День четвертый

Проснулся я уже под утро, на полу. Тело ныло от долгого лежания в неудобной позе. Я сел, скрестив ноги перед собой. Мысли на удивления стали очень чёткими. Я принял решение, что ночью взорву себя на площади. У меня есть порядка двадцати контейнеров. Этого хватит, чтобы разнести и скалу, и обелиск. Поставлю всё на таймер, чтобы от меня больше ничего не зависело, чтобы я не передумал в последний момент. Не знаю, что будет с миром Норы, но мой останется цел. Хоть я сейчас и не могу сказать, какой мир настоящий, я просто выбрал, что спасу тот, где я вырос.

Решимость переполняла меня. Я откинул лежак, вскрыл пол и начал доставать оружие. Моё внимание привлёк розовый листок.

Ему неоткуда было тут взяться. Ну кто сейчас пишет на бумаге, да ещё розовой? Я аккуратно его поднял и прочёл:

«Мой милый Гек, мне очень жаль, что я так по-детски себя повела. Всё думаю, что стоило тебе уступить. Мы были вместе только день, но мне так тебя не хватает.

Представляешь, я сходила в госпиталь. Не знаю, что заставило. И у меня подтвердили инфекцию лёгких, как у твоей Элли. Но не переживай, лекарства есть. Мне даже дали с запасом. Доктор, правда, настаивает на госпитализации, но мне нужно выполнить обязательства, так что здоровье потом.

Я ещё надеюсь, что ты прочтёшь моё послание и вернёшься за мной.

Твоя Нора».

Словно разряд тока прошёлся по моим позвонкам от головы до копчика; меня затрясло, я с трудом дышал. «Надо держаться, надо держаться. Я уже решил», — повторял я себе без перерыва. Примерно через час меня отпустило, и я сожрал всё, что было дома. Протоптал заметную дорожку на полу, но мне стало легче. Я нашёл старый блокнот и взялся писать ответ.

Я начинал много раз, но потом сминал и выкидывал лист за листом. В итоге я написал ответ на том же розовом клочке, так как другой бумаги уже не осталось.

«Милая моя Нора!

Мне стало известно, что, если не разорвать энергетический поток сейчас, твой мир погибнет. Я не могу этого допустить. Прости, если не вернусь. В моих мечтах ты всегда будешь идти мне навстречу по центральной аллее желто-фиолетовых деревьев, ведя за руки наших сына и дочь.

Гек».

Вот так я переобулся и начал спасать мир Норы. Мне стало противно от самого себя, от моей нерешительности. Я думал, что сильный. А оказалось, что обычный… Меня мучили вопросы, много вопросов. От заезженного: «За что это именно мне?» до: «А должен ли я быть героем?»

Не могу сказать, сколько прошло времени. Я сидел растерянный, разглядывая содержимое тайника, когда мой взгляд зацепился за небольшое пятно на дальней стенке схрона. Оно было небольшое, сантиметр на полтора. Я навел на него сканер, увеличил изображение и увидел знакомую эмблему из трех кругов. По спине пробежал холодок.

В дверь постучали. Моё тело напряглось. Так сейчас никто не делает, только если это мошенники или спецкорпус — они так ходят, чтобы соседи не слышали.

Я быстро все сгреб в тайник, вернул мебель на место и пошёл открывать.

Но на пороге стоял Никсон. Он был выбрит. Его седые с проплешиной волосы зачёсаны назад. Под левым глазом красовался фиолетовый фонарь. Сам он стоял в добротном лётном комбезе с эмблемой крейсера «Травертини». Я открыл дверь и жестом предложил войти.

Лжепрофессор зашёл и тут же начал мне рассказывать о своих новых идеях, мыслях и чувствах. Но я его грубо перебил и спросил, что у него за наряд?

— Так, крейсер вернулся. Один из этих, что…

— В курсе. И что?

— Ну парни с него захотели гульнуть, вот я променял часть своего глюканата на комбез.

— Хреновый глюконат у тебя, судя по твоему лицу, как только не убили.

— Я только лучшее беру!

Никсон пугливо осёкся, сообразив, что перед ним представитель закона. Помолчал, но, не увидев реакцию с моей стороны, продолжил:

— Это мама. Я ей рассказал про себя в том мире, что я РОГ создал. Но она мне не поверила, а это так, для профилактики.

— Женился бы ты на Люсь-Люсь, что ли.

— Не, она же это… Ну сам понимаешь.

— Говорят, из шлюх лучшие жёны.

Лже-профессор поморщился. А я стал терять терпение:

— Никсон, это всё?

— Нет. Я тут пришёл передать свои записи. Рог — это самое безобидное. Если я-тамошний ещё что придумаю, тебе нужно это знать.

Он протянул мне накопитель с очень большим объёмом. Судя по датчикам, он был заполнен более чем на девяносто процентов.

— Я сдохну, зачем мне это всё?

Никсон на меня странно уставился, потом, словно что-то вспомнил и заулыбался.

— Я, это, иногда дурь говорю… Прости… Тебе достаточно просто уйти в тот мир, и воронка сама закроется. Или оставить всё как есть. Сам помрёшь, и воронка испарится.

— Чё? Да ты… Да ты… Ты сказал, что миры взорвутся, когда энергия закончится!

— Энергия от наших положительных чувств закончится тогда, когда все вымрут.

— Стоп-стоп! Хочешь сказать, энергия неисчерпаема?

— Ну да, она зарождается от одного позитива, удваивается от соприкосновения с другим, потом учетверяется от следующей встречи. Она не может закончиться. Но! Каждый выдаёт энергию своей частоты. С кем-то получается резонанс. А кто-то превращается в передатчик энергии в другое измерение. Вот как ты.

Никсону повезло, что события прошлой ночи меня вымотали и мои эмоции были заторможены. Мозг тоже осознавал его слова с задержкой. Я не кинулся на него с кулаками за глупую шутку, которая могла стоить мне жизни. Я просто стоял и равнодушно воспринимал его теорию. Он уже перешёл на строение устройств сбора эмоциональной энергии, когда я осознал, что жизнь моя снова принадлежит мне, а не обществу.

— Стоп. Разобрались. Умирать мне не обязательно. Энергия не заканчивается. Тогда почему у нас всё так плохо?

— Потому что отрицательную энергию генерировать проще. Мало кто умеет радоваться за других, а вот себя жалеть мы все любим. Наше состояние — это наш осознанный выбор.

— Так, я тут не совсем согласен, но вернёмся к этому потом. Что будет с нашим миром, если я заткну этот энергоотсос?

— Ничего. Ну будет временно чуть больше хорошего. Может, солнце выглянет. Но не факт. Я не знаю.

— А что будет с тем миром? Тоже ничего? Немного поголодают и все?

— А вот этого я тебе точно не скажу. Вопрос, как они осваивали нашу энергию. Если использовали для производства чего-либо, то со временем найдут замену. А вот если они её использовали по моей задумке, то жопень у них будет.

Глаза лжепрофессора забегали и загорелись знакомым мне огоньком. А его тонкие губы расплылись в улыбке. Я схватил его за плечо, но оно выскользнуло, и Никсон повис в комбезе на моей руке.

— Поясни!

Он испуганно замолчал. Отпустив комбез, я двинулся на него и вопросительно посмотрел на моего незваного гостя.

— Ну это… РОГ. Знаешь почему РОГ? Нет! А это сокращение от разрешённого оболванивания граждан.

Я удивлённо на него посмотрел.

— Смотри, у нас по статистике, только пятнадцать-двадцать процентов населения приносят основной доход и пользу обществу. Остальные, по сути, балласт. Так вот, я придумал систему ретрансляторов, через которую можно в мозги вбить любую дичь, если она идёт на волне положительной энергии. Например, внушить, что соседи — враги или обязать делать какие-нибудь непопулярные работы. Причём можно воздействовать на всех вместе или по отдельности. А теперь представь, что верхи в том мире этим пользуются, и вдруг источник их бесконечной власти исчезает. Что будет с обществом, когда люди очнутся? — Лжепрофессор, как маленький нашкодивший ребёнок, ловил кайф от того, что натворил, и остался не пойманным. Он потирал руки и чмокал губами.

Я косо посмотрел на Никсона. Тот осознал, что его настигло возмездие, отскочил вглубь капсулы, ища чем защититься. Он схватил Элину водолазку и стал ею прикрываться.