— Я никогда не прощу себе то, что случилось с моими родителями, — признаюсь я, поднимая фигурку, которую он уронил. Деревянный солдатик, высоко держащий меч в боевой стойке. Поразительное внимание к деталям. — Саида, моя подруга, использовала магию персуари, чтобы напомнить мне: да, меня использовали как оружие, но я была слишком маленькой, чтобы контролировать свои способности. Не знаю, пройдёт ли когда-нибудь это ощущение. Умом я понимаю, что она права, но если быть до конца откровенной, то в глубине души я верю, что это по моей вине я больше никогда не увижу маму.

— Я ни разу к ней не зашёл, — отвечает Кастиан встречным признанием. — Она звала меня, когда не могла подняться с постели из-за болезни. даже когда отец приказал мне вернуться. Я ослушался. Я ненавидел её за то, что она постоянно пила и вела себя со мной так, будто я невидимка. А потом она умерла.

В его голосе столько мучений. Я чувствовала то же самое всю свою жизнь и никому бы не пожелала такой участи. Даже Кастиану.

— Как она могла так с нами поступить? — спрашивает он меня.

Если бы я знала. Если бы я могла понять. Когда королева Пуэрто-Леонеса сговорилась с главой мятежников мориа инсценировать смерть одного из её сыновей и обвинить в этом другого, осознавала ли она, к каким ужасным последствиям всё это может привести? Я никогда не была хороша в речах, поэтому просто обнимаю Кастиана. Помедлив, он прижимает меня в ответ. Его ладонь такая холодная на моей шее... И я чувствую, как быстро бьётся его сердце.

— Одним только мёртвым известно, Кас.

— Ты когда-нибудь хотела стать кем-то другим? — тихо спрашивает он, обдавая горячим дыханием моё ухо.

Я делаю глубокий вдох и вздрагиваю.

— Кем бы ты хотел быть?

— Хорошим человеком, наверное.

Мне вспоминается внутренняя борьба, отразившаяся на его лице, перед тем как он убил герцога. Затем образ свирепого, безжалостного принца, которого он создавал своими иллюзиями. И маленький мальчик, ставший мне другом.

— Помнишь наш детский уговор?

— Удивлён, что ты помнишь.

— Я же уже говорила. — Мой грудной смешок вибрирует между нами. — Воспоминания постепенно возвращаются ко мне.

Всё его поведение вмиг меняется.

— Ты про тот уговор, где ты проткнула меня ножом, а потом объяснила, для чего это нужно?

Я отступаю на шаг и беру его руку в свою, ладонью вверх. В самом центре виднеется крошечный белый шрам, как зёрнышко риса. У меня есть точно такой же. Воспоминание вернулось ко мне, когда мы были в той пещере на берегу после побега от Шепчущих. Раньше я думала, что это просто один из шрамов, которыми покрыты мои ладони.

— Сам виноват.

Он принимает оскорблённый вид, но не спешит забирать руку.

— Я?

— Это ты рассказал мне ту историю про друзей, заключивших договор кровью. И я решила, что нам надо сделать то же самое. Ты куда-то ушёл и вернулся... с кухонным ножом, кажется?

— Это был королевский церемониальный клинок, — поправляет он, проводя по моей ладони от запястья до подушечки среднего пальца. — Ты даже не дала мне приготовиться. Сразу ударила.

— Кое-что никогда не меняется, — говорю я, внезапно осознав, что улыбаюсь. И, подняв взгляд, вижу, что он тоже.

— Мы обещали никогда не расставаться. А затем всё пошло прахом, сгорело в огне.

— Но сейчас мы здесь.

Когда мы прикладываем наши ладони друг к другу, происходит нечто странное. Моя магия вспыхивает, и завитки на ладони светятся, оживая. Испугавшись, что я заберу у него воспоминание, я отдёргиваю руку.

— Прости. Я не хотела.

Он ловит мою руку, держа нежно.

— Я доверяю тебе, Нати. Твоя магия не опасна для меня, помнишь?

Говорят, Госпожа Теней двигает звёзды, выстраивая судьбы всех и каждого, кто родился под ними. Дез как-то сказал, что доверяет мне, и его жизнь кардинально изменилась. Что, если сама судьба свела меня с Дезом и Кастианом? Подтолкнула меня к нужному пути, чтобы я встретила детского друга?

Тепло в груди распространяется по всему телу, как будто веретено разматывается. Меня пугает это чувство. Я беспокоюсь, что эти недели, проведённые вместе с Кастианом, сделали меня терпимее к его прошлому. Но если Кастиан не заслуживает прощения, то и я тоже.

Кастиан ласково поглаживает мои ладони. Он уверяет, что моя магия не может ему навредить, что он не боится меня. Но разве он не знает, сколько страхов во мне вызывает?

— Пойду поищу свои перчатки, — говорю, отступая от него, радуясь прохладе, образовавшейся в расстоянии между нами. — Не то Лео подумает, что нас поглотили призраки.

Кастиан прочищает горло. Он проходит мимо меня к двери.

— А разве не так?

Когда мы возвращаемся в гостиную, которую превратили в лагерь для ночлега, Лео, расстеливший спальные мешки, выразительно переводит взгляд с Кастиана на меня и обратно. Я делаю вид, что не заметила.

— Смотрите, что я нашёл! — Лео показывает на какой-то медный предмет с нефритовыми вкраплениями. — Я последний раз видел альфаро, когда был в Захарине.

Кастиан присаживается рядом с ним и берёт в руки небольшую металлическую полусферу с дырочками в форме звёзд. Это лампа, показывающая созвездия.

— Он стоял в моей детской... нашей детской.

Лео роется в своей сумке, достаёт огарок и зажигает фитиль, который Кастиан тут же накрывает «куполом». Свет проходит сквозь отверстия, и на стенах с потолком мы видим карту звёздного неба.

— У меня тоже была такая в детстве, — говорю я и присаживаюсь рядом с ними, опираясь на руки чуть позади. — Папа сделал из олова. По задумке, должно было получиться созвездие трёх дев, но мама смеялась и говорила, что на правду не похоже, но красиво. Я не могла уснуть без этого ночника, потому что боялась темноты.

— А какое созвездие показывает этот альфаро? — задаётся вопросом Лео.

Кастиан присматривается к мерцающим звёздам на потолке.

— Не уверен.

— Что ж, в моей родной Захарине, — рассказывает Лео, — где и были изобретены альфаро — можете не благодарить, — их дарят в честь важных событий в жизни: на свадьбу, рождение или смерть. В случае смерти дар вручают семье, а не самому покойнику, разумеется. Ночник повторяет звёздное небо, каким оно было в то время и в том месте, когда это произошло.

Кастиан пожимает плечами и стягивает с себя сапоги.

— Я родился под созвездием Отца-Великана, а брат — под созвездием Мировой Звезды. Но это ни то, ни другое.

— Возможно, это созвездие вашей матери, — предполагает Лео.

— Возможно.

Ливень за окном и потрескивающий огонь в камине задают успокаивающий ритм, от которого молчание не кажется таким тяжёлым, а даже почти приятным. Я протираю свои сапоги и оставляю носки сохнуть у камина. Кастиан точит кинжал и в какой-то момент задерживает взгляд на плоской стороне лезвия.

— Что здесь произошло? — любопытствует Лео.

Сначала мне показалось, что Кастиан не станет отвечать. Он очень долго молчит. Его сине-зелёные глаза напоминают два тёмные омута, когда он смотрит на альфаро посреди комнаты.

— Семья моей матери не пережила чуму, поэтому защищать замок, когда по всей стране начались волнения, было некому. Бунтовали не только мориа, но и жители других провинций, всё ещё питавшие ненависть к королевскому роду. По крайней мере, если верить записям, небольшая группировка мятежников из Сол-Абене участвовала в набеге. А оставшееся разобрали мародёры.

— Это объясняет многое из того, что я слышала, — я кладу подбородок на колено. — Жители этих мест охотно присоединяются к мятежникам. Но вот чего я не понимаю: зачем Шепчущим было нападать на королеву Пенелопу, если она была союзницей Иллана?

— Только мёртвые знают ответ, — Кастиан тянется к альфаро, чтобы развернуть, и звёзды на потолке кружатся в танце. — Полагаю, чтобы отвести подозрения от её причастности к мятежам или её происхождения, хоть никто никогда и не видел, чтобы она использовала дар.

— Она могла быть одной из ольвидадос, — предположила я. Бабушка Эстебана была из таких — «забытых» — тех, кто родился в семьях мориа, но не обладал магией.