Эпилог

После битвы в Кноссе прошло пять дней. Микенцы готовились к отплытию. Подшучивая, переругиваясь и помогая друг другу с погрузкой провизии, моряки резво перемещались между судами. Сами корабли выглядели лучше прежнего: палубы отмыли, а борта почистили от ракушек и кое-где даже подкрасили.

Утреннее небо было безоблачным, несмотря на прошедший накануне дождь. Растения на острове, впитав живительную влагу, запестрели новыми цветами; зелень переливалась на солнце множеством оттенков, радуя глаз свежестью, а насыщенный аромат трав, смешанный с морской солью, щекотал обоняние. Орест наблюдал за сборами своей команды, стоя поодаль, в тени прибрежного утеса. Гермиона была рядом; она крепко держалась за предплечье микенца, не желая его отпускать.

Когда последние амфоры были надежно закреплены на «Арктосе», Орест удовлетворенно заметил:

— Люди работают быстро. Мы отправимся еще до полудня.

— Меня это огорчает и радует одновременно.

— Вот как?

— Конечно. Ведь ты вернешься, чтобы остаться здесь насовсем, — Гермиона улыбнулась, хотя ее взгляд оставался серьезным.

— Я бы с удовольствием взял тебя с собой в Микены, но… — Орест не договорил, а лишь склонил голову, коснувшись лицом ее распущенных волос.

— Знаю. И с удовольствием взошла бы на твой корабль… Но сейчас мое место здесь. Отец сильно подавлен, и я не готова оставить его одного с Идамантом. А еще, — царевна вскинула голову, — неизвестно, как меня примут в Микенах! Браки между царями дело обычное, но мне что-то не хочется играть печальную роль Медеи на чужбине…

Орест усмехнулся:

— Надеюсь, мне самому не придется узнать, каково это.

— Ты сражался за Крит и спасал меня, — Гермиона заявила это с очаровательной уверенностью. — Все здесь тебя полюбят, вот увидишь.

— Хорошо бы! Но до этого еще далеко… А пока меня ожидает только долгий путь домой. И каждый новый день будет начинаться с тоски по тебе.

— Я тоже буду скучать. Береги себя. Не задерживайся на обратном пути.

Слова царевны казались сдержанными, но по тону было ясно, с каким глубоким чувством они произносились. Какое-то время Орест и Гермиона молчали. Около «Мелеагра» Дексий что-то горячо втолковывал группе моряков, потом махнул рукой и отправился проверять «Арктос». Всегда беспокойный и ответственный, этот человек не терпел беспорядка и явно намеревался проследить перед отплытием за каждой мелочью.

— Жаль твою служанку, — негромко сказал Орест, продолжая наблюдать за сборами.

— Бедная Адония! До сих пор не могу поверить, что ее больше нет… Это несправедливо: безобидные люди, никому не причинившие зла, страдают и гибнут из-за чужих прихотей.

На глазах царевны выступили слезы, которые она сердито вытерла тыльной стороной ладони.

— Это правда, так устроен мир, — попытался утешить ее Орест. — Но в наших силах сделать его хоть немного лучше. По крайней мере, мне хочется в это верить… Увы, сам я не могу служить образцом для подражания.

Его лицо на миг потемнело от воспоминаний, что укрылось от внимания Гермионы.

— Погибла не только Адония, но и другие слуги. У многих были дети, семья… Я видела, как умирают от болезней и старости, но со смертью от мечей столкнулась впервые. И не знаю теперь, как справиться с этим страхом.

Ее плечи дрогнули. За напускной уверенностью прятались испуг и беспомощность — чувства критянки вырывались наружу. Орест крепко ее обнял:

— Вернувшись, я смогу защищать тебя от любых неприятностей. И всегда буду рядом.

— Тебе я верю, — Гермиона прильнула к его плечу, но вскоре отстранилась. — Пора…

На побережье явился сам Идоменей со свитой. Царь и правда выглядел не слишком хорошо — он сутулился, а вокруг глаз словно прибавилось морщин. Но голос владыки был громким и твердым:

— Хотя наше расставание и лишено радости, сын Агамемнона, я желаю тебе мирного моря и легкого пути до дома. Мое сердце спокойно, ведь любимая дочь наконец обрела свое счастье. Помни, что тебя ждут на Крите, и скорее возвращайся.

— Благодарю, Идоменей. Увы, я не могу с уверенностью обещать Криту военную поддержку от Микен и их союзников… Но сделаю все возможное для защиты твоего благословенного острова.

— Не думай об этом. Мой Крит сможет за себя постоять, — старик усмехнулся и плотнее закутался в плащ, несмотря на теплое утро. — Лучше поберегись сам. Скоро и друзья, и враги узнают, кто именно обезглавил Фтию… Остается надеяться, что война закончится раньше, чем всколыхнет всю ойкумену.

— Я тоже рассчитываю на это, царь.

Орест коротко поклонился. Властелин Крита и его приближенные отошли, а микенские моряки приготовились спускать корабли на воду.

Царевич огляделся и нигде не увидел Гермионы. Это удивило его, но времени на поиски уже не оставалось. Орест отправился на «Мелеагр», где его встретил лежащий на палубе Акаст. Хотя юноша был перевязан с ног до головы, а его лицо опухло от заживающих царапин и синяков, он улыбался своему командиру.

— Ну как ты, герой? — участливо спросил царевич.

— Будь у меня весло, я бы греб вместе со всеми, да Дексий не разрешает! — Акаст хихикнул, но сразу поморщился от боли.

— Нет уж, отдыхай! Мне говорили, он чуть с ума не сошел, когда решил, что ты помираешь. Так что не вздумай просить у него какую-то работу… даже в шутку!

Орест взъерошил косматые волосы гребца:

— В ту ночь ты спас мою команду и все корабли. Ты истинный сын своего прославленного отца, Акаст, и настоящий храбрец! Я очень горжусь тобой.

Оставив моряка в смущении, Орест подошел к борту и ухватился за него, ощущая, как «Мелеагр» пришел в движение. Гребцы опустили весла в воду, затем подняли их — знакомый плеск заглушил все прочие звуки. Микенская команда покидала остров.

Орест поискал взглядом Гермиону в толпе критских царедворцев, но так и не нашел ее. Идоменей махнул рукой, и микенец поднял ладонь в ответ. Берега медленно отдалялись.

Лишь когда фигуры людей на берегу стали совсем крошечными, он увидел свою возлюбленную. Царевна стояла на самом верху прибрежного утеса — прямая, стройная. Ее не испугал крутой подъем. Ветер играл с гиматием и длинными волосами Гермионы. На этой скале она была совсем одна — только чайки кружили у нее над головой.

Орест не мог оторвать взгляда от дочери Идоменея. А та протянула руки в сторону кораблей, уходящих в лазурное море.

Утес стал едва различим, и весь Крит подернулся легкой синеватой дымкой… Лишь тогда микенский царевич смог очнуться от наваждения. Он наконец отошел от борта. Перед глазами плыло алое марево: слишком долго ему пришлось вглядываться вдаль, не задумываясь о бликах на воде. Орест приложил ладони к глазам, несколько раз с силой провел ими по направлению от переносицы к вискам и обратно. Стало немного легче.

— Выглядишь усталым.

Укрыться от внимательного взгляда Пилада было невозможно: уродливый воин подмечал все. Раздевшись и собрав волосы назад, он обматывал ладони грубой тканью — готовился занять свое место на скамье гребцов. Орест пожал плечами:

— Просто немного расстроен. Это простительно для влюбленного в разлуке, — он безрадостно улыбнулся. — Да и выспаться не удалось. Лишь кое-как задремал перед рассветом…

— Плохо. Тело должно отдыхать.

— Ничего не поделаешь. Я гораздо хуже сплю с тех пор, как на нас напали пираты. А после сражения с Неоптолемом ночи стали еще тягостнее.

Орест посмотрел на Пилада странным взглядом, в котором не было жалобы — только тоскливая покорность судьбе.

— Я устал от разговоров с самим собой. Устал ворочаться и смотреть в потолок, окруженный темнотой. Теперь я знаю, что ночь гораздо длиннее дня… Мне нечем заняться, пока вся команда отдыхает — остается лишь искать в полной тишине ответы на вопросы, от которых бросает в дрожь.

Он глубоко вздохнул и с хрустом в плечах потянулся. Пилад хранил молчание, ожидая продолжения.

— Я боюсь, что применяю силу для злых деяний, — наконец закончил Орест. — Прячусь за мыслями о защите близких или о мести, будто за медным щитом… а на самом деле приношу в мир новые страдания. Я мог бы просто убить Неоптолема, не играя с ним, будто с добычей. Все это видели. И тогда, во время нападения пиратов…