— Успокойся, — буркнул Орфет. — Мне так лучше думается.

Сетис тяжко зашагал дальше, словно пловец раздвигая плечами невидимые полотнища зноя. Орфет плелся следом.

— Ты уверен, что нам сюда?

— Тропа уходит вверх, верно? Надо перевалить за эти холмы. Ты, вроде бы, говорил, что бывал в Алектро.

— Я везде бывал. Везде играл. Все они одинаковы. Это было много лет назад, когда я был хорош, когда я был лучшим. — Орфет смахнул пьяную слезу. Сетис этого терпеть не мог.

Он кивнул, не сводя глаз с холмов.

— Жаль, что ты там не остался.

Желтизна. Небо медленно наливалось тошнотворной желтизной.

Орфет пропустил колкость мимо ушей. Он брел, понурив голову, и предавался жалости к себе.

— Я ходил по всему Двуземелью, и везде меня встречали с распростертыми объятиями. В любом господском доме, в любом храме. Боже, как я был хорош! Песни приходили ко мне из ниоткуда, я извлекал мелодии прямо из воздуха. У меня было все — женщины, деньги. И я был молод...

— Давненько же это было.

Орфет поднял мутные глаза Замечание, похоже, озадачило его; Сетис чуть ли не воочию увидел момент, когда недоумение переросло в обиду, затем в гнев.

— Смейся сколько хочешь! Бесхребетный маменькин сыночек, вот ты кто! Зелен, как трава. Тебе не помешает разок-другой наткнуться на острые углы, и, ей-богу, я и сам бы этому поспособствовал, не будь так жарко. — Он злобно прищурился. — Что ты понимаешь в музыке? Что ты знаешь о ее мощи, огне, о вдохновении?! Когда в тебя вселяется Бог, и дыхание перехватывает от радости? Ничего-то ты не знаешь! А вот та девчонка, мышка серенькая, она знает. — Он остановился и принялся копаться в сумке в поисках фляги. — Я это понял по ее глазам.

Сетис уныло шагал вперед.

— Я никогда не паду так низко, как ты, — в ярости пробормотал он.

Орфет отхлебнул.

— Это тебе только так кажется. — Его голос звучал хрипло.

Ветер швырнул им в лицо горсть песка. Сетис поднял глаза и с ужасом увидел, что небо нависло над самой головой, песок поднимается густыми тучами, застилая солнце.

Он в панике остановился.

Вот оно! Песчаная буря.

Орфет тоже это понял. Когда Сетис обернулся, толстяк напряженно всматривался в небо.

— Бегом! — тихо проговорил он. — Быстрее!

Но, едва они миновали следующий поворот, как мир укутала мгла, и небо навалилось на землю.

Раздался угрожающий свист, налетел горячий порыв ветра, и на путников во всю свою мощь обрушилась песчаная буря. Мельчайшая пыль хлестала непроницаемой пеленой, обжигая кожу, не давая дышать, забивая глаза и ноздри. Сетис рухнул на четвереньки. Он ничего не видел, не слышал, не чувствовал, только кашлял, жадно хватая воздух ртом. Он торопливо достал из сумки шарф, замотал лицо и с трудом поднялся на ноги.

Орфет исчез; юноша был один в ревущей, обжигающей печи, под палящим ветром; он закрывал голову руками, не помня себя от ужаса. Потом из сплошного облака пыли выделился темный сгусток; он приблизился и соткался в грузную фигуру музыканта.

— Видишь ту расселину? Давай к ней! — проревел Орфет.

Сетис посмотрел, куда показывал музыкант, но ничего не увидел. Он сделал два шага, сражаясь с яростным ветром, затем твердая рука Орфета схватила его за плечо и развернула в другую сторону.

— Иди за мной! — пророкотал великан.

Они медленно пробирались вперед. Сетис видел только темный сгусток, который был спиной Орфета, да камни на земле, потревоженные ногами музыканта; он поскальзывался и спотыкался на них. Мир превратился в ревущее горнило, средоточие невообразимого воя, сквозь который смутно прорезался придушенный кашель, и звуки эти ужасно пугали Сетиса, пока он не понял, что это смеется Орфет. Сетис сердито нахмурился. Какой-то пьянчуга смеет над ним смеяться! Впрочем, он и сам понимал, что до смерти боится рева ветра: сквозь застилающую взор песчаную пелену разыгравшееся воображение услужливо рисовало картины скрытой во мраке бездонной пропасти, к которой они подойдут и, не заметив ее, свалятся, а потом будут долго лететь в темноту, кувыркаясь и вопя от ужаса.

Спокойно! Ему уже доводилось переживать песчаные бури. Правда, он видел их из Города, сидя в надежном убежище. Даже в Порту были улицы, вдоль которых можно было пробираться, знакомые дома и стены. А здесь, в пустыне, не было ничего. Ему казалось, что ревущий вихрь из раскаленного воздуха и песка уносит его прочь из этого мира, и он падает в бездонную пропасть, все глубже и глубже.

Как будто Бог забрал весь мир себе.

Орфет схватил его за руку:

— Сюда!

Темнота. Скала: высокая и надежная. Они укрылись под ней, и буря, словно в отместку за нежданное спасение, швырнула Сетису в глаза последнюю горсть песка, болезненную и обжигающую; потом каким-то чудом он сумел вздохнуть, набрать полную грудь воздуха. Здесь можно было дышать!

— Переждем здесь. — Голос Орфета звучал необыкновенно гулко. Сетис протер обожженные глаза и понял, что лежит под нависающим выступом скалы.

Все еще задыхаясь, он встал на колени. Кожа стала серой от налипшего песка. Песок был везде — в одежде, в обуви, во рту, в ушах. Он размотал шарф, и с него рекой посыпался песок; отряхнул руками лицо и почувствовал его сухость в мелких трещинах и морщинках на коже, почесал голову, и под ногти тотчас же забились жесткие колючие кристаллы. Наверняка Орфет тоже покрыт песком с ног до головы.

Музыкант забился в уголок, сел, тяжело дыша, и стал глядеть на разверзшийся снаружи ревущий ад. Потом протянул своему спутнику флягу.

— Выпей. Надо!

Сетис послушно взял флягу и отхлебнул глоток. Вино приятно согрело его. Он вернул флягу музыканту.

— Надолго мы тут застряли?

— Ты у нас ученый. Разве нет никаких записей? Статистики бурь? Сложных многовековых наблюдений? — Орфет усмехнулся и присосался к фляге.

Есть, наверно, с горечью подумал. Сетис.

— Надо подождать...

— Ничего другого не остается. Разве что поесть не помешало бы.

У них были оливки, сыр и хлеб. Орфет жевал, чавкая. Песок облепил пищу; Сетис в раздражении стряхивал его. Потом заговорил о том, что мучило его больше всего.

— Как мы узнаем его? Этого мальчика. В Алектро полным-полно мальчишек. И как заставим родителей отпустить его?

— Скажем им, вот и все. — Орфет жадно проглотил кусок сыра. — Для них это будет большая честь. Глупцы!

— Это может оказаться нелегко.

— Доверься Богу, чернильная душа. У меня есть план. Сколько у нас осталось денег?

Сетис вытащил из-под плаща кошелек и раскрыл его.

— Шестьдесят... семьдесят...

Могучая рука Орфета выхватила кошелек; не успел Сетис и рта раскрыть, как все его содержимое было высыпано на песок.

— Не дергайся — думаешь, я собираюсь тебя обокрасть? Просто нам придется кое-кого подмазать.

И тут Орфет замолчал.

Его пальцы небрежно откинули монетки и выудили из песка маленького красного скорпиона.

Некоторое время он изумленно рассматривал свою находку. Потом перевел взгляд на Сетиса:

— Да-а-а... Пожалуй, я недооценил тебя, бумагомарака.

Сетис попытался взять себя в руки.

— Я его нашел, — тихо произнес он.

— Конечно. А я — танцовщица из Спалиса.

— Это правда. — Сетис попытался выхватить скорпиона, но толстые пальцы Орфета крепко держали вещицу.

— Где?

— Внизу, под залом, где работают писцы. Наверно, его кто-нибудь забыл. Много лет назад...

— А ты, значит, взял...

Сетис молчал.

— Собирался продать его? Каким образом?

— Я знаю нужных людей.

Маленькие глазки Орфета вспыхнули.

— Знаешь, значит? Кого, например? Что за лживую игру ты ведешь, писец ?

— Дай сюда, — в гневе воскликнул Сетис.

— Он принадлежит Богу.

— Сказано тебе, я его нашел...

— Ты что, не понимаешь? Он тебе его послал! — От волнения у Орфета перехватило голос; как одержимый он вертел скорпиона в руках.

— Послушай, бумагомарака, Бог не зря посылает свои знаки — у него на это есть веские причины, и эта красивая вещица явно... — Он дернулся, вскрикнул, выронил безделушку. — Он живой!