Генри все трепетнее относился к Роуз. Это было видно невооруженным взглядом. Рядом с ней он расцветал, каждое его движение, мимика, речь были наполнены нежностью и заботой о подруге. В остальное время он был сам не свой. Растерянный, постоянно в своих мыслях. Такое поведение не было характерно для Генри Уотерса. В один из очередных визитов Квилл рассказал Кларк, что Уотерс не переставал думать о том, что должен был поступить иначе во время учений, проявить настойчивость и не спорить так долго с Квиллом. Это он как старший и как капитан должен был спасать положение и стойко сносить тяготы плена и пыток. Он, а не смелая, хрупкая девчонка. По словам наставника, боль и чувство вины буквально разрывали Генри на части. Он не мог простить себе то, что случилось с Роуз.

***

Роуз должна была отправиться на стажировку одновременно со всеми однокурсниками, но для этого нужно было окончательно прийти в себя и получить разрешение Лорен. И хотя лечение шло хорошо, Кларк пугала мысль о том, что она может не успеть оправиться.

Спустя шесть дней после возвращения Роуз к жизни, доктор Лорен пришла в палату с медсестрой, чтобы снять повязки и проверить как под действием инновационных препаратов заживают раны. Генри задерживался. Это был первый день, когда он не появился в окне с сияющей улыбкой. Организм Роуз быстро восстанавливался под действием лекарств, которые предоставили друзья директора Джонсона. Кларк уже вставала и осторожно ходила по палате.

Когда Лорен и медсестра приступили к делу, Роуз занервничала. До этого момента она не думала о последствиях ранений. Она выжила и не покалечилась так сильно, чтобы потерять возможность работать агентом. Этого было достаточно. Сначала повязки сняли с ног. Под коленной чашечкой красовался внушительный шрам и еще куча маленьких безобразной россыпью раскрасили смуглую от рождения кожу розоватыми пятнами. Это не сильно ударило по самолюбию, но Кларк тут же подумала об остальных ранах. Если мелкие осколки оставили такие следы, то чего ждать от ножевого удара. Вдруг стало не по себе, Кларк словно провалилась в пропасть, но нужно было возвращаться. Медсестра разрезала повязку на животе. Сердце замерло на мгновение, а в душе все словно потемнело. Роуз тут же принялась искать поддержку внутри себя и успокаивалась тем, что место не самое заметное. Она сможет смириться и может даже забыть со временем. Пока, глядя на шрам, перед глазами стоял мерзавец, который нанес увечье. Это пугало. Неужели она будет помнить злодея всю жизнь и страшные события намертво врезались в память?

Бинты упали с плеча, отклеили повязку за ухом, и вместе с этим стремительно падало настроение Роуз. Она стойко терпела сочувственные взгляды Лорен и милой молодой медсестры. Кларк не видела себя полностью, со всеми последствиями собственного героизма, а медработники наблюдали ее во всей красе. По их лицам было понятно, что внешний вид оставляет желать лучшего.

Перед тем как срезать повязки, с Роуз сняли больничную рубашку, которая прикрывала половину тела и скрывала все бинты. Теперь Кларк чувствовала себя уязвимой. Обезображенный вид и взгляды сожаления усугубляли ситуацию. Все трое молчали.

– Я хочу спать.

С этими словами Роуз натянула одеяло до самого носа и повернулась набок. Лорен и медсестра несколько мгновений постояли на местах, затем переглянулись и тихо вышли из комнаты. Роуз почувствовала жалость. Сочувственные взгляды совсем не то, что было нужно в тот момент. Кларк важно было найти в себе силы и стойко вынести очередное испытание. Почему увечья так повлияли на нее, она не могла объяснить даже себе.

Роуз не хотела спать, ей нужно было остаться в одиночестве. Она понимала, что тело больше не безупречно, и ей было любопытно рассмотреть изъяны получше. Большое зеркало находилось в общей душевой, через небольшой коридор от палаты. Туда Кларк и направилась, тихонечко шлепая босиком по холодной плитке, как только убедилась в том, что никто ее не остановит. Шаги давались с трудом, но любопытство брало верх. Спустя пару минут Кларк стояла у зеркала и рассматривала последствия ранений. Ей было тошно от того, что она видела. Довольно внушительный рубец на плече от первой полученной пули, длинный тонкий шрам за ухом и большой от ножа на животе. Изъяны на ногах она даже не брала в расчет. Глубоко внутри Роуз считала себя привлекательной и гордилась телом, которое заработала путем длительных изнурительных тренировок. Глядя в зеркало в тот момент, она уже так не думала. Дело было не только в шрамах – весь внешний вид был довольно ничтожным. Темные круги под глазами, подтеки от проходящих синяков по всему телу, на груди, ногах, животе, лице, нездоровая худоба, побледневшая кожа. Кларк успокаивала себя тем, что внешний вид – не самое важное. Важно то, что она не получила тяжелых травм, которые поставили бы крест на будущей карьере. Роуз должна была радоваться этому, но хотелось плакать от того, что она видела в отражении. И хотя Лорен пообещала, что от части ранений – на ногах и за ухом – шрамов не останется, а другие можно попробовать убрать, Кларк жалела себя.

Роуз никак не ожидала, что Генри появится именно в этот момент. Она вообще ничего не замечала и услышала, что кто-то приближается лишь в последнее мгновение. Позади послышались шаги и Кларк увидела отражение Уотерса в зеркале. Она не повернулась, все так же стояла в оцепенении, проводя рукой по шраму на животе, отрешенно уставившись в одну точку. В голове не было никаких мыслей, абсолютная опустошенность. Генри подошел совсем близко, Роуз чувствовала тепло его кожи, ощущала дыхание и биение сердца. Она уже решила попросить его уйти и оставить ее одну. Было так горько, что не хотелось никого видеть, не хотелось, чтобы кто-то обнаружил ее в таком состоянии – слабой и разбитой. Она ведь всегда была сильной и не показывала уязвимость ни одной живой душе. Любые слова в тот момент прозвучали бы как жалость. Роуз не хотела, чтобы ее жалели. Она привыкла сама проживать боль и преодолевать препятствия. Именно поэтому первым порывом было прогнать Генри, но по необъяснимым причинам она передумала и вместо просьбы уйти произнесла:

– И кому я теперь такая буду нужна?

Вопрос звучал риторически, безэмоционально – в пустоту. При этом Роуз медленно провела пальцами по шраму на шее, переходя к плечу. Фраза была криком отчаяния. Роуз даже никогда не задумывалась о том, чтобы быть с кем-то. Она собиралась посвятить жизнь работе и ничего кроме этого ее не интересовало. Этот вопрос в мыслях возник спонтанно, сам по себе. Она была незащищенной, и ей остро захотелось почувствовать себя нужной. Роуз не подразумевала Генри, но именно тот момент, его действия и слова прояснили все мысли, поставили все на места и перевернули сознание с ног на голову.

– Мне…

Генри произнес одно короткое слово, совсем тихо и с опаской, затем осторожно положил руки на бёдра Роуз и носом едва коснулся растрепанных волос девушки. Кларк ощущала жар его прикосновения и испытывала новые, странные чувства. Ей не хотелось, чтобы он убирал руки, но эмоции были слишком невыносимы по силе для ее состояния. В ушах зашумело. Понимание того, что она желает быть нужной Генри Уотерсу, что он хочет быть нужным ей, все что свалилось на нее в последнее время, сильно подействовало на еще слабое тело. Роуз теряла сознание. Она зашаталась и стала клониться в сторону. Генри бережно подхватил подругу на руки и побежал по коридору в комнату медперсонала.

Скорее всего, он чувствовал вину за то, что дал волю чувствам и корил себя за то, что не подождал более подходящего момента. С другой стороны, более подходящего момента могло не случиться. Ведь Генри в любой день мог покинуть «Blackhills» так и не сказав Роуз о своих чувствах. Он нежно прижимал ее к себе. Кларк выглядела такой хрупкой и беззащитной в его сильных руках.

– Эй, кто-нибудь, ей стало хуже, прошу, помогите!

– Ох, я же говорила ей не ходить! Еще слишком рано! Своенравная девчонка! – по-матерински заботливо и немного ворчливо произнесла пожилая медсестра, которая дежурила в это время.