— Да, — отвечаю я, задыхаясь. — Я бы вышла за тебя замуж в одно мгновение.

Он улыбается, его лицо смягчается от облегчения, и притягивает меня к себе в крепком поцелуе. Я закрываю глаза и теряюсь в его объятиях. Грохот и визг техники затихают вдали, оставляя лишь стук наших сердец. Они бьются в унисон, словно мы уже две половинки одного целого.

Когда мы наконец разделяемся, Лу усмехается.

— Скажи это еще раз.

— Да, — повторяю я с хихиканьем. — Я выйду за тебя замуж, Лу Конмак.

Он снова обнимает меня и смеется так сильно, что я чувствую вибрацию в груди.

— Я сидел и смотрел, как мои братья находят любовь всей своей жизни, и думал, что со мной этого никогда не случится, но я самый счастливый из них.

Мое сердце трепещет, как от этих чувств, так и от сравнения с такой возлюбленной, как Брианна.

— Нет, Лу, — говорю я, заикаясь. — Это мне повезло.

Мы стоим вместе, улыбаясь, как идиоты, которые только что выиграли в лотерею. Потому что так и есть. Я думала, что моя жизнь закончилась, когда проснулась лотом № 362 на аукционе, а Лу подарил мне надежду на любовь.

— Босс, — говорит кто-то, вырывая нас из задумчивости. — Нам нужна помощь с мусоросжигателем.

Лу кладет руки мне на плечо.

— Хочешь, чтобы кто-нибудь доставил твоего мужа сюда живым?

Я смеюсь. Единственное, что не давало мне покоя в первые дни пребывания в особняке, — это мысль о том, что надо сбежать и заставить Сайласа заплатить за свое предательство. Потом все изменилось, когда я прониклась чувствами к Лу.

Теперь я воспринимаю то десятилетие, которое провела с Сайласом, как подготовку к настоящей любви. Любовь не бывает в красивых упаковках, и она не всегда приятна. Если бы я не возводила чувства на пьедестал, я бы увидела Сайласа таким, каким он был: мошенником, играющим в долгую аферу.

Сайлас сбил меня с этого пьедестала. Падение было болезненным, опасным, но помогло увидеть правду сквозь ужасающую внешность Лу. Он самый добрый, самый любящий человек, которого я когда-либо встречала, и я благодарна ему за то, что он выбрал меня своей женой.

Сегодня вечером действия Танатоса подтвердили, что он и Сайлас никогда не собирались возвращать меня из аукционного дома. Все чувства, которые я испытывала к своему скоропостижно скончавшемуся мужу, исчезли. Я не могу даже выразить презрение.

— Пусть его бросят в реку, — говорю я. — Он не заслуживает красивого трупа.

Я целую Лу в губы и говорю ему, что вернусь, но пока иду к мусоросжигательной печи, думаю только об этом проклятом аукционном доме. Последние несколько дней были сплошным вихрем попыток остаться в живых и не стать следующей жертвой Танатоса. Теперь я наконец-то могу думать о чем-то большем, чем собственное выживание.

Безумие, что такое место, как аукционный дом, вообще существует. Кто в здравом уме может считать, что продавать людей — нормально? Это ужасно, и этого нельзя допускать. Это щекотливая тема, поскольку владельцем аукциона является кто-то, связанный с конкурирующей бандой, а ирландская мафия, похоже, пытается избежать конфликта. Но смогу ли я убедить Лу помочь мне остановить это безумие?

Глава 42

Три недели спустя мы сидим на заднем сиденье лимузина, облаченные в черные бронежилеты. Машина едет за автобусом с десятком вооруженных людей, и мы сворачиваем на территорию особняка на другом конце города.

Это Георгианское здание с белыми колоннами у парадного входа, напоминающее римский храм, но в то же время одно из владений Криуса Ванира, самого известного сутенера в Великобритании.

Лу поворачивается ко мне, его голубой глаз пылает. После того как мы избавились от Танатоса, мы вернулись в особняк и провели остаток недели в постели. Все думали, что это из-за глаза, но Лу скрывал свои другие травмы.

Зрение возвращалось медленно и улучшалось с каждым днем благодаря глазным каплям и антибиотикам. К концу месяца доктор Огер выдал ему заключение об улучшении состояния.

— Ты будешь стоять спиной к стене, — говорит он, его голос угрожающий и низкий. — Не отвлекайся на других женщин. А если кто-то приблизится...

— Я выстрелю им в лицо, — говорю я, пресекая возможную тираду.

Иногда он ведет себя так, будто ничего из событий прошлого месяца не произошло. Как будто я не отгоняла Танатоса выстрелами на той стоянке и не всаживала нож в шею этому ублюдку, чтобы ослабить его для Лу.

Я думаю, он чувствует себя неловко из-за того, что ему приходится опираться на меня в поисках поддержки, в то время как он всегда видел себя защитником. Но он не понимает, что из-за уязвимости я полюбила его еще больше.

— Мы с тобой оба знаем, что я справлюсь— отвечаю я с раздражением.

Лу сужает глаза.

— Это твое последнее приключение.

Я сокращаю расстояние между нами и целую его губы.

— Все зависит от того, сможешь ли ты меня обрюхатить.

Он ухмыляется мне в губы и притягивает к себе.

— Поверь мне, для этого нужна всего одна попытка.

— Я поверю в это, когда увижу, — отвечаю я с ухмылкой.

Один из его людей стучит в окно, и Лу оборачивается, чтобы кивнуть ему. Тот распахивает дверь и просовывает голову.

— Босс, вы должны это видеть.

— Что случилось? — спрашивает Лу.

— Кто-то пришел раньше нас.

— Оставайся внутри, — Лу сжимает мое бедро, поднимается со своего места и идет к двери.

Как только он выходит, я тоже выхожу из лимузина и встаю слева от него, чтобы избежать его взгляда.

— Не волнуйся, — похлопываю его по руке. — Я прикрою тебя.

Уголок его рта приподнимается в ухмылке, и мы следуем за его человеком в особняк.

Капли крови стелются по мраморному полу огромного вестибюля и ведут к дверному проему в дальнем левом углу. Мы идем по следу и попадаем в знакомую комнату с рядами кресел, обращенных к аукционному залу.

На полу разбросаны трупы, большинство из них с пулями в голове и груди, другие — с перерезанным горлом. На сцене, задыхаясь от ранения в грудь, лежит крупная женщина-бульдог, а в углу сгрудились двенадцать голых женщин, закованных в цепи, как животные, и содрогающихся от тихих рыданий.

— Что за чертовщина? — шепчу я.

Лу мотает головой в сторону женщин.

— Освободите их, принесите одеяла и отведите в особняк.