– Учись проигрывать.

Первый голос принадлежал худощавому мальчику лет восьми. Манжеты его рубашки были испачканы травой, а ворот расстегнут, будто у какого простолюдина. На щеке виднелась длинная царапина, оставленная котом. Да и красивые черные волосы были растрепанными и торчали во все стороны. Подобный вид казался удивительным, ведь еще полчаса назад, когда учитель оставил мальчиков, ребенка было не стыдно показать и самому папе Римскому.

– Учись играть честно!

Второй участник ссоры был не намного старше первого, хотя и выглядел крупнее и крепче. При первом взгляде и вовсе можно было решить, что они одногодки. Практически идентичная внешность, состоящая из черных волос и зеленых глаз, только еще больше способствовала этому. Но если младший выглядел настоящим бунтарем, который чуть ли не в конюшне валялся, то старший представлял собой образец опрятности.

– Я честно играл!

– Как бы не так! – старший, не выдержав распирающей обиды, кинул в младшего искусно вырезанной фигуркой ферзя.

Та пролетела совсем близко от головы мальчика, ударилась о балку беседки и упала к ногам третьего ребёнка, который, притаившись в тени, был практически незаметен. Он являлся полной противоположностью спорящих братьев. Светловолосый и голубоглазый, сын приезжего художника обладал флегматичным характером, а потому смотрел на ссору в точности, как рыжий кот, упомянутый ранее.

– Ах значит вот ты как?! – младший, не долго думая, полез к брату с кулаками, намереваясь задать хорошую трепку.

– Грахго и Арманд де Мора, – строгий женский голос прозвучал, как гром среди ясного неба, останавливая драку, что так и не успела начаться: – что здесь происходит, позвольте узнать?

"– Твои мысли спутаны, капитан. Как ты доберешься до моих, если не властен над своими?

– Твой сарказм не помогает, Каттальтта.

– А разве похоже, что я хочу помочь?"

Солнце, находящееся в зените, выжигало глаза, плавило кожу и превращало жизнь в попытки выбраться из кипящего котла, которым сейчас был остров в эти мгновения. Дикое зверье пряталось в норы, замирало под тенью деревьев и уходило в пещеры, в избытке разбросанных здесь повсюду. И только призрачная фигура стояла на краю скалы, с безразличием наблюдая, как потрепанный бриг входит в бухту. На обшивке виднелись следы сражения, фок-мачта едва заметно накренилась и только название парусника, "Жемчужина", гордо красовалось у кормы, словно судно посмеивалось над своим плачевным положением.

– Что ж они тебя не добили, каракатица ты этакая?

Дух недовольно скривилась, держась лианами-волосами за древние колонны своего дома. Отсутствующий ветер игриво трепал перья на плечах и ласкал несуществующую кожу. Но подобные привилегии неживого существа не могли исправить скверное настроение. Дух-хранитель обязан оберегать свой дом от незваных гостей, чтобы живые не помешали слетающимся сюда духам перейти по нити в Топони и обрести покой. Души живых горели так ярко, что могли сбить с пути тех, чье место было уже не здесь. А тех из них, кто оставался в услужении хранителя, дабы искупить ошибки прошлого, люди дразнили полнотой жизни, сводя с ума уже недостижимым. Этот остров принадлежал мертвым.

"– Аккуратнее, капитан! Иначе ты расколешь мою голову на две части своими неумелыми попытками, – Каттальтта была зла и недовольна. Грахго, как бы не был осторожен, действовал слишком грубо. Он словно бил по ее призрачной голове молотком в надежде, что после очередного удара из уха хранителя выпадет необходимое ему воспоминание.

– Так, может, ты все таки соизволишь помочь? – с каждой новой попыткой капитан раздражался все сильнее.

– Лучше подожду, пока твое сознание не будет раздавлено потоком собственных воспоминаний. Ай!

– Прости.

Послышался тихий вздох. Чей именно, Каттальтты или Фанатика, уже нельзя было сказать.

– Расслабься, капитан. Позволь силе свободно проходить через тебя. Не строй плотину, ты же не бобер, в самом деле… Направляй ее, а не тормози."

Вечерело. Из воздуха уходила духота, уступая место ароматам акаций и магнолий. Шум прибоя успокаивал, навевая мысли о далеких землях и смелых моряках. На скале, деля одну бутылку вина на двоих, сидели юноши. Они вглядывались в горизонт, за который уходило солнце, но каждый видел что-то свое. Дамиан, пошедший по стопам отца, заворожено разглядывал переплетения облаков, переливы лучей и игру света. В желании сохранить раскрывающуюся красоту, он жалел, что с ним не было холста и красок. Грахго же видел уходящие в море с вечерним отливом корабли. Один из них в скором времени должен был стать его новым домом.

– Ты хорошо подумал? – Дамиан, не переводя взгляда с неба, забрал у друга вино.

– Да.

– Может, все же к черту эту морскую службу?

– Хах. А у меня есть выбор? Даже Арманд не смог отговорить отца.

– Насколько знаю, есть.

– Спятил?! – Грахго отобрал бутылку назад, сразу же делая большой глоток. – Хорош выбор! Либо меня отправят обратно в университет Саламанки, но уже для изучения святого писания и дальнейшего принятия прихода на землях моей тетушки, либо на военный корабль друга семьи юнгой!

– А что плохого в принятии прихода? – искренне удивился Дамиан.

– Из меня святой отец, как из тебя аскет, придурок.

Юноши замолчали. Грахго был прав. Бунтарский нрав, неприличные шуточки и вызывающее поведение, призванное вывести из себя чопорное общество отца, приводили в ужас благочестивых престарелых дам и в тайный восторг более юных леди. Святой отец, чтящий бога и наставляющий на путь истинный заблудшие души, никак не получился бы из парня, принципиально идущего против правил и норм. Но поступление на корабль к капитану Гонсалесу означало, что Грахго будет появляться дома, в лучшем случае, раз в тройку месяцев. Это несло в себе тяжелое плавание и морские сражения. И если подобное Грахго не пугало, то расставаться с Дамианом и Армандом он не желал.

– Арманд не может забрать тебя к себе?

– Нет. Отец непреклонен. Он боится, что я принесу убытки и буду плохо влиять на Арманда, – Грахго презрительно сплюнул. На Арманда нельзя было повлиять плохо. Он был настолько правильным, что порой сводило зубы от оскомины. Даже удивительно, почему старший брат продолжал дружить с двумя идиотами, вроде них с Дамианом. – Он даже стоял перед ним на коленях… Представляешь?

Грахго посмотрел на Дамиана, до сих пор переживая ту ужасную сцену, когда его всегда гордый и собранный брат внезапно опустился на колени перед отцом на глазах у всех, наплевав на чужое мнение и сплетни. Наплевав на все ради него. Это так сильно грело душу, что заставляло щеки гореть от стыда. Ведь именно Грахго виноват во всей этой ситуации. Парень с силой провел ладонью по лицу, пытаясь успокоить сжимающееся сердце.

– Не переживай, Грахго. Мы рядом, – Дамиан обнял расстроенного и растерянного друга, прижимая к себе и надеясь вселить в него ту уверенность, которой ни у кого из них не было.

"– Интересно, отец знает, что ненавистный ему Фанатик, так жадно грабящий его суда на протяжении нескольких лет, это я? – Грахго с горечью усмехнулся.

– Не отвлекайся, капитан. У тебя почти получилось."

Остров содрогался от силы, что его разрывала, извергая в воздух клубы пепла и дыма. Пылающие потоки лавы заполняли собой все, неумолимо пробираясь к океану. Для маленького клочка земли мир погрузился в саму Бездну, потонув в огне. Но невзирая на окружающий остров ад, пять полупрозрачных фигур недвижимо застыли прямо над ним. Они не сдвинулись с места даже в тот момент, когда лава, поднявшаяся из земли, окутала их тела.

Все остановилось также внезапно, как и началось, оставив после себя лишь пар, который, рассеиваясь, открывал взору черный остров и пять духов, нависших над ним. У каждого из них в груди появился камень, что бился в такт другому. Сердца были соединены друг с другом, и от них исходили нити в сотни других сторон, объединяясь с остальными духами-хранителями по всему миру. Можно было ощутить странную, нездешнюю силу, что они излучали. Каждая нить имела свой неповторимо пахнущий шлейф, который, впрочем, выглядел одинаково – миниатюрный млечный путь, низвергнутый с неба на землю и сокрытый от взгляда простых людей.