Какая же я дура! В какой-то момент позволила себе мечтать о выпускном, о танце с Ноксом и о том, что, возможно, он не так уж сильно меня ненавидит. Ярость в груди вспыхнула с новой силой.

— Не важно, как вы добиваетесь своего, — проговорила я сквозь сжатые зубы, глядя на парня снизу вверх. — Не важно, что делаете, чтобы достичь цели. Нельзя просто взять и убить кого-то. Смерть ничего не изменит.

Нокс отвел взгляд, а затем вновь посмотрел мне в глаза. На его лице что-то отразилось. Вина? Сожаление? Пожалуй, нет… Возможно, любопытство. Он будто что-то осознал. Похоже, ему и в голову не приходило, что мне может быть больно или плохо, что я могу разозлиться. Неужели он думает, что колдовать важнее всего на свете?

— Мы единственные, кто хочет ее свергнуть. Единственные, кто на это способен. Или мы, или никто. Мы сотворим маленькое зло на благо всей Страны Оз.

— Ты когда-нибудь говоришь своими словами, а не повторяешь заученные фразы? Можешь хоть раз сам принять решение?

Он отвел взгляд.

— Ты всегда задаешь так много вопросов?

— А ты вообще у кого-нибудь хоть что-нибудь спрашиваешь? Ты знаешь обо мне абсолютно все, что только можно знать, зато я о тебе — ничего. Совершенно.

Его наглость сразу куда-то улетучилась.

— Ты действительно хочешь узнать, кто я такой? — спросил он.

Мне стоило отказаться, стоило отступить. Но, даже ужасно злясь на этого парня, я все равно хотела вытащить его из раковины и узнать получше. Я кивнула.

— Меня зовут иначе.

— Что?

— Имя Нокс дала мне Момби. Я не помню своего настоящего имени. Зато помню родителей. Их лица и голоса. Помню день, когда их у меня забрали. Но мое имя исчезло вместе с ними, и в живых не осталось никого, кто мог бы его помнить.

— Нокс…

— Это случилось, когда Глинда и Дороти только начали бурить шахты везде и всюду. Добрая Волшебница тогда еще не привлекла к этой работе жевунов. Она использовала собственные силы, чтобы добывать магию. Пробила дыру в центре нашей деревушки и — бум! — попала в грунтовые воды. Все вокруг затопило. Мы вскарабкались на крышу. Там был старенький флюгер, такой ржавый, что даже уже не крутился, когда дул ветер. Помню, мама велела мне держаться за него во что бы то ни стало. И я держался. А мама — нет. Может, она не успела до него дотянуться и… Я тоже хотел разжать руки, но продолжал хвататься за флюгер. Когда вода сошла, оказалось, что из всей деревни в живых остался только я.

Я вздохнула.

— Тогда тебя и нашла Момби?

— Нет, нашла она меня позже, намного позже. Я бродил из города в город. Воровал еду, чтобы не умереть с голоду. Спал, где придется. Порой люди были добры ко мне, а порой — просто омерзительны. От них меня и спасла Момби. Я попал в ужасный город. Там был Лев.

Нокс опустил глаза и резко отвернулся. Он не хотел, чтобы его жалели.

— По поводу того, что я наговорил, когда мы танцевали… Прости, но мне пришлось. Нужно было добиться, чтобы ты разозлилась.

Меня внезапно осенило:

— Слова Герт насчет магии… Как ты можешь использовать ее, если не знаешь, какой ты, кто ты?

— Я знаю.

— Но ты сказал…

— Я боец. Член Революционного Ордена Злых.

Я подумала: а может, Момби не по доброте душевной его спасла? Может, таким образом она просто сотворила себе идеального солдата? Все, что осталось от настоящего Нокса, — смутные воспоминания о женщине, которая когда-то звалась его матерью, а этот Нокс боготворил лишь Орден. Отсюда исходила и вся его магия. Он был человеком, которого воспитали колдуньи. Чист, как сама магия, что текла в Источнике. Был самой магией. Не человек, а оружие, в которое, как он считает, может превратить и меня.

Я не могла понять, жалею его или ему завидую. Хотела бы я так же, как и он, знать свою маму недолго, но помнить о ней только хорошее? Пожалуй, я бы ответила «да». Но стала бы я собой, если бы моя жизнь была иной? Эми Гамм, кто она такая без своего прошлого?

Я бежала из дома прочь. Нокс же уверенно шагал к своему. Домом для него стало сражение. Возможно, для меня тоже.

— Магия — всего лишь энергия, которая постоянно хочет меняться, — напомнил Нокс, внезапно схватив меня за руку. — Так возьми свои чувства и преобразуй их в магию.

Я посмотрела на чародея. Мне очень хотелось, чтобы именно этот момент стал началом нашего сегодняшнего занятия, а не та жуткая сцена в зале. Но я отбросила мысль прочь и попыталась повторить то, что всегда делал он. Попыталась повторить за Гламорой, Момби и Герт. Одновременно быть собой и частью окружающего нас волшебства. Я почувствовала, как по телу, подобно теплой воде, течет энергия. Подумала о маме, о вопросе, заданном Герт: «Какая же ты?»

Я сконцентрировалась на заполняющей сердце печали — печали, всю жизнь преследующей меня, и пожелала, чтобы она стала чем-то другим. Изменилась. Я вновь вспомнила тот самый момент, когда мама, стоя на кухне трейлера, рассказывала, как я разрушила ее жизнь. Картинка померкла, полыхнув огненно-красным цветом. И затем случилось это: пошел снег. Белые искрящиеся хлопья засыпали землю вокруг нас. Чародей смотрел на меня, и взгляд его был полон гордости за меня.

— Видишь? — тихо спросил он.

Я раскинула руки и, смеясь, закружилась. Снег все падал и падал.

— Никто не может мгновенно наколдовать такое, даже я, — тихо продолжал Нокс. — У тебя есть дар.

Я протянула руку и поймала несколько снежинок. Они не растаяли. И вдруг я осознала, что это был вовсе не снег. Пепел. Я удивилась и посмотрела на Нокса.

— Небо опалило твоим огнем, — пояснил он.

На долю секунды меня охватило разочарование. Снег такой нежный и красивый. Но именно пепел отражает мою сущность.

— Нужно возвращаться. Герт хочет поговорить с тобой, — вдруг бросил Нокс.

Мы ступили обратно в пещеры. На этот раз я не приняла его руки, готовая скорее разбиться в темноте.

20

Когда я вошла, Герт стояла у стола, мановением руки превращающегося во всевидящий водоем.

— Не злись на Нокса. Он сделал это по моей просьбе.

В груди вновь закипела ярость, но я стояла на месте, а пальцы не горели огнем. Пока.

— Сомневаюсь, что Нокс вообще понимает, как все это мерзко. Но вы-то понимаете. Зачем вы так поступили? Зачем рассказали все Ноксу? Он не должен был знать! — Почему-то я была уверена, что сейчас стрелка морального «компаса» Герт стремится на север, к плохим поступкам, но ради достижения цели колдунья ее игнорировала.

— У нас мало времени, — просто ответила она, спокойно встречая мой взгляд. В каждой черточке ее круглого лица, в каждой морщинке читалась искренняя уверенность в правильности собственных действий.

— Неужели это все оправдывает? Именно поэтому вы считаете, что можете рыться у меня в голове и издеваться? Лишь потому, что вам так нужно?

— Мне жаль, Эми, — покачала головой Герт. — Забавно, но нам был необходим такой человек, как ты, который напомнит, что такое хорошо, а что такое плохо. С тех пор как мы начали бороться с Дороти, многое перевернулось с ног на голову.

Ей было стыдно за причиненную мне боль, но не за свой поступок. Значит ли это, что Герт поступит так снова, если понадобится? Если благодаря ее действиям я соглашусь прикончить Дороти?

— Я не нашла другого способа. Лишь самые сильные эмоции могут пробудить магию, — сказала Герт, отворачиваясь от меня. — Это сработало, ведь так?

Герт сосредоточилась, вглядываясь в свой всевидящий омут. Он был заметно меньше того, первого, что стоял в комнате Высшего совета. И хотя разочарование от ее двусмысленных ведьминских речей все еще неприятно кололо сердце, я подошла ближе, наблюдая за тем, что делает колдунья. От края к центру по воде побежала рябь, следуя за пальцем Герт, бормочущей себе под нос какое-то заклятие. На поверхности омута начало проступать лицо. Я прищурилась. Знакомое.

— Мама, — проговорила я.

Вот и она. Полная противоположность той злющей, накачанной таблетками кутилы, умчавшейся прочь из нашего трейлера. До торнадо. До Страны Оз. Казалось, это было так давно. На лбу у нее был маленький кусочек лейкопластыря, волосы стянуты в хвостик, а одета она была в джинсы и свитер, которых я раньше не видела. Мама грустила.