— Там и русских «парижанок» полно. И по-английски там понимают.

Я вспомнил, как в Париже спросил о какой-то улице пожилую парижанку. От страха она онемела: что это? Неужели он из Англии, страны, в направлении которой всегда старался писать ее муж? Или, не приведи Господь, с востока, где не могут оценить мягкость и сексуальность французского языка, где не восхищаются мелодичностью французских песен, где не понимают гениальности французских художников и дизайнеров? Пришлось сказать: «Пардон мадам» и раствориться в толпе.

Но я согласился, что в Париж надо ехать одному. И не в парижанках тут дело — русские женщины не хуже. Нет, я не интроверт, но когда ты один, то город открывается по-другому. Не надо отвлекаться на общение с друзьями, не надо подстраиваться под компанию. Захотел посидеть час в кафе с бокалом вина — нет проблем. Сидишь с блокнотом, по сторонам смотришь, детали отмечаешь.

Вот рядом постаревший Ален Делон. Может не он, но похож. Сидит, курит, кофе пьет, в ноутбук смотрит. Иногда что-то печатает. Смотрит на меня и печатает. О романтике одиночества, наверное.

За столиком две девушки. Салатики, сыр, кофе, белое вино. Одна что-то рассказывает, хватается за голову: «О-ля-ля!» Это о нас, о мужчинах, конечно. О нашем непостоянстве и ветрености. О жадности и ревности. О невнимании и грубости. О-ля-ля! Девушки, я не курю и поверьте, что все мы разные.

Старушка с чаем и пирожными. Нет, не старушка! Старушек в Париже нет. Это женщина, которая много повидала и испытала. Сейчас все позади, можно просто пить чай, поглядывая на окружающих. Завидует молодости? Нет, пожалуй. У молодых впереди столько проблем, разочарований, слез в подушку… Это прошло. Сейчас ей спокойно, можно радоваться теплому дню, вкусному пирожному, вспоминать радостное. Прошлое стало ее будущим, оно всегда с ней, и оно прекрасно.

Вино выпито, можно идти по бульвару. Ты — невидимка. Все смотрят сквозь тебя, и это замечательно. Как будто смотришь фильм — ведь из экрана на тебя тоже никто не смотрит. Ты один на один с городом, со своими мыслями. Надо что-то записать, а то уйдут из памяти магазинчики с фиолетовыми тряпичными козырьками, столики кафе на углу под красной крышей, песочные солидные здания с мансардами, зеленая вода Сены, начинающие желтеть платаны, лавки художников, влюбленные парочки, делающие селфи на мостах…

Ты убежал от рутины, проблемы остались в городах за горизонтом, ты, как заново родился, ушел от своего прошлого. Прошлое придет, но позже. А пока ты стоишь на холме, рядом с базиликой Сакре-Кёр и смотришь на город. Там идет дождь, город растворяется в серой пелене. Дождь идет и на холме, но ты этого не замечаешь. Париж вошел в тебя, согрел. Это город, в котором всегда солнечно и тепло. Даже когда идет дождь и дует холодный ветер.

 Ветер  

— О ветре можно говорить бесконечно.

— Да, я знал девушку, которая любила ветер. Мечтала, раскинув руки, стоять на горе и ловить ртом ветер.

— Значит, прическа позволяла. Давай покрутим глобус, и ты расскажешь о ветрах.

— Хорошо, будут маленькие этюды по временам года.

Лето

Миннеаполис, жара, июль.

Прилетел южный ветер, но радости не принес.

Ветер родился над Мексиканским заливом. Сначала он пах водорослями, рыбой и грозами. Над кукурузными полями Канзаса он растерял эти запахи, нагрелся и стал просто липкой жаркой влажностью, смешанной с пылью. Влажности было в избытке. Серые горячие тучи нависли над городом, вылили половину своего запаса воды и угрожали вылить еще больше. Вода немного смочила пожухлую траву, мгновенно испарилась и превратилась в новые тучи.

Люди ходили по теплому мягкому асфальту и с надеждой смотрели на север. Там, над канадскими тундрами зарождался холодный ветер. Он был почти готов прийти по коридору между Скалистыми горами и Аппалачами, остудить и разогнать южные тучи, принести прохладу, запахи еловой хвои и скромных северных цветов.

Но это случится потом, когда упадут на землю все яблоки, а их скроют желтые листья.

Осень

Город Пушкино Московской области. Поздний октябрь, вечер.

Пустынная улица. Желтый свет фонарей, дождь ветер гоняет в воздухе последние листья. Впереди меня идет женщина в длинном черном плаще, укрываясь от мокрого ветра зонтиком.

— Как красиво, — думаю. — Романтика поздней осени. Женщина идет на свидание, боится за свою прическу. Надо бы сделать снимок, но нет ни камеры, ни телефона.

Тут ветер выворачивает зонтик, ломает его. Женщина останавливается, растерянно смотрит на торчащие спицы. Подхожу, вижу растерянное усталое лицо.

— Вам помочь?

Женщина кивает, протягивает зонтик. Починить его тут нельзя, но можно соорудить нечто, защищающее от дождя.

— Спасибо, мне уже недалеко. Муж предупреждал, чтобы не покупала дешевые вещи.

Уходит к мужу, который предупреждал. Я иду дальше, стараясь не наступать в лужи, в которых плавают листья и окурки.

Зима

Казахстан, военный городок на берегу озера Балхаш. Снежный январь, мороз.

— Сиди дома, — говорит мама. — Тебе не надоело болеть ангинами?

Дома неинтересно — все книги прочитаны, ракета сделана, осталось настрогать серу со спичек, но это скучно. Одеваюсь, иду на берег озера. Там заросли сухих камышей, красные скалы, куски голубого льда. Бреду по пояс в снегу, представляя, что покоряю Южный полюс. Собаки съедены, за спиной керосинка и бутылка горючего, немного замерзшего хлеба и солонины.

— А как же без витамина С? — думаю. — Так и до цинги недолго.

Ломаю камышинку, пытаюсь ее жевать. Какие-никакие, а витамины. Камышинка во рту расщепляется, колет десну.

— Терпи, — шепчу я. — Соперники могут опередить, нужны силы еще на неделю.

Ветер сдувает снег с сугробов, слепить глаза.

— Врешь — не возьмешь, — бормочу я словами Чапаева из кинофильма.

Весна

Север Миннесоты, берег Верхнего озера, конец мая.

Палатка стоит на высоком скалистом берегу. У обрыва можно поставить шезлонг и смотреть на серые волны с белыми барашками, на черные тучи, на фоне которых летают чайки в виде черных круглых букв V. По вечерам тучи у горизонта краснеют, в центре обнажается васильковое небо.

— У вас так романтично!

Это приходят в гости друзья. Их палатка стоит в лесу, в небе они видят только верхушки берез.

Однажды прилетел сильный ветер. Он повалил шезлонги, выдул пепел из костра, мгновенно остудил кружки с кофе.

— Мы говорим не ветры, а ветра! — сказали друзья, увидев содеянное.

На них упала сломанная ветром ветка.

— Из палуб выкорчевывая мачты, — вспомнили мы еще одну строчку из песни.

— Пора собираться домой, — решили мы. — В это раз мы ветру не понравились.

 Понравиться  

Когда тебе восемнадцать, то женщинам не надо прилагать много усилий, чтобы понравиться. Достаточно посмотреть тебе в глаза и улыбнуться. Ты заходишь в любую дверь, которую для тебя открывают. Сложнее, когда тебе тридцать. Открытые двери еще привлекают, но за ними должно быть хорошо. Тебе уже есть с чем сравнивать, ты научился смотреть дальше, чем на один вечер.

А когда у тебя седая голова, то тебе опять нравятся все женщины, которые смотрят тебе в глаза и улыбаются. Вот только в отрытые двери заходить опасаешься — вдруг там нужно ставить обувь строго перпендикулярно стенке и хвалить кота, который норовит поцарапать тебе руки.

— А как насчет мужчин? Говорят, чтобы не платить, надо понравиться.