— Яволь! Все будет сделано, рейхсфюрер. Еще указания?

— Да. Передайте Ольбрихту, что фюрер его понимает и прощает. Фюрер уверен, что Ольбрихта ввели в заблуждение евреи, пробравшиеся в Вермахт. И фюрер приказывает… нет, не так… Фюрер предлагает Ольбрихту немедленно приехать сюда, в «Шарите». Фюрер готов выслушать все предложения Ольбрихта. И гарантирует, что никаких репрессий против генерала и его людей не последует. Пусть Ольбрихт будет здесь через час.

— Яволь, — на этот раз Беккер отвечал уже не столь браво, — Но рейхсфюрер, вы же понимаете ситуацию… Что, если генерал Ольбрихт откажется?

— Ха! Если Ольбрихт откажется — передайте ему следующее. Во-первых, я найду семью Ольбрихта и семьи каждого из его соратников, и всех их перевешаю, включая детей. Во-вторых. У меня в Берлине тридцать тысяч отборных эсэсовцев — охрана фюрера, охрана штабов и гос.учреждений, резервисты, курсанты, мои личные элитные части. И еще несколько тысяч полицейских. Каждый из них готов умереть за фюрера, а фюрер готов их всех бросить в бой. Ольбрихт там, наверное, полагает, что мы тут растеряны и замешкались.

Так вот: мы не замешкались. Мы просто даем Ольбрихту шанс раскаяться, у фюрера доброе сердце, он умеет прощать. И если генерал своим шансом получить прощение фюрера не воспользуется — я брошу против него все мои верные ᛋᛋ. И Ваффен ᛋᛋ тоже с фронта сниму, если потребуется! Пусть Ольбрихт честно осознает свое положение, и всю его плачевность. И пусть приезжает.

А если испугается и не приедет — не успеет даже об этом даже пожалеть. Фюрер его просто уничтожит.

А, ну и да. Если я услышу по радио еще один пламенный призыв арестовать меня: лично придушу вашего Ольбрихта. Вот это все передайте генералу Ольбрихту, слово в слово.

— Так точно, рейхсфюрер!

Беккер на том конце радиоволны, похоже, щелкнул каблуками, хотя самого звука я не услышал, такое радиостанция не передавала. Но бравый голос Беккера свидетельствовал именно об этом.

Я честно не знал, стоило ли мне так давить на Ольбрихта. Мне, конечно, было стыдно, что я начал угрожать семьям мятежных офицеров. Да и вообще я отчасти блефовал. У меня в Берлине теперь и правда было тридцать тысяч эсэсовцев, вот только подчиняться они мне будут ровно до тех пор, пока не оклемается настоящий Гитлер. А он оклематься вполне может, настоящего фюрера так до сих пор и не нашли.

Так что я сильно рисковал. Но другого выхода в сложившейся ситуации не видел. Ольбрихта нужно продавить и напугать, а иначе он, понятное дело, не пойдет ни на какие переговоры с Гиммлером. И вот это еще одна важная проблема. Даже если Ольбрихт придет — как мне построить с ним разговор? Он явно не поверит Гиммлеру, ни единому его слову.

Я в тяжких раздумьях выбрался из кабины «Тигра».

Парень в камуфляже во все глаза пялился на Айзека, который вылез вместе со мной. Айзек был все еще в шляпе и при бороде, так что парень не сдержался и выдохнул, чуть ли не рыдая:

— Мой фюрер, это правда вы? Вы живы?

Айзек благородно склонил голову:

— Это я, фольксгеноссе. Твой фюрер. Я просто вынужден был замаскироваться, чтобы укрыться от врагов Рейха.

— Слава Господу!

Вот теперь у паренька по щекам заструились слезы.

Айзек похлопал парня по плечу, от чего камуфляжный зольдатен пришел в настоящий экстаз:

— Какое счастье, что вы живы, фюрер!

— Сама судьба ведет меня, в этом смысле я бессмертен, — чванливо и совершенно по-гитлеровски заметил Айзек.

— Думаю, вам стоит взять обершутце Кёллера в вашу личную охрану, мой фюрер, — вмешался я, — Этот германец заслужил подобное своей преданностью и верой в вас.

— Да-да, разумеется, — тут же согласился Айзек.

Кёллер, услышав об оказанной ему чести, просто потерял дар речи. Только вытянулся по идеальной стойке смирно, отчего стал похож на шпалу.

Кёллер, конечно, идиот, и годков ему явно максимум семнадцать, а то и меньше. Но охрану фюреру и правда сменить придется. Лейб-Штандарте Айзеком точно не проведешь, эти телохранители Гитлера на такое дерьмо не поведутся — они слишком хорошо знают настоящего Гитлера. Стало быть: все командиры Лейб-Штандарте пойдут под нож в полном составе.

Я обратился к Вольфу:

— Ну вот что, дружище. Пройдись по улице, — я махнул рукой в сторону широкой штрассе, заставленной техникой мятежных военных, — И найди мне здешних старших офицеров. Их — ко мне.

Ни арест, ни расстрел мне и моим «соратникам» по ᛋᛋ теперь уже точно не грозили. Вермахт и раньше не особо был готов выполнять приказы Ольбрихта, а теперь, когда я начал действовать, их решимость наверняка опустилась до нуля. По крайней мере, я глядел на лица военных и видел на них лишь одно желание: оказаться подальше отсюда, вернуться в «старый добрый» Рейх, где все ясно и понятно, и где за тебя думает фюрер. Люди вообще обожают цепляться за старое. А уж эти жертвы гитлеровской диктатуры — вообще как дети малые. И никакой Ольбрихт, что бы он там о себе не воображал, их в чувство не приведет. Гитлер за десять лет своего правления отбил инициативность у всех.

И я собирался использовать это по полной. Если немцы желают быть стадом баранов, то пусть будут. Вот только пасти их буду я, а не нацисты.

Я повернулся к моему адъютанту Гротманну:

— А вы найдите мне остарбайтера. Любого, но русского.

Гротманн удивился:

— Остарбайтера, рейхсфюрер? Русского?

— Вы слышали, что я сказал, Гротманн. Русского остарбайтера. В Берлине их полно, пока я ехал сегодня в рейхсканцлерию — я видел сотни на улицах. Так что не думаю, что это будет для вас проблемой.

— Так точно, рейхсфюрер.

— И еще мне нужна спецсвязь! Прямо здесь и сейчас.

Собственно, я и сам понятия не имел, чего именно я требую. Вообще мне нужно было срочно связаться не только с моими ᛋᛋ, но и со Сталиным, и с союзниками. Пока я тут развлекаюсь в компании Ольбрихтов — на фронте вообще-то продолжают гибнуть люди. А просто приказать всем немцам на всех фронтах капитулировать я, понятное дело, не могу. За такое меня, вероятно, пристрелят даже мои верные адъютанты, этот приказ выполнен не будет ни при каких условиях, сейчас все же май 1943, а не 1945.

Так что спецсвязь мне была нужна, вот только я вообще не шарил, какие в этой эпохе средства связи, и как мне выйти на контакт не то что со Сталиным или Черчилем, но даже с моими подчиненными.

Однако на этот раз меня поняли верно, Вольф тут же отреагировал:

— Я немедленно вызову сюда группенфюрера Закса. С автомобилем спецсвязи.

— Славно.

Понятия не имею, что такое автомобиль спец.связи, но именно он мне сейчас и нужен.

Танк Panzer VI Ausf. B Tiger II (Königstiger)

Мирные инициативы, Берлин, 1 мая 1943 10:07

Автомобиль спецсвязи мне подогнали через полчаса.

Эти полчаса прошли тревожно, я все поглядывал на небо, ожидая налетов Геринга на клинику, но налетов не было. Может, Геринг там покончил с собой от горя по случаю смерти фюрера? На это надежды было мало. Я послал верные мне части ᛋᛋ помочь военным и взять под контроль все Берлинские аэродромы, но вестей оттуда пока что не было. Как и вестей от самих мятежных военных. Даже Берлинское радио замолчало, вместе с уличными громкоговорителями. Но тут не нужно было обманываться: то было затишье перед штормом.

Я все мучительно раздумывал, зачем я вообще здесь торчу, и не следует ли мне покинуть «Шарите» и спрятаться в глубоком бункере. Свой бункер у Гиммлера имелся, назывался он «Hochwald» («Высокий лес») и представлял собой чудовищное сооружение из громадных бетонных блоков, тщательно укрытое в лесах Восточной Пруссии. Объект, естественно, был сверхсекретным, а в Берлин из него был протянут телефонный кабель — так что там я бы находился в полной безопасности, но при этом держал бы все под контролем. А в Берлине я тем временем просто живая мишень. Которую жаждут расстрелять и мятежные военные, и Геринг, да и Гитлер, если придет в себя, тоже вряд ли будет доволен тем, что я тут наворотил.