А ведь как-то теплее с ним становилось. И на душе спокойнее…
— Зачем прогнала? — Конопатка принесла ей миску с кашей. — Знаешь, как он волновался? Семен сказал, он полночи не спал, бегал проверять, как ты. Хороший мужик, почти твой ровесник. Три-четыре года — это не разница! Да и выглядишь ты старше. К Красе вообще один купец сватался, ему пятьдесят с лишним! Представляешь! Он же ее в три раза старше! Но батя отказал конечно. Ее родители дочку свою любят! За кого попало не отдадут! Не то что…
Девушка печально замолкла. Забрала у Дарьи опустевшую посудину и отошла к столу.
— Я на обед пирогов вам уже сделала. А вечером зайду проведать, чего-нибудь из дома принесу. Ты, главное, выздоравливай. Корову я твою подою, Сема ее пастись уже отогнал, вечером пригонит. С курами-свиньями Семка разберется, ты не волнуйся, он у тебя смышленый очень. Приучай к хозяйству, не маленький уже. А ты все над ним трясешься. Я ему ведро поменьше притащила — поросятам корм таскать, твои-то здоровенные. Короче, пошла я. Семка! — Витка выглянула во двор. — Иди, калитку закрой!
Тишина, вдруг заполнившая дом, легла на грудь гранитной глыбой. Тяжело так стало вдруг. И горько…
— Найдена!
Молчание.
— Ная, ты там жива?
Тишина.
— Эй! У тебя все в порядке?
Не получив ответа, Дарья кое-как встала и, опираясь на стену, подошла к нужному месту. Стала на колени, двинула, дернула, откинула, кряхтя, доски…
Не в порядке…
Или это считать "в порядке"?
В подполе, занимая все пространство тайного укрытия, лежал…волк.
Лежал и смотрел на женщину печальными желтыми глазами.
— Мама! Ты зачем встала?
Семен быстрым шагом направился к матери.
Волк заскулил.
Кажется, все очень плохо…
* * *
У колодца девушки собрались спозаранку. Хвалили новый сарафан Красы, делились сплетнями о вчерашнем. Кто клялся, что видел Конопатку в седле, кто — что олежкину мать с руками в крови.
— Ой, Настасья! А ты чего гулять по вечерам не ходишь?
Настя, не столь говорливая, как обычно, замялась.
— Что вы! Нехорошо, как-то. Тут такое…какие гуляния?
— Какое такое? — удивилась Фекла.
— Да когда на Витку напали — думала, дурит девка. А вон как оно вышло. С Олежкой-то…
Она всхлипнула и отвернулась.
— Так ты что? По Олежке страдаешь?
— Так человек же умер, девки…
— Ну и дура! Нашла по ком убиваться! Он давно уж всем растрепал, что коли б не случай, давно б в кустах с тобой лежал! Мол, ты для него на все готовая!
Настя опешила. Олежка, веселый, задорный парень, ей нравился. С ним было весело и просто. Нравилось, как он на нее смотрел, как красу ее хвалил. Было, гуляла она вечером с ним пару раз. Но одно пройтись, говорливого парня послушать, а другое… Неужто и вправду думал, что она без сватовства… Ведь повода не давала! Ну улыбалась, так она всем улыбается! Даже мельнику! И тетке Миле, хоть надоела та, спасу нет! Да она и замуж-то за него не собиралась, не то что…ведь то самое от любви сильной бывает, а какая ж тут любовь? Интерес, да и только.
Или она вправду такая глупая, как Дарья говорит, и действительно под собственным носом ничего не видит?
Олежка…Казалось, хороший парень… Зачем же он так? Растрепал всей деревне… Да еще о том, чего не было. Да и быть не могло…
— Краса! Краса! Эй, Настасья!
Девушка посмотрела на подруг. Старостина дочь хотела ей что-то сказать, но тут с веселым гиканьем к колодцу выехали люди. Человек пять, мужчины, дорого одетые. Тот, который ехал впереди, резко остановил коня и обозрел представившийся его взору "цветник".
— Здравствуйте, красавицы. Где тут у вас кузнец живет?
Фекла тут же приосанилась, грудь вперед выпятила.
— Ваше благородие! На той стороне деревни, что к речке ближе. Проводить?
— Отчего ж не проводить? Проводи. А ты, милая, — приезжий повернулся к Настасье. — О чем грустишь? Такая красивая девушка не должна печалиться.
Комплимент Насте не понравился. Наоборот, заскребло что-то в душе…
— Печалюсь, значит, есть о чем.
Краса грубой не была. Но с парнями привыкла вести себя своевольно. Впрочем, те ей многое прощали за ладную фигуру да красивое личико.
Мужчина спрыгнул с коня.
— Водицы-то дашь испить?
Настя взяла у старостиной дочери кувшин, набрала воды. Незнакомец жадно выпил все, что и не диво — погода стояла жаркая. Довольно утерся рукавом и хлопнул девушку пониже спины.
— Хороша! — задорно сообщил он приятелям.
— Вода или девка? — хохотнул один из них.
— И то, и другое. Ну, лапушки, проводите добрых молодцев до кузнеца? — он попытался было приобнять Настасью за плечо, но та ударила по протянутой к ней руке.
И девушки, и мужчины замерли. Фекла перекрестилась. Настасья отступила на шаг назад.
— Оставь, Александр, — сказал один из мужчин, — Девушка не желает нашего общества.
Спешившийся посмотрел на свою руку, потом на Красу. Медленно перевел взгляд на Феклу.
— Ну что ж, веди, хорошая.
Он запрыгнул в седло и протянул никитишной дочери руку.
Послышались мужские голоса.
Феклу втащили на коня, и она тут же весело защебетала. Мужчина бросил короткий взгляд в сторону Настены и поехал между домами по улице, что вела к реке.
Красе показалось, что он ее запомнил.
— Девки! Что невеселые? — староста, переговаривающийся с мельником, дошел до колодца. К нему подошла дочь и стала что-то рассказывать на ухо. Мельник посмотрел на Настасью и хотел было пойти дальше, но та вдруг сама подскочила к нему и схватила за рукав.
— Проводи до дома, а?
Мужчина застыл, потом подошел, взял ее ведра и послушно повел девушку домой.
Она вцепилась в его локоть мертвой хваткой. А он чему-то улыбался, изредка косясь на идущую рядом девушку.
Настасья ненароком отметила, что у него очень добрая улыбка.
* * *
Найдена, кутавшаяся в две огромных шали, забилась в угол. Семен порывался подойти к девочке, но та начинала рычать на каждый его шаг, и мальчик не решался подходить совсем близко. Дарья сидела на скамье, прислонившись спиной к стене и растерянно смотрела на это представление.
— Мам! Она хорошая!
— Да уж… И загрызла тех людей она из чистого человеколюбия.
— Не я.
Девочка впервые что-то сказала. Голос у нее был надтреснутый.
— Не ты? А кто тогда.
— Волк. Идет со мной. Охота. Он уводит. Остаюсь.
— Ты шла с другим оборотнем?
— Да.
— Откуда?
— Север.
— Зачем?
— Гонят.
— Кто?
— Найты.
— Кто-кто?
Ребенок растерянно моргал, пытаясь подобрать слова из чужого языка, но у нее не выходило.
— Смерть, — наконец сказала она. Дарья решила удовлетвориться таким объяснением. Вряд ли из чужеземного ребенка можно вытянуть что-то более связное.
— Тот волк он тебе отец?
— Нет.
— Родственник?
— Нет.
— А где твои родители?
— Теряются. Ищу. Гонят. И он. Гонят. Уходим. Оберегает. Дочь походит.
Значит, девочка потерялась. На нее напали. Чужой дядька ей помог. У него, видимо, тоже есть семья. Была, точнее. Мстит?
— Найдена, убивает людей он?
— Добрый. Помогает.
— Это тебе он помогал. Ты…его вида. А нас он может ненавидеть.
— Охота.
— Тем более, если на вас охотились. Ты же не знаешь, может, его не поймали.
— Запах. Нет. Его нет.
— Искала, значит? Может просто не нашла его след.
— Нашла. Не он. Он. Не он.
Семен протянул девочке кусок пирога. Та покосилась на Дарью.
— Ешь давай, — буркнула та. Ребенок вгрызся в мучное изделие.
— Зачем из дома выходила? Тебя соседка видела. Как ты через забор перемахивала.
— Тяфело. Фою.
С набитым ртом, закутанная в шали, Найдена выглядела до ужаса безобидной.
— Выть выходила?
Отрицание.
— Тяфело.
— Тяжело сидеть постоянно в четырех стенах? Так посидела б на крылечке! Зачем прыгать, людей пугать?
