Порой он завидовал Электре: у нее оставалось чуть больше свободы. Мать уделяла дочерям мало времени, предоставляя их самим себе. Хотя царевен могли в любое время выдать замуж ради выгодного союза…
«Электра вспыхнула бы от ярости, случись подобное», — подумал Орест с усмешкой. О, полюбоваться на гнев его сестры спустятся даже олимпийские боги!.. У микенской царевны уже имелся возлюбленный — молодой пастух, с которым она каждые несколько дней уходила миловаться в поля. Ифигения протестовала, Клитемнестра предпочитала делать вид, что ни о чем не знает. По крайней мере, пока.
Увы, гнев Электры ничего не изменит, все хорошо это понимали. Клитемнестра была сильна, жестко правила Микенами и обладала непререкаемым авторитетом. Повлиять на уже принятые ей решения — непосильная задача.
Как сумела женщина, правящая одним из самых могущественных царств во всей ойкумене, удержаться на вершине, избегая бунтов и противостоя огромному давлению?.. Тем не менее, Клитемнестра многие годы успешно поддерживала в своих владениях порядок и преумножала их богатства.
Но в конечном итоге, Львиный город признавал лишь мужскую власть. Традиции были сильнее. Царица могла оставаться у власти до тех пор, пока наследник престола не взойдет на трон… Орест с трудом удержался от вздоха. Его не прельщало такое будущее.
Рыночная площадь осталась позади. Орест миновал приземистые тесные хижины бедноты, поднялся выше, прошел мимо утопающих в зелени, роскошных домов знати и наконец достиг родного дворца. Прохлада и тень после пыльных, нагретых солнцем улиц оказались настоящим блаженством. Орест и сам не заметил, как утомила его долгая прогулка. Он намеревался сразу же пройти в свои покои, как вдруг заметил направляющегося к нему Ахома, одного из управителей дворца.
Выходец из далекого Айгиптоса, этот человек никогда не видел своей родины. Он происходил из семьи осевшего в Микенах обеспеченного торговца, коренного жителя великой страны Та-Кемет. Благодаря проницательному уму и способности подмечать мельчайшие детали, Ахом со временем возвысился до управителя, следящего за работой слуг и порядком в микенском дворце.
Египтянин выделялся даже издалека. Его одежда всегда поражала богатством, череп был безукоризненно выбрит, а походка преисполнена достоинства.
Оресту управляющий не нравился. Эта неприязнь была сугубо личной и не имела особых оснований. Возможно, все дело было в нарочитом стремлении Ахома подчеркнуть лишний раз свою значимость. Покорный воле вышестоящих, египтянин всячески пытался блистать и властвовать среди слуг, доказывая свое превосходство при любом удобном случае. Это его не красило.
Ахом приблизился и с поклоном сообщил:
— Царица приказала мне встретить вас, господин. Она хочет, чтобы вы зашли к ней, как только явитесь во дворец.
— Она не сообщила, зачем ей понадобилось меня видеть? — Орест понимал, что придется навестить мать, но ему ужасно хотелось отдохнуть хотя бы немного, а заодно освежиться в купальне с прохладной водой.
Смыть пыль и пот после долгой прогулки не помешает, если уж затем ему предстоит встретиться с первейшей в Микенах особой — своей матерью.
— Владычица не отчитывается перед подданными, — покачал головой Ахом. — Она лишь велела передать ее наказ. Могу ли я сообщить госпоже, что ее воля исполнена?
— Да, скажи ей, что я вскоре приду. Ты свободен, Ахом.
Египтянин, вновь коротко поклонившись, удалился. Царевич проводил его задумчивым взглядом: «Он и сам не испытывает ко мне расположения, хотя успешно скрывает свои чувства».
Орест направился в купальню. Приказав слугам подать чистую одежду, он наскоро вымылся и вскоре был готов к встрече с Клитемнестрой. Отдых и трапезу пришлось отложить.
Обычно в это время царица, закончив с приемом посетителей, отдыхала у себя в покоях. Орест пожалел, идя в комнаты матери, что нигде не встретил Ифигению или Электру — возможно, сестры знали, зачем он понадобился повелительнице Микен?..
Царевич, перед которым почтительно расступилась охрана, вошел в просторное помещение с богатой отделкой. Там у большого окна стояла его мать, сложив руки на груди и глядя вдаль. Орест оглянулся: в покоях больше никого не было. Предстоял разговор один на один.
Обернувшись, Клитемнестра коротко приветствовала сына и кивком указала на одно из кресел:
— Проходи, Орест. Я рада, что ты не заставил себя ждать слишком долго.
Дождавшись, пока ее сын устроится поудобнее, она села напротив и небрежно положила руки на подлокотники собственного кресла. Клитемнестру и Ореста разделял только стол, на котором уже были расставлены кубки с вином и блюда со спелыми фруктами. Очевидно, царица заранее подготовилась к разговору. Ореста это нимало не удивило: он знал, что мать отличалась любовью к планированию каждой мелочи.
Годы не сильно сказались на Клитемнестре — она оставалась весьма привлекательной женщиной, хотя в копне иссиня-черных волос и появилось несколько седых, а вокруг глаз пролегла тонкая сетка морщин. Однако кожа на лице владычицы не обвисла, ее руки оставались гладкими, а осанка — безукоризненной; эта женщина никогда не знала тяжелого ручного труда, а служанки каждый день умащивали ее тело маслами и лучшими благовониями. Клитемнестра не набрала вес, как большинство рожавших женщин, и оставалась подтянутой, словно юная девушка.
Орест знал, что его мать имела немало любовников, но никого не приближала к себе по-настоящему. Пленительная женщина с непреклонной волей, Клитемнестра казалась жительницей Олимпа. Лишь ее дети да некоторые советники знали о периодических приступах неуправляемой ярости царицы… но благоразумно предпочитали молчать.
Пристальный взгляд серо-зеленых глаз Клитемнестры изучал Ореста. Наконец она негромко сказала:
— Ты снова ходил без охраны на рыночную площадь?
Царевич кивнул: Клитемнестра не столько задавала вопрос, сколько утверждала очевидное. Не было смысла спорить.
— Орест… — Клитемнестра покачала головой. — Тебе следует быть осторожнее. Враги будут в восторге от беспечности наследника престола. Удар мечом или кинжалом в толпе — это так легко! И рядом не будет никого, кто бы смог тебя защитить.
— У меня нет врагов, мама, — слабый аргумент, однако Оресту хотелось хоть что-нибудь ответить.
— У царского рода множество врагов, — Клитемнестра снисходительно улыбнулась, будто отвечая неразумному ребенку. — Стоит ли мне напоминать, как умер твой отец?
— Агамемнон был воином и силой покорил множество земель. Обо мне этого не скажешь.
— Ты прекрасно знаешь, что нашу семью можно ненавидеть по тысяче причин. Достаточно быть обиженным царедворцем или родственником осужденного преступника… Но, кажется, тебе очень хочется возражать. Оставим это, мой мальчик. Перейдем к делу и побеседуем о твоем будущем.
— О моем будущем?
Прежде чем продолжить, царица сделала глоток вина и какое-то время держала кубок в руке. Тень скользнула по ее лицу; казалось, Клитемнестра размышляет над своими следующими словами.
— До недавнего времени ты был лишь юнцом, способным лишь наслаждаться праздной жизнью, но никак не нести на плечах груз ответственности. Но теперь все будет иначе, Орест. Ты уже не ребенок, а молодой мужчина. И уже достиг того прекрасного возраста…
Она снова замолчала и сделала неопределенный жест рукой. Орест прекрасно понял, куда идет этот разговор. Он ждал, когда Клитемнестра договорит, и знал, что услышанное ему не понравится.
— …прекрасного возраста, чтобы стать микенским царем, — закончила его мать.
Пауза, последовавшая за этими словами, сильно затянулась. Орест опустил взгляд, словно чрезвычайно заинтересовавшись узором на полу. Но, набравшись смелости, он вскинул голову и уверенно спросил мать:
— А если я не желаю им становиться?
Глава 3
Поджав губы, Клитемнестра рассматривала сидящего перед ней сына. Он нисколько не походил на Агамемнона. Орест унаследовал материнские черты лица и осанку. Его глаза — точь-в-точь как у Клитемнестры! — смотрели ледяным взглядом, а профиль словно ваял искусный скульптор. Обычно Орест казался неуступчивым и гордым, но Клитемнестра знала, как быстро преображался этот юноша при всяком удобном случае. Как теплел при виде сестер и друзей его взгляд, как легко зарождалась улыбка на тонких губах… Потомок славного рода, Орест обладал незамутненной, чистой, как у ребенка, душой. Царевич не забивал себе голову заботами о Львином городе, не мечтал о покорении соседей, да и состояние сокровищницы его тоже не интересовало.
