Сейчас всё это казалось далёким прошлым. Он вспомнил слова Ники про то, что пришёл на всё готовое, но это было неправдой. Это был его бизнес. Илья был в нём с самого начала. Он трудился в поте лица вместе с отцом, чтобы сейчас стать тем, кем является.

Раньше Илья думал, что теперь всё идёт как по маслу и надо просто придерживаться этой траектории, тогда всё будет так, как надо, как должно быть — идеально.

Ника сдвинула эту траекторию, увела в сторону и заставила посмотреть на себя со стороны. Что-то в нём надломилось, порвалось, как рвётся натянутая гитарная струна. Что-то пошло не так, и его это бесило и страшило одновременно, как будто бы конец был близок. Конец той простой жизни, которую он построил, и в которую он верил, не зная и не думая, что будет если сделать шаг в сторону.

Илья его сделал, сошёл с дистанции, и теперь уже не знает так ли всё хорошо, как кажется. Он хороший руководитель и в бизнесе всё гладко, но вот хороший ли он отец и муж, этого он не знал. Думал, что хороший, но, возможно, просто обманывался, и там, где надо было быть рядом с семьёй, он был на работе. Тогда, когда надо было поговорить с детьми, он говорил с партнёрами. Когда надо было обнять жену, он любовался только что подписанным выгодным контрактом. Всё как-то не так, и он давно знал, что именно, но просто боялся что-то менять.

Четвертая встреча

Осень уже была в той стадии, когда даже самые теплолюбивые люди хотят, чтобы скорее пришла зима и выпал снег. Деревья стояли голые, дожди начали сходить на нет, и по ночам стало подмораживать — был конец октября.

Илья Привалов, как обычно, возвращался домой привычным маршрутом. Настроение у него было приподнятое из-за удачной сделки, заключённой сегодня, да и тот факт, что наконец-то удалось поговорить с детьми по душам, и похоже понять друг друга, уже второй день грело его душу. Он почувствовал, что снова возвращается на свою дорогу — прямую и простую, и что всё-таки он неплохой отец, а может даже и хороший, и дети вроде ему доверяют, и жена его поддерживает. Вера в то, что теперь всё идёт как по маслу росла в нём с каждым днём, становилась всё прочнее.

Ника стояла на той самой остановке, где он подбирал её раньше. Она держала руку слегка приподнятой, пытаясь поймать машину. Её волосы развевались в разные стороны под напором ветра, и девушка ёжилась от холода, переминаясь с ноги на ногу. Первая мысль Ильи была проехать мимо, сделать вид, что не заметил, но в последний момент в нём опять что-то дрогнуло, и он остановил машину слегка проехав вперёд, так, что Ника оказалась напротив задней двери машины.

— Привет, — поздоровался он, когда девушка села на переднее сидение, чуть слышно закрыв дверь.

— Спасибо, — сказала Ника и уткнулась носом в стекло.

Несколько минут они ехали молча. Илья не видел её лица, но чувствовал, что что-то не так. Она молчала.

«А где же нескончаемый поток подросткового идиотизма?»

— Ника, всё в порядке?

— Да, а что?

— Ты молчишь.

— Просто не хочу говорить, — улыбнулась она.

— Не похоже на тебя.

— Вы меня совсем не знаете, чтобы так говорить.

— Мне казалось, что за предыдущие три раза я мог составить о тебе мнение. Думал, ты болтушка, каких я ещё не встречал.

— А я думала, вы серьёзный семейный дядька. Ну хотите поговорить — валяйте. Что-то у вас лицо счастливое, как будто приняли чего запрещённого?

— Да так, ничего такого. С детьми общий язык нашёл, сделку выгодную заключил, и взял путёвку. Через месяц полечу с женой в тёплые края.

— Везёт, блин.

— А ты почему такая грустная?

— Жрать хочу.

— И я тоже, но я весёлый.

— Я очень хочу жрать.

Он внимательно посмотрел на девушку.

«Врёшь, чувствую, врёшь».

Илья задумался. Клещами вытягивать из неё он ничего не будет. Да и зачем ему-то это надо? Но в то же время почему-то захотелось помочь этой девочке, которая выглядела очень несчастной — будто брошенной и никому не нужной.

Он проехал несколько домов и припарковался рядом с пиццерией, откуда любил заказывать пиццу на дом. Пару раз он заезжал сюда после работы, покупал большую мясную, чтобы порадовать детей вкусняшкой. Илья считал, что в этом тихом уютном местечке в спальном районе столицы готовят лучшую пиццу в Москве.

— Идём.

— Куда?

— Жрать. Ты же хотела, — он вышел из машины и обогнул её, чтобы открыть дверь Нике.

Они заказали по несколько кусков пиццы и сели за столик у окна. Там, на улице, буйствовала природа. С неба посыпался не то дождь, не то снег. Шквальный ветер нёс обрывки газет и прочий мусор по тротуарам. То, что они были в тепле и уюте, казалось тогда большим счастьем.

Принесли пиццу и горячий кофе.

— Ну, рассказывай, — Илья сделал большой глоток кофе, чтобы согреться. Хотя он только вышел из машины и прошёл три метра до кафе, ему было зябко только от вида того, что происходило на улице.

— Почему я вам должна что-то рассказывать?

— Не хочешь, тогда жуй. Ты же есть хотела.

Ника откусила большой кусок пиццы и стала его жевать, медленно и долго, как будто ей это было трудно.

Илья ел, думая, что нужно прикупить пару коробок пиццы для домашних.

— Здесь лучшая пицца в городе. Как тебе? Ты что плачешь? — он поднял глаза на девушку.

У Ники по щекам текли крупные слёзы, падая на руку, которую она положила перед собой на стол. Девушка смотрела в окно и плакала тихо и беззвучно, а про себя повторяла только одно: «Вот дура, какая же я дура!». Она взглянула на Илью и снова уставилась окно.

— Да, херня всё это.

Илья молчал, просто не знал, как реагировать. Он сам никогда не плакал, только однажды, когда хоронил деда. Мать он не видел плачущей никогда, а Марина плакала несколько раз за всю их совместную жизнь. Последние годы он просто отвык от того что, кто-то кроме маленьких детей может плакать.

— Застала своего с какой-то шалавой. Бывает. Я ж говорю — херня. Обидно, правда. Я считаю, если ты хочешь спать с кем попало, так расстанься сначала. Зачем обманывать? Просто урод, блин, вот и всё, — Ника вытерла слёзы рукой и взяла чашку с кофе. — Ерунда. Нашла из-за чего расстраиваться, из-за дебила этого.

Илья по-прежнему молчал. Ему было неловко. Зачем он её вообще сюда привёз? Подбросил бы до дома, порыдала бы в подушку и забыла бы о нём через какое-то время. В юности такие вещи вообще просто переносятся, и влюблённость в одного человека, сменяется влюблённостью в другого.

— Ну, что вы на меня уставились? Ну дура! Да! Знаю! Нечего на меня смотреть!

Илья откусил большой кусок пиццы, пожал плечами, и с видом человека, которому ничто не может помешать наслаждаться жизнью, сказал:

— Веришь — нет? Но мне как-то плевать.

Ника удивлённо посмотрела на него, возможно дольше, чем хотела.

— Верю, — она уже не плакала, как будто протрезвела от тона и безразличия этого чужого для неё мужчины.

— Жена мне тоже изменяет, но я не сижу и реву. И тебе не советую, — Илья сказал об этом так просто, как будто речь шла не о его жизни, а чей-то другой, к которой он не имел никакого отношения.

— А почему не разведётесь?

— А зачем? Кому от этого хорошо? Детям? Не думаю. Жене? Она никогда не работала, на что она жить будет, если я её выгоню? Мне? Ну тут как посмотреть: за детьми следит, жрать готовит, в постели всё супер, мозг не выносит почти. Почему не жить? — он сказал это так зло, что испугал Нику, и прочитав испуг на её лице, добавил уже более мягко. — Просто я привык. Мне её интрижки не мешают. Да и я сам в этом виноват. Дома надо чаще бывать, и ей больше времени уделять, а у меня одна работа на уме. То встречи, то командировки, то ещё что-нибудь. Семью создал, детей нарожал, квартиру купил и скинул всё на неё. Да и потом люблю её, и готов многое простить. Не знаю почему так, но как-то вот так.

Ника слушала его, пытаясь понять, как можно простить измену, а потом решила, что это бессмысленно — чужая душа потёмки. Илья думал над тем, для чего он всё это сказал. Никому не говорил, а тут вдруг выложил как на духу.