– Только-то… – сказала разочарованная Дэзи. – Я ожидала большего. – Она встала, её лицо загорелось. – Я ожидала, что в письме будет признано право и счастье моего мужа, видеть всё, что он хочет и видит, – там, где хочет. И должно ещё было быть: «Вы правы, потому что это сказали вы, Томас Гарвей, который не лжёт».

Александр Грин «Бегущая по волнам»

Посёлок, о котором по всему краю ходили легенды: то жуткие, то красочно-смешливые; в котором бесследно исчезали люди, а нечистой силы проживало больше, чем в повестях Гоголя, – посёлок этот встретил меня стрёкотом кузнечиков, которые лишь одни нарушали тишину ясного летнего дня. Ухоженные дома и чистота деревянных тротуаров как-то не очень вязались с дремучими бывальщинами окрестных жителей, подвинувших меня своими рассказами бросить отпускные занятия и добираться в Кириллов Берег, невзирая на настойчивые предупреждения Клавдии, моей тётки по матери, у которой я наконец-то собрался погостить, что «оттудова запросто и не возвернуться можно». Но любопытство моё разожжено было до предела и требовало всё увидеть своими глазами.

Лесная дорога, приведшая меня в посёлок, раздваивалась недалеко от аккуратного двухэтажного дома, привлекшего внимание не только резными наличниками и просторным балконом по фасаду второго этажа, но и по особенному естественным положением на местности, когда дом видится выросшим вместе с окружающими его деревьями, а не построенным человеческими руками. Основная дорога, надо было полагать, направлялась в центр посёлка, а отворотка узкой лентой петляла по берегу реки мимо нескольких домов, то пропадая, то появляясь опять, и вдали поднималась на покатый, почти безлесый холм, на вершине которого стояло странное сооружение, издали напоминавшее остов башни причудливой формы.

Путь порядком утомил меня, так как пришлось километров двадцать пройти пешком: попутка пригодилась лишь до Кухляниц, небольшого лесопункта вниз по Соне от Кириллова Берега. Говорили, что есть кирилловобережский автобус до райцентра, но как он ходит – толком никто не знал, так что пришлось добираться на авось. Говорили также, что вскоре до «Чудинова» (так ещё прозывали Кириллов Берег в народе) будет легко доехать, так как недалеко от него пройдёт шоссе на Вологу. Но дорога эта была ещё не построена, и пока приходилось, добираясь в кирилловобережскую глухомань, полагаться на случай, да на крепкие ноги. Случай мне не помог, от Кухляниц, где я заночевал, шагал по лесной дороге до самой цели, в напрасной надежде на попутный транспорт. И потому первая мысль была об отдыхе, хотя волнение от встречи с легендарным посёлком и придавало дополнительные силы. Поколебавшись немного, я направился к дому около развилки. Стучаться в дверь не пришлось, так как рядом с крыльцом, за кустом смородины, увидел молодую женщину, поливавшую цветы.

Добрый день, хозяюшка… Извините, что от дела отрываю – где бы мне здесь на постой дня на два определиться?

– День-то добрый, – она выпрямилась, обнаружив открытое, живое лицо и упругий стан, – а ещё на добром слове спасибо. – И чуть прищурилась на меня полувнимательно, полуозорно. – На постой, говорите? Так это можно. Мить, выйди на минуту! – крикнула она в дом.

На крыльцо вышел среднего роста худощавый мужчина в ситцевой рубахе, старых джинсах, босой. На вид ему было лет около пятидесяти, но глубокие морщины на смуглом лице, усиленные двумя короткими шрамами, и обильная седина в густых тёмно-русых волосах скрадывались гибкостью тела и живым блеском глаз. Он поздоровался, вопросительно посмотрел на женщину.

– Митя, человек на постой просится, дня на два.

– Так пусть проходит, да и устраивается, – лицо Дмитрия засветилось широкой, совершенно благодушной улыбкой, – чего человека-то у ворот держишь, а, мать?

Несколько обескураженный столь скорым разрешением своего вопроса, я начал сбивчиво отговариваться:

– Да мне бы, собственно… Знаете, не хотелось бы стеснять. Я думал, может что-нибудь вроде гостиницы в посёлке есть…

– Ну, лет через десять, может быть, будет, – Дмитрий снова улыбнулся. – А пока вроде как надобности нет – туристами не избалованы. – И, посмотрев внимательно на меня, добавил, – вы, пожалуй, первым будете за всю нашу историю. Так что проходите… как вас звать-величать?.

Мне ничего не оставалось, как представиться и воспользоваться приглашением. Вошли в дом. Прямо из коридора я поднялся за хозяйкой на второй этаж и был определён в небольшую комнату, в раскрытое окно которой протягивала руки-ветви раскидистая черёмуха. В комнате стоял старый диван, такой же старый стол, два стула и небольшой шкаф, на котором пылился кассетный магнитофон, видимо, неисправный.

– Лена! – крикнула вниз хозяйка, – поднимись ко мне.

На лестнице тут же послышался звук бойких шагов.

– Что, мама? – в дверь комнаты просунулась русоволосая симпатичная головка девочки лет двенадцати. Живые чёрные глаза с любопытством уцепились за меня. Мать отдала ей необходимые распоряжения относительно моего обустройства и лёгкие каблучки стремительно застучали вниз по лестнице.

– Ну вот, Лена вам постелит, покажет, где ванная, туалет. Располагайтесь. А я пойду чай ставить. – И, предупреждая мой вопрос, – меня зовут Татьяной, мужа, слышали уже, Дмитрием, дочку Лену видели, внизу ещё Егорка бегает. Запомнили? – И, засмеявшись, добавила, – денег за постой не надо.

Шаги её на лестнице были почти столь же легки, как и у дочери.

Я подошёл к окну. Сквозь ветви черёмухи была видна река и тот холм со странным сооружением на вершине. Пришла Лена с охапкой постельных принадлежностей. Её стройная фигурка замелькала по комнате, и через минуту диван мой был ухожен для проживания.

– Спасибо, Лена, – поблагодарил я девочку и хотел спросить её о непонятном сооружении на холме, но не успел: прямо над головой раздался странный, ни на что не похожий свист, а затем лёгкое подвывание. Я замер и вопросительно посмотрел на Лену.

– Харитошка, баловник, перестань, не мешай гостю! – звонко крикнула она в потолок.

Вой сразу оборвался.

– Что это? – я был в совершенном замешательстве.

– Да домовой наш, на чердаке живёт, – просто ответила Лена. – Обиделся, поди, что диван заняли – он тут иногда спит.

Я ошарашенно присел: «Начинается…»

– Так это… хм, почему же Харитоша? Может, Харитон? Харитон Иванович, например…, – пробормотал я первое, что пришло в голову.

– Не, Харитошка. Он у нас молодой ещё, озорник. Да вы не пугайтесь, он вас больше не потревожит. Он меня слушается, – в голосе хозяюшки явственно прозвучала важность. Ещё раз поправив подушки, которых притащила аж три, она объяснила, что где найти в доме и, сверкнув по мне смешливыми, в пол-лица глазами, ушла.

Я только успел умыться, как позвали к столу. Стол был накрыт в той комнате на втором этаже, что имела выход на балкон – просторной, светлой. Убранство её было столь же просто, сколь и неожиданно. Не было ни обоев, ни побёлки, ни паркета, ни ковров. Стены, пол, потолок – всё было обшито светлой плитой, расписанной красками так, что каждая стена, а также и пол, и потолок представляли из себя отдельное полотно. Справа от входа, на самой большой по площади рисунка стене и самой яркой по оформлению, изображён был, похоже, всемирный шабаш нечистой силы: ведьмы, черти, водяные, ещё невесть кто – и всё это блестело, плясало, смеялось, корчило рожи под могучим деревом, в свете огромного костра, над которым была подвешена сковорода, столь большая, что на ней уместился городской квартал с со всеми его домами, машинами, магазинами, суетой прохожих. Часть левой стены закрывал камин, расписана она была менее ярко, но не менее запоминающе: по пустынному серому холму поднималась пустынная серебристая дорога, поднималась прямо в пугающую и манящую бескрайность звёздного океана. С потолка струился свет – там было ясное, блестевшее голубизной небо, часть которого закрывал лебедь, легко парящий в этом радостном свете. По полу же был изображён, ни много, ни мало, Змей Горыныч, покорно сложивший свои головы к порогу. И надо сказать, что вся роспись была выполнена с незаурядным мастерством.