13 февраля Дибич уже более серьезно нахлобучил того же Хлопицкого под Гроховым.

19 февраля генерал Кавер, действующий под началом генерала Крейца, из-за собственной бестолковости проиграл полякам под Куровом. Этот бой вошел в Военную Энциклопедию Сытина «как наглядный пример бестолкового применения Кавером инициативы, отсутствия разведки и игнорирования связи с соседними отрядами.» После этого сражения генерал Кавер предстал перед судом и был отправлен в отставку.

Поменьше надрыва!

Это был лишь маленький эпизод войны. Размочивший статистику сухих русских побед. После весенней распутицы, давшей полякам некоторую передышку, как только дороги стали более-менее проходимы, боевые действия возобновились.

Уже 5 апреля сам генерал Крейц побил польского генерала Серавского под Вроновым. А через два дня генерал Редигер разбил польского генерала Дверницкого под Боремелем. Крейц поддержал почин товарища 28 апреля отлупив поляков под Любартовым. 14 мая снова битые под Остроленкой польские паны побежали в панике к Варшаве.

Уже в начале лета, 7 июня, в бою на Понарских высотах, Польская армия была наголову разбита.

14 июля выздоровевший Власов вместе с казаками рассеял поляков при Неборове, а 2 августа при деревне Мацеевичах неожиданно напал на поляков, поколол пиками 2 батальона пехоты, разбил и рассеял восемь эскадронов конницы и взял два легких орудия. Так сказать, отомстил за свои ранения.

Разбитые польские мятежники, не в силах остановить русскую армию, откатывались к Варшаве. 25 и 26 августа русская армия начала бомбардировку и штурм Варшавы. Мятежники, чувствуя, что им уже никак не удержаться, на рассвете очистили Варшаву, и Польша снова покорилась нам.

Греми слава трубою!

За взятие Варшавы Атаманскому Наследника Цесаревича полку были пожалованы на кивера отличия с надписью: «За Варшаву 25 и 26 августа 1831 года».

Но это уже совсем другая история.

Потому, что в мае 1831 года началась моя первая экспедиция в Калифорнию. «Святой Пантелей» отправился в дальний путь через Стамбул, Малагу, Гибралтарский пролив, Канары, Кейптаун, Коломбо, Сингапур, Манилу.

А еще раньше, в декабре 1830 года у меня же начали доходить руки до закладок на Крымскую Войну. Как-то я читал, что европейцы в первую очередь выиграли из-за превосходства своего вооружения. Особенное внимание уделялось дальнобойным винтовкам армии «союзников».

Так как нашим войскам, вооруженным старыми кремневыми недальнобойными ружьями, пришлось бороться против англичан и французов, вооруженных пистонными, более скорострельными, нарезными, дальнобойными ружьями.

Да и Бусенар написал «Герои Малахова кургана» о том, как ловко французские снайперы-«герои» создали «адский патруль», истребляя беззащитных русских издалека, в то время как нашим нечем было им ответить.

Между тем, пока военная техника развивается не шатко не валко. У англичан до сих пор в ходу все те же, старые и добрые «винтовки Пекаря», которые появились еще на первоначальном этапе Наполеоновских войн. У французов вроде пару лет назад появились какие-то «винтовки Дельвиня», но там явно какое-то тупиковое направление. Созданное существом с воображением идиота.

В конце дула находится специальная камора, а солдат при заряжании давит шомполом мягкую круглую свинцовую пулю так, что у нее задний кончик формируется в форме юбки. До изобретения пули Минье, это оружие будет не очень эффективным.

При этом я не скажу, что пуля Минье какое-то новомодное ноу-хау. Не только я уже их использую, вместе с донскими казаками, но и у турок каких только разного вида «Минье» не встречаются! Имеются у османов даже «разрывные пули». То есть в свинцовый колпачок, турки насыпают толченного стекла, а потом сверху закапывают его свинцом. Так что этот прохвост-Минье просто присвоил то, что до него было и так широко известно. Так что я даже не знаю, кончать этого Минье или пусть, собака такая, еще поживет.

В общем-то в оружейной сфере ничего особо революционного не появится до прусской капсюльной винтовки Дрейзе 1842 года. Да и то, пруссаки так тщательно будут оберегать секрет своей новейшей винтовки, что мир узнает о ней только после 1848 года, когда при революционных волнениях граждане разгромят арсеналы и захватят большую партию подобных ружей на руки.

А Крымскую войну англичане встретят с «люттихским штуцером» образца 1838 года. Ничего особо революционного, но довольно хорошая вещь, поставленная на массовое потоковое производство. Их наклепали достаточно много. С учетом того, что первые образцы появились в Бауншвейге в 1837 году, потом штуцеры широко выпускались в Бельгии, из-за чего и приобрели свое название, а потом эти винтовки были удачно модернизированы англичанами.

И дело даже не в Крымской войне, ведь Крымская экспедиция и осада Севастополя были только многомесячным эпизодом компании. Да и англичан там было немного, воевали в основном французы, турки и итальянцы. И из этого небольшого количества британцев- снайперов было еще меньше.

Важно другое. В середине 50-х годов, имея образцом прусскую винтовку Дрейзе, армия Великобритании начала перевооружаться на винтовку Энфилда. А все масса наклепанных люттихских штуцеров, списанных из армии, отправилась контрабандой на Кавказ. В качестве «гуманитарной помощи». Чтобы поддержать «свободолюбивых кавказских горцев в их борьбе с русской тиранией».

И вот там, в руках метких горных стрелков эти штуцеры натворили немало кровавых дел. Множество русских сердец были пробиты пулей, выпущенной из этой винтовки. Очень много.

И вот недавно, во сне я вспомнил некоторые подробности. Всплыли в моей голове некоторые факты, укрытые раньше в кладовке разума. А там оказалось много ценной информации.

Я решил действовать. Применить к англичанам их же методы. Накормить их же конфеткой. Как известно англичане славятся тем, что уничтожают физически конкурентов, напрочь зачищая поляну. Лукавые англичане не гнушаются даже уничтожать ученых мировой величины. Вспомним гуру моторостроения — немца Рудольфа Дизеля. Аккурат перед мировой войной, в 1913 году, известный немецкий ученый получил приглашение посетить Англию. И там внезапно пропал. С концами. Тела Дизеля так и не нашли.

Так что в середине декабря, когда стояла неприятная зимняя погода, дул резкий ветер и хлопьями падал мокрый снег; холодно, сыро и неприятно было нашим войскам; я вызвал к себе вахмистра Кривцова. Этот старый казак, 53 лет, уже мог бы демобилизоваться по возрасту, но продолжал служить, надеясь весной возвратится на Дон вместе с полком. Весь израненный в многочисленных боях, но еще крепкий головорез, Кривцов славился своими лингвистическими способностями.

Он прекрасно знал татарский и калмыцкие языки, и неплохо говорил по-турецки. Болгарский и прочие славянские языки мы тут не считаем. Как и молдавский. А в период Наполеоновских войн, когда Кривцов провел немало времени в Германии и Франции, казак освоил немецкий и французские языки. По крайней мере мог на них нормально объясниться. Просто у человека природный талант к иностранным языкам.

Казак вошел ко мне в хату, но мялся у горящей печки.

— Садись, — я показал вахмистру на лавку возле стола. — Разговор у нас с тобой предстоит серьезный.

Казак, не чинясь, сел на лавку.

— Степан Филиппыч, — продолжил я беседу. — Ты же понимаешь, что из-за проклятых поляков нас никто весной не отпустит? Так что можешь уезжать сам. Из реестра списали, значит всё. Я скажу отцу приготовить для тебя подорожную.

— Благодарствую, сотник, — мерно отвечал Кривцов.

— Но я предлагаю тебе напоследок, успеешь еще на печи насидеться, послужить Дону. Дело серьезное, кроме тебя мне обратиться не к кому.

— А что за дело?

— Тут-то Филиппыч, уже свое отслужил, но ведь сыновьям твоим и одностаничникам еще предстоит сходить в очередь?

— Вестимо, такова доля казачья.

— А как ты думаешь, Филиппыч, куда нас в следующий раз направят?

— Скорей всего на Кавказ, там война уже тридцать лет не прекращается.