Служанка еще некоторое время потопталась посреди комнаты, очевидно, ожидая от нас реакции. Но мы обе молчали, боясь открыть рот и спросить что-то лишнее.

-- Кашу-то принести ли вам, барышни? Кашка-то вкусная, со сливочками и с медком, – голос ее звучал почти просительно. Но и я, и сестра отрицательно помотали головой.

Женщина еще минуту повздыхала, забрала миски с недоеденным супом и вышла со словами: -- Ну, оно и ладно, коли так… Вы сейчас почивайте, барышни. А завтра с утречка в путь. К вечеру уже в замке будем. – Дверь скрипнула и затворилась. По визгу половиц было понятно, что служанка ушла.

-- Олька… Может, нас наркотой накачали? Ну не может же быть это все на самом деле! – сестрица подбежала к кровати и сейчас толкала меня в плечо, добиваясь ответа.

Я раздраженно дернулась от нее и резко ответила:

-- Отстать от меня, дрянь!

-- Ты совсем дура, что ли?! – Анжелка таращила на меня глаза и, кажется, искренне не понимала, почему я не хочу с ней разговаривать. -- Совсем больная, да?! Мы тут вляпались непонятно во что. Кругом какое-то средневековье дикое, а ты старые обиды вспоминать начала?

Она продолжала хватать и дергать меня за руку, приговаривая:

-- Давай быстро в себя приходи! Тут думать надо, как сбежать, а не губы дуть! Или тебе сильно хочется замуж за незнакомого мужика? Мы по очереди плакали и истерили, но делали это тихо-тихо, опасаясь привлечь к себе внимание. Анжелка шепотом выдвигала какие-то безумные предположения, что все это розыгрыш, устроенный ее поклонниками, чтобы напугать.

-- Ага… А там, в машине нас с тобой убили тоже для того, чтобы напугать?! Ты хоть немножко думай, что несешь! – я больше не собиралась быть с ней вежливой и деликатной, к чему мама меня приучала всю сознательную жизнь.

Признаться, когда я первый раз обозвала ее идиоткой, мне стало немного легче. Через некоторое время мы обе почувствовали утомление от этих бессмысленных слов, споров и слез, уселись каждая возле своей подушки, накинув на ноги одно одеяло на двоих, и заговорили уже спокойнее.

-- Ты в окно смотрела?

-- Нет, а что там?

-- Какие-то сараи жуткие. И все снегом завалено. Видно только потому, что луна немного освещает, а так до самого горизонта ни одного огонька.

-- Думаю, здесь нет электричества, – я равнодушно пожала плечами, но про себя отметила, что сестрица сейчас не так и плохо себя ведет.

Надеюсь, эта самая служанка и еще кто-то, кто в начале помогал привести нас в чувство, примут Анжелкины требования по поводу телефона и дома за бред. Насколько я поняла, бывшие владелицы наших тел отравились угарным газом. Я опасливо покосилась на печь, не слишком понимая, когда именно она начнет этот газ вырабатывать. Умирать во второй раз мне точно не хотелось.

Кроме того, в голове у меня бродило странное слово “вьюшка”. Почему-то, возможно, из каких-то романов про дореволюционную жизнь в России, мне казалось, что эта самая вьюшка – деталь печи. Правда, эти воспоминания не несли никакой пользы: я все равно не знала, как этой вьюшкой управляют.

Глава 7

Анжела тоже некоторое время устало молчала вместе со мной, очевидно, обдумывая что-то свое, а потом неожиданно спросила:

-- Оль, а баронетта – это кто?

Я неопределенно пожала плечами и ответила:

-- А фиг его знает... Вообще-то жена барона – баронесса. Раз эта… – я мотнула головой в сторону двери, обозначая ушедшую служанку – Назвала нас с тобой баронеттами, значит, они, ну, то есть -- мы -- дочери барона.

-- То есть мы с тобой обе дочери барона и баронетты?

-- Получается так.

-- Думаю, Оль, это все же лучше, чем быть дочерью сельского старосты, – задумчиво протянула Анжела.

-- Может, и лучше, – равнодушно ответила я. – Только я все равно не понимаю, как мы с тобой выживем и не вызовем подозрений. Мы ведь даже фамилии собственной не знаем! Спроси кто, как папашу покойного звали, мы не ответим.

-- А зачем нам отвечать? Чем нахальнее держаться будем, тем правильнее. Все же мы баронетты, а не какие-нибудь там…!

Я поморщилась, узнавая замашки сестрицы. Посидели еще немного, бессмысленно разглядывая друг друга, и она с сожалением вздохнула:

-- Жалко, что здесь зеркала нет. Хоть бы посмотреть, как я выгляжу сейчас. Слышь, Олька, расскажи, как я выгляжу?

Я подавила вспышку раздражения и буркнула:

-- Нормально выглядишь. Два глаза у тебя и два уха.

-- Да нет же, бестолочь! Ты подробно опиши, какие у меня глаза, какие…

-- Заткнись! И больше никогда не смей разговаривать со мной таким тоном.

Я испытывала дикое раздражение. Мне хотелось отхлестать эту безмозглую куклу по щекам, но я понимала, что не могу себе такого позволить: шум услышат, и это привлечет к нам внимание. Она растерянно хлопала глазами, а на щеке оставляла мокрую дорожку слезинка:

-- Что ты орешь? Я же просто спросила! Мне и так страшно, а ты… -- она ткнулась лицом в подушку и заревела.

В общем-то, я занялась тем же самым.

Свеча на столе догорела уже до середины, когда мы обе немного успокоились и потихоньку начали договариваться:

-- Завтра скажем, что я ночью упала и ударилась головой.

-- Зачем?! – сестрица искренне не понимала, зачем это нужно.

-- Затем, что я таким образом «потеряла» память. А ты мне будешь изо всех сил подыгрывать, понимаешь? Главное, сама не трещи. Пусть эта тетка говорит. Чем больше она скажет, тем больше мы с тобой узнаем.

-- Да, – задумчиво сказала Анжела. – Я поняла. Слушай, а может быть, обе притворимся?

-- Если мы обе притворимся, то кто тетке объяснит, что мы память потеряли? Решат, что мы с тобой сумасшедшие, и опять вернут в тот самый монастырь, откуда везут. Ты сильно в монастырь хочешь?

-- Не кипятись, я поняла, – сестрица покивала головой и добавила: – Ты в первую очередь спроси, как эту горничную зовут. А то ведь действительно примут за сумасшедших.

Помолчали. Я неуверенно посмотрела на сестру и спросила:

-- Свечку подержишь мне?

-- В каком смысле? – недоуменно уставилась она на меня.

-- В прямом! – я снова разозлилась на нее. – Там за изголовьем кровати сундук стоит. Может быть, там зеркало есть? – и неуверенно добавила: – Раз он в нашей комнате стоит, значит, там наши вещи и лежат. Правильно же?

-- Правильно-правильно! -- Анжелка пулей соскочила с кровати и подхватила свечу со стола.

Сундук был велик и разделен внутри на две части тонкой перегородкой.

-- Это что, все наши вещи? – недоуменно пробормотала Анжела. -- Что, на двоих один сундук и все?!

-- Откуда я знаю? Может быть, в повозке еще какие-то шмотки есть.

-- В какой повозке? – она уставилась на меня с почти детским любопытством.

Я вздохнула и пояснила:

-- Анжела, нет… Не Анжела, а Ангела. Теперь я буду называть тебя так.

-- Хорошо-хорошо, называй, – перебила она меня. – Раз уж горничная так зовет, значит, это мое местное имя. А-н-г-е-е-л-а-а-а, – тихонечко пропела она вслух. – А знаешь, мне нравится, как звучит. Почти как ангел! – тихонько хихикнула она.