Это письмо отличалось от них разительно. Графиня сообщала, что тогда, после нашей с ней беседы и моего отъезда в баронство Нордман, она долго думала над моими словами, а потом решила рискнуть и последовать моему совету. Выбрала среди сирот девочку десяти лет от роду и, заручившись милостью короля, удочерила ее.

Похоже, его королевское величество очень благоволил графине, потому что письмо было написано после весьма важного события в жизни маленькой графини де Роттерхан.

«…Элеоноре идет уже пятнадцатый год, и она – радость моего сердца. Вчера его королевское величество выступил свидетелем помолвки. Разумеется, я не отдам свою девочку замуж в ближайшие два-три года. Но ее жених, которого лично подбирал король, очень по нраву и мне, и моей дочери. Ему всего восемнадцать лет, он младший сын обедневшего, но очень древнего рода. Юноша неглуп, а главное, ласков и внимателен к моей Элеоноре.

Если Господь будет милостив ко мне, то я мечтаю дожить до свадьбы дочери и, может быть, даже увидеть рождение нового графа Роттерхана.

В благодарность за тот совет, который перевернул мою жизнь, и за ваше чуткое сердце, баронесса Нордман, я хочу сделать вам небольшой подарок…».

Когда я развернула холстину, улыбка возникла у меня на губах сама собой: под тканью прятался один из ларцов. Я даже узнала мастера. Именно эту шкатулку расписывала Марта. Внутри ларца на белоснежной шелковой подушечке были закреплены украшения удивительной красоты с яркими сапфирами. Серьги, большое колье с двенадцатью крупными камнями и два разных перстня. Я с восхищением вздохнула, любуясь игрой солнечных лучей на драгоценностях.

Глава 51

Полностью из нищеты баронство удалось вытянуть только к трехлетию Алекса. Зато и рывок был очень качественный. Последние годы никто на землях баронства не голодал. Были пристроены все инвалиды и сироты, и почти каждый из них более-менее мог прокормиться сам. А кто не мог, получал помощь продуктами и деньгами от хозяев.

Однако несколько лет мой муж очень серьезно занимался тем, что многие годы спустя назовут селекцией. Начав с барана и пары овец, подаренных нам графом Паткулем в день отъезда, он медленно и терпеливо выращивал стадо, внимательно выбирая новых производителей и маток, тщательно оценивая густоту и тонкость шерсти их самих и их потомства. Все, у кого шерсть была недостаточно тонкой, отливала в рыжину или не проходила по каким-то другим признакам, немедленно браковались и продавались на сторону.

Зато потомство от лучших производителей получало самые полезные корма и воспитывалось на холоде, чтобы шерсть была гуще. На данный момент в трех деревнях баронства содержалось стадо, разбитое на части, по сорок-пятьдесят голов в каждой. И шерсть от наших животных в этом году продавали уже дороже, чем любую другую. Да, со всем чуть-чуть дороже, но даже это уже было своеобразным признанием ее качества.

Дальнейшую судьбу наших земель мы с мужем обсуждали вдвоем. Возможны были варианты: или ставить ткацкий цех и самим заниматься производством ткани, либо же провести точно такую же работу, но уже выбрав животных с белой шерстью. И тот и другой пути развития имели как плюсы, так и минусы.

Хорошая шерстяная ткань, тонкая и из качественной пряжи, ценится очень дорого. Однако и высококлассных мастеров не так уж много. Все они люди достаточно обеспеченные и вряд ли захотят переезжать на край света. Против большого увеличения бараньего поголовья было то, что животных нужно где-то пасти. Пожалуй, земли баронства вытерпят увеличение поголовья еще раза в два, край – в три, но не больше. Нужно же оставить луга и для крестьянского скота.

В общем-то, все эти разговоры были интересны, приятны, но уже не так жизненно важны. С тем, что мы имеем сейчас, голодать мы не будем никогда. Рольф не зря разделили основное стадо на три части: среди живности бывали эпидемии, которые легко могли погубить все поголовье. Мысль о карантинных бараках для новокупленных производителей показалась мужу настолько дельной, что в прошлом году такие бараки и загоны появились у каждого из трех сел. Сейчас все животные были здоровы, но случись что, хоть одна из отар да выживет.

Кроме того, роспись шкатулок и вставок в украшения позволяла нам не беспокоиться о куске хлеба для себя и сына. Мы даже весьма успешно ухитрялись откладывать небольшую сумму на черный день. Да и вообще, за последние годы наша жизнь определилась и устоялась настолько, что тянуло попробовать что-то новенькое.

Впрочем, судьба побеспокоилась об этом очень быстро. В начале весны, как только стаял снег и просохли дороги, в сопровождении небольшой охраны к Рольфу прибыл королевский гонец баронет Андрэ Грейц. Надо сказать, что в нашем тихом доме он устроил знатный переполох. Впрочем, молодой человек, капрал курьерской службы, оказался достаточно приятным собеседником. Солдат отправили на кухню под присмотр Густава и Сусанны, а баронета Рольф пригласил отобедать с нами.

Разумеется, за столом мы обсуждали письмо, привезенное из королевской канцелярии баронетом Грейцем.

— Первый ларец его королевскому величеству, если я не ошибаюсь, подарили три года назад. Довольно большая шкатулка, где государь хранит цветные воски и малую печать для личных писем. Он так восхищался тонкостью работы, что это запомнили многие придворные. С тех пор его величество собрал уже небольшую коллекцию подобных изделий. Ваша шкатулка находится даже в спальне короля и содержит в себе небольшие украшения, которыми государь одаривает своих фавориток. Два года назад в старом крыле замка был пожар. Слава всем богам, особо никто не пострадал, но из-за запаха дыма и закопченных стен находиться там было решительно невозможно. Государь перенес свои личные покои в другое место, но так и не привык к нему. В этом году старое крыло принялись спешно ремонтировать. Именно отсюда и появился заказ.

Кроме последних столичных сплетен, баронет Андрэ привез с собой довольно весомую сумму в качестве аванса. По сути, нас никто не удосужился спросить, возьмемся ли мы за эту работу. Государь хотел получить два триптиха для какой-то там охотничьей залы. Поскольку для ремонта был нанят знаменитый архитектор, то письмо содержало не только подробное описание цветовой гаммы кабинеты, но к бумаге даже прилагались образцы красок. Очень детально также были расписаны сюжеты самих картин.

И если первый вариант не вызывал у нас никакого затруднения, ибо там предполагались обычные фрукты и цветы, то композиция второго триптиха была значительно сложнее: нам требовалось изобразить самого короля. Для этих целей был послан портрет его величества. Меня пугали даже не размеры росписи, а то, что у меня не было инструментария для обработки пластин папье-маше таких масштабов. Впрочем, у нас совершенно не было выбора: королям не отказывают.

Капрал курьерской службы, очаровательный баронет Андрэ отдохнул у нас только один день и утром следующего покинул наши земли вместе с солдатами, а мы с мужем остались разбираться с последствиями визита. Весь аванс полностью ушел на то, чтобы поставить легкое закрытое помещение с новой печью, которая имела очень большую ровную поверхность.

Сумасшедших денег стоило металлическое корыто, изготовленное на заказ по размерам будущих пластин. Для того чтобы панно были такие же прочные, как и шкатулки, их точно также нужно было выварить в льняном масле и длительное время сушить на ровных поверхностях при определенной температуре. Поэтому над печью крепилась довольно странная конструкция чем-то напоминающая очень грубый икеевский стеллаж. На этой решетчатой конструкции и сохли потом вываренные в масле пластины. Изготовлять их приходилось по одной штуке и роспись такого масштаба занимала почти две недели работы мастера. Одну из них я расписывала лично, остальные отдала другим художникам.