулаки по бокам. — Все, кроме тебя.
Он продолжает придвигаться ближе, пока я не вынуждена откинуть голову назад, чтобы сохранить зрительный контакт с ним. Это длится всего пару секунд, прежде чем я опускаю взгляд на его грудь.
Вся моя жизнь была вырвана из-под моих ног.
Все мои мечты о путешествиях по миру никогда не сбудутся.
Невыносимая безнадежность затемняет все внутри меня, заставляя отчаяние проникать глубоко в мои кости.
— Кроме тебя. — Слова Виктора заставляют меня посмотреть ему в глаза. — Я оказал тебе услугу, забрав тебя, маленькая Роза. Николас убил бы тебя.
Я тяжело сглатываю, заставляя себя поднять подбородок выше.
— Не жди, что я буду тебя благодарить.
Он снова усмехается, ухмылка не делает его менее безжалостным.
Из коридора доносится шаркающий звук, отвлекающий внимание Виктора от меня.
Я бросаю взгляд на открытое окно, когда Виктор поворачивается ко мне спиной, и когда в дверях появляется еще один мужчина, я без колебаний бегу.
Мои руки хватаются за подоконник, и я перекидываю свое тело через него. Как только я отпускаю руки, пальцы смыкаются вокруг моего правого запястья. Меня втаскивают обратно в комнату с такой силой, что подоконник царапает мой живот и ноги.
Меня швыряют на пол, и мое тело соскальзывает от движения. Прежде чем я успеваю подняться, Виктор хватает меня за плечи, и я опрокидываюсь на спину.
Через секунду я оказываюсь в знакомой позе с телом Виктора, прижатым ко мне, и его пальцами на моем горле. К счастью, на этот раз к моей голове не приставлен пистолет.
Дыхание Виктора ровное, в то время как я задыхаюсь от неудачной попытки сбежать. Его глаза прикованы к моим, когда он наклоняется ближе.
Паника скручивается в моем животе, и мои руки хватают его за запястье, когда он слишком некомфортно близок.
Слова вырываются из него, как грозовые тучи в ненастную ночь.
— Ты хочешь умереть, маленькая Роза?
Да.
Нет.
Я не хочу ничего из этого.
Я хочу вернуть свою семью и прежнюю жизнь.
Виктор подносит свою левую руку к моему лицу и проводит костяшками пальцев по моей щеке.
— Еще раз попробуешь что-нибудь подобное, и я прикую тебя наручниками к этой чертовой кровати.
Чувствуя себя потерянной и разочарованной, я отворачиваю голову и смотрю на ножки стула.
Виктор рывком поднимает меня на ноги, затем бормочет:
— Распаковывай вещи и чувствуй себя как дома. Твое пребывание здесь может быть приятным или адским. Выбор за тобой.
Виктор смотрит на другого мужчину.
— Пока это все, Саша. Иди отдохни перед возвращением в Россию.
Когда я не двигаюсь, глаза Виктора устремляются на меня.
— Я сказал, распаковывай вещи!
Я бросаюсь к изножью кровати, где были оставлены сумки, и, изо всех сил стараясь подавить рыдание, открываю багаж. Я с удивлением смотрю на свои вещи и одежду.
Я чувствую, как горят глаза Виктора на мне, когда другой мужчина выходит из спальни. Когда я достаю пару спортивных штанов из сумки, и останавливаюсь, чтобы быстро натянуть их на ноги. Найдя рубашку большого размера, я снимаю ту, что дал мне Виктор, и натягиваю свою через голову.
Я бросаю рубашку Виктора на пол и, не в силах выносить его присутствия, бросаю взгляд на закрытую дверь.
— Это ванная?
— Да.
— Могу я ей воспользоваться?
— Конечно.
Я бросаюсь вперед, и когда поспешно вхожу внутрь и успеваю закрыть дверь между мной и Виктором, меня сотрясает рыдание.
Прижимаясь лбом к двери, я задыхаюсь от ужаса моей новой реальности.
За считанные часы я превратилась из счастливого подростка в будущую шлюху главы Братвы.
Опускаясь на плитки, крики сотрясают мое тело.
Я оплакиваю потерю своих дедушки и дяди.
Я оплакиваю потерю невинности, которую у меня отнимут, когда мне исполнится восемнадцать.
А это будет на следующей неделе.
У меня всего пять дней.
Обхватив себя за талию, я словно разрываюсь на миллион кусочков.
Глава 4
ВИКТОР
Пока Розали плачет в ванной, я сажусь на кровать и просматриваю документы, которые принес Саша.
Первое, что я замечаю, это то, что день рождения Розали намного раньше, чем я думал.
Она ни за что не будет готова отправиться в самостоятельное плавание к следующей неделе. Ей понадобятся недели, если не месяцы, чтобы справиться со своим горем.
Я вздыхаю, потому что это только половина правды.
Блять, у меня проснулась совесть, когда речь зашла о девушке.
Я качаю головой и пытаюсь сосредоточить свое внимание на документах.
Я оставлю ее у себя, пока ей не исполнится двадцать один.
Три года.
На моем лбу появляется морщинка, когда я поднимаю голову, чтобы посмотреть на закрытую дверь ванной. В этот момент звук криков Розали меняется, пока не становится похожим на то, что она с трудом дышит.
— Господи, — бормочу я, роняя документы и поднимаясь на ноги. Дверь открывается только наполовину, прежде чем во что-то врезается.
Я захожу внутрь и вижу Розали, лежащую на полу, ее слезы образовали лужу на плитке. Красные пятна покрывают ее лицо и шею, из-за разбитого выражения ее глаза выглядят избитыми и более уязвимыми, чем может выдержать мое сердце.
Присев, я беру ее за плечи и тяну в сидячее положение, прежде чем просунуть руки под ее колени и спину. Прижимая ее к груди, я выпрямляюсь во весь рост и несу ее обратно на кровать.
Я должен уложить ее и дать ей успокоительное, но вместо этого я сажусь на одеяло. Я обхватываю ее вздрагивающее тело и крепко прижимаю к себе.
— Все будет хорошо, — пытаюсь я успокоить ее.
Она качает головой, потерянные рыдания срываются с ее губ.
— Н-ничто никогда больше не б-будет хорошо. — Ее тело обмякло, как будто из него высосали всю энергию. — Ты будешь держать меня в-в плену. Мне исполнится восемнадцать, и ты будешь насиловать меня, пока я тебе н-не н-надоем. Тогда ты, надеюсь, у-у-убьешь меня.
Услышав ее слова, я сжимаю челюсти, и гнев просачивается в мое сердце.
Она снова рыдает.
— Или ты п-передашь меня с-своим м-м-мужчинам.
Поднимая правую руку к ее челюсти, я беру ее за подбородок, чтобы она посмотрела на меня. Когда наши взгляды встречаются, и я вижу неприкрытый страх, дрожащий в ее мягких карих радужках, то заставляю себя расслабиться, чтобы не выглядеть гребаным мрачным жнецом.
— Ничего из этого никогда не случится.
Ее глаза ищут мои.
— Я не могу п-поверить ни одному твоему с-слову.
Я сажаю ее на кровать и поднимаюсь на ноги. Подойдя к окну, я закрываю его.
— Я держу тебя только потому, что тебе некуда идти.
— Я могу поехать в Нью-Йорк, — пытается возразить она.
Я качаю головой.
— Это не подлежит обсуждению. Ты останешься здесь. — Оборачиваясь, мой взгляд останавливается на расстроенной девушке. — Пока тебе не исполнится двадцать один, тогда я отпущу тебя.