— А дворец, где живут члены царской семьи?

— Дом есть дом, — ответил Аполлонид. — Я не посягаю на частную собственность.

— И это все?

— Нет. Ответ должен быть дан немедленно, до того как из Леонтин вернутся войска.

— Хорошо, — сказал Архимед. — Я понял так, что ты согласен прекратить осаду Острова и согласен представить народному собранию для выборов в стратеги кандидатуры членов совета опекунов, то есть Андронадора, Фемиста, Полиена и Колона. Взамен Андронадор отказывается от каких-либо привилегий, передает городу Остров и царскую казну.

— Все верно, — кивнул Аполлонид и стукнул себя могучим кулаком по колену.

— Надо арестовать Архимеда, — снова сказал Мискел. — Было бы глупо упускать такую возможность.

— Помолчи, — раздраженно обернулся Аполлонид. — К чему штурмовать крепость, которая готова сдаться? А в совете у нас все равно будет большинство.

_____

Ночь подходила к концу. Могучая башня, запиравшая въезд с дамбы на Остров, четко рисовалась на фоне светлеющего неба. Гераклид не сомневался, что из ее темных бойниц на повозку смотрят десятки воинов со взведенными стрелометами. Он поднялся и выкрикнул волшебные слова, перед которыми в Сиракузах открывались все заслоны:

— Пропустите Архимеда, главного строителя машин!

Мощный щит со скрежетом пополз вверх, открывая проход. Гераклид дернул повод, и повозка въехала в ворота, за которыми маячили воины с факелами в руках.

Андронадор оказался во дворце. Он с сумрачным видом ходил по расписанной сценами охоты комнате третьего этажа. Из ее окон был виден край Малой гавани, смутно белевший массив хлебных складов и бесчисленные костры мятежников на берегу. Андронадор радостно встретил пришедших:

— Счастье, что вам удалось пробиться ко мне! Я не смог предупредить, слишком поздно пришли известия из Леонтин. Как же вы проникли на дамбу?

— Аполлонид пропустил меня как парламентера, — ответил Архимед.

Андронадор тронул пальцами уголки рта, поправляя висячие усы:

— Чего же он хочет?

Архимед рассказал об условиях мира.

— Зачем мне это? — пожал плечами Андронадор. — Через два дня Гиппократ с войсками будет здесь, и мятежникам конец. А если удастся уломать Филодема, то я слажу с ними еще раньше. Народ за меня, во мне видят защитника города от римлян. Аполлонид долго не продержится.

— Я боюсь другого, — сказал Архимед. — Если ты начнешь побеждать, Аполлонид призовет Марцелла.

— Он не пойдет на такое!

— Отчего же? Он предпочтет получить хотя бы видимость власти, чем потерять все.

— Аполлонид вообще сторонник Рима, — вставил Гераклид.

— Знаю, — сказал Андронадор. — Пожалуй, я действительно недооценил своего врага. Или переоценил?

Тусклый синий свет рождавшегося утра проникал в окна, смешиваясь с желтым пламенем светильников. Было то зябкое предрассветное время, когда явь смешивается с отгоняемым сном и человека обступают странные желания и мысли. Андронадор молчал, то ли обдумывая обстановку, то ли устав от бессонной ночи.

Неожиданно в комнату вошла сухощавая молодящаяся женщина с острым, как у Гиерона, подбородком и воспаленными глазами. Ее лицо выражало решимость. Нарушая приличия, не взглянув на посторонних мужчин, она быстрыми шагами подошла к Андронадору и встала перед ним на колени. Гераклид понял, что видит Дамарату, мать Гармонии. Вероятно, она была поблизости и слышала весь разговор.

— Не соглашайся, — умоляла она, протягивая к мужу руки. — Вспомни слова Диониссия: «От власти отказываются не сидя на коне, а только когда тебя поволокут за ноги!» Не соглашайся! Они заманят тебя в ловушку и убьют, как Гиеронима!

— Ну, Дамарата, — Андронадор поднял ее с коленей, — не так-то просто меня провести. Придет время, ты еще станешь царицей. Но сейчас придется тебе побыть супругой стратега. Что ж, Архимед, я согласен. Но требуются гарантии безопасности для меня и моих людей.

— Я думал об этом, — ответил Архимед. — Надеюсь, что заботу о соблюдении перемирия возьмет на себя Филодем.

_____

Днем осада была снята, и Остров заняли воины гарнизона. На следующий день народное собрание избрало двадцать стратегов, единодушно поддержав и бывших членов старого совета во главе с Андронадором, и Аполлонида с его сторонниками. Диномена и еще пятерых участников заговора, не успевших приехать из Леонтин, избрали заочно.

Архимед в этот день не пришел на площадь, чтобы доказать свою беспристрастность.

В начале лета к Архимеду в сопровождении Магона зашел попрощаться Белл-Шарру-Уцар. После смерти Гиерона астролог начал думать об отъезде из Сиракуз и послал в несколько мест письма, предлагая свои услуги. И вот он получил долгожданное приглашение от царя Аттала в Пергам. Особенно это было кстати теперь, когда после убийства Гиеронима он вообще остался без покровителей.

Архимед принял гостей в парадной части сада в беседке напротив павильона.

— Знаете ли вы, благодаря кому я получил приглашение в Пергам? — говорил Бел-Шарру-Уцар, разглаживая свою лопатообразную бороду. — Я написал Зоиппу, и он помог мне, связавшись с влиятельными людьми из окружения Аттала.

— Послушай, знаток звезд, — сказал Архимед, — а не сможешь ли ты выполнить небольшое поручение?

— Все, что в моих силах, — важно ответил вавилонянин.

— Так вот, в Пергаме живет Аполлоний, математик, который, как и я, занимается теорией больших чисел. Я приготовил для него любопытную задачу и хочу, чтобы ты ее ему передал.

— Ты говоришь о той, что изложена в стихах? — спросил Гераклид.

— Да, найди ее. У нас должна быть копия, так ты прямо надпиши: «Архимед желает Аполлонию радоваться» — и все прочее, что требуется, чтобы сразу отдать. А задача, сын Вавилона, состоит в том, чтобы исчислить число быков и коров четырех воображаемых стад. Причем количества животных каждого стада находятся в различных отношениях между собою.

— Попробую решить в пути, — сказал астролог. — Дорога будет долгой.

— Не трудись, — усмехнулся Архимед, — задача эта для человека неразрешима.

— Противоречива?

— Нет. Но число, которое должно получиться в ответе, так велико, что не хватит и десяти человеческих жизней, чтобы его посчитать!

— Зачем же ты сочинил такую задачу?

— Чтобы немного усмирить гордость тех, которые считают, что все постигли, — ответил Архимед.

— У учителя старые споры с Аполлонием по поводу действий с большими числами, — пояснил Гераклид.

— Клянусь тебе, Архимед, — торжественно проговорил Бел-Шарру-Уцар, — что передам письмо прямо в руки Аполлонию и никогда не выдам ему тайны твоей задачи.

Гераклид отправился в дом, чтобы приготовить письмо. Когда он вернулся, разговор шел уже о звездах. Астролог говорил об Архимедовой книге, написанной по поводу небесного глобуса.

— И в этой твоей замечательной книге, дорогой Архимед, представь себе, я заметил неправильность!

— Ты проверял расчеты? — изумился ученый.

— Я говорю не о числах. Ты написал, что Юпитер и Сатурн не меняют яркости. А между тем некоторые мудрецы указывают, что в противостояниях эти планеты становятся ярче, чем в положениях, более близких к Солнцу.

— Ведут себя подобно Марсу? — обрадовался Архимед.

— Да, — кивнул астролог. — Мой учитель говорил, что они делают это из уважения к лучезарному Шамашу. Но Марс-Нергал, властелин подземного мира, чуть ли не слепнет, подходя к нему, а гордый Юпитер-Мардук только слегка прикрывает веки. Старый воитель Сатурн-Нинурта дерзок и вообще не желал бы опускать головы перед Солнцем, но и его заставляет меркнуть всесильный Шамаш.

— Интересно, — сказал Архимед. — Но вот почему никто из астрономов не пишет об этом? Я-то сам мало наблюдал, но другие…

— Вы, греки, — ответил Бел-Шарру-Уцар, — хорошие геометры, но у вас не хватает терпения ночь за ночью наблюдать звезды. И поэтому боги не открывают вам всех своих тайн. Да и где вам наблюдать звезды? В ваших городах у воды небо всегда затуманено. А мой город словно создан для астрологов. Над его башнями в безлунные ночи небеса черны как уголь, и среди этой тьмы горят мириады мириад звезд. Половины их просто не видно в ваших краях. Только у нас можно разглядеть, что у звезды Иштар иногда отрастают рога, а Мардука в его шествии вдоль зодиака сопровождают четверо слуг.