И теперь прошли месяцы — Годрик, месяцы! — с тех пор, как всё началось.

Но они и не думали останавливаться.

Продолжать было легко: всё шло само собой и каждый раз случалось естественно. Чтобы остановиться, нужны были силы, терпение друг на друга, которого всегда не хватало, и договорённость, которую они наверняка не смогли бы соблюдать.

— Я думал о том, чтобы не будить тебя и просто начать. Сразу коснуться — ты знаешь как.

Драко опустился вдоль её тела и, удерживая вес одной рукой, завис где-то над грудью. Его пальцы потянули вниз простыню. Это был первый слой, дальше — её любимая комфортная закрытая пижама. Драко наловчился быстро справляться с пуговицами.

Не видеть было непривычно, но Гермиона могла в деталях представить его лицо…

— Но решил, — смешок, — что лучше в первую очередь удержать твои руки, чтобы ты не прокляла меня спросонья. Ты иногда бываешь слишком решительна, но не слишком разборчива.

О, это он про их отношения? Она даже не могла поспорить с ним.

…его лицо и тело. Её сознание легко дорисовывало их. Драко не был крупным, но всё же выше её на полторы головы, а так — жилистый и гибкий.

— Но однажды — я сделаю это.

Однажды. Когда-нибудь. Скоро. В ближайшее время. В следующий раз.

Он всегда легко говорил эти слова.

Слишком легко.

Как будто они ничего не значили, были лишь пустыми сочетаниями звуков.

Закончив с пуговицами, Драко одной рукой скользнул между её грудей, развёл полы пижамной рубашки по сторонам и посмотрел. О, Гермиона почувствовала этот взгляд. И прямо следом ощутила его дыхание над правой ареолой: Драко поцеловал грудь, слегка приоткрыв рот и обдавая кожу влагой и теплом.

— Вот так, — пробормотал он, и шершавый язык без промедлений коснулся её соска, — и так.

Гермиона вздрогнула, инстинктивно сжав бёдра, и постаралась сосредоточиться. Её разум проснулся, заворочался, содрогнулся. Не вовремя, но его надо было занять. Она задумалась и мгновение спустя осознала, что чувствует жар тела. Драко подготовился, предварительно сняв рубашку, и теперь при некоторых вздохах их животы соприкасались кожа к коже.

Логический вывод: он над ней, он обнажён и она может прикоснуться к нему.

Гермиона опустила обе ладони ему на плечи и погладила спину так широко, насколько хватало рук, пока Драко уделял внимание второй груди. Скользя по контурам его тела, она ощущала, как мышцы напрягаются под ладонями, сокращаясь и растягиваясь. Движение одно, второе; она притягивала его к себе всё ближе, а после, зарывшись ладонью в его волосы, сжала пальцы и поняла, что взбудоражена и немного возбуждена.

Мрак, казалось, добавлял интимности, но, к удивлению Гермионы, не делал процесс анонимным. Наоборот, она каждой клеточкой тела ощущала, что рядом с ней именно Драко, и, неспособная увидеть его реакции, чувствовала себя как на ладони перед ним.

Было в этом что-то нервирующее.

Тем временем он спустился ниже и теперь губами соединял какие-то точки на её животе, и невидимые рисунки получались словно руны, зачаровывающие тело.

Гермиона смутно успела задуматься, что всё ещё в штанах, когда он подхватил и потянул пояс. Кончики пальцев провели линии по ногам сверху вниз, и Драко, откинувшись на пятки, сел и снял штаны полностью. Гермиона стопами почувствовала тепло его тела и на мгновение прижалась щиколоткой к его бедру. Усмехнувшись, он схватил её за лодыжку и замер. Гермиона знала: смотрел. Ведь на ней не было белья. Но почему-то она не могла представить, какой именно взгляд у него был в этот момент.

— Красиво, — отстранённо похвалил Драко, и Гермиона чуть нахмурилась от его тона и, опираясь на локти, приподнялась. Его рука двинулась по её голени и, сжав колено, отвела ногу в сторону.

Она почувствовала шевеление, когда Драко склонился над ней; вторая ладонь легла на её лобок, и рваный вздох вырвался из груди Гермионы. Предчувствие продолжения свернулось внизу живота, породив тугое тянущее ощущение.

Драко медлил, но гул в ушах нарастал, и сбитое с толку сердце танцевало в груди под собственную музыку.

Гермиона протянула одну руку и дотронулась до его волос кончиками пальцев, погладила висок. Вторя её прикосновению, он провёл между ног, чуть надавил, задев клитор, и отстранился. Гермиона часто задышала и уронила руку.

Она знала, что он рядом, прямо перед ней, и чувствовала его тепло между разведённых ног, но отсутствие видимости будто отдаляло. Ей на мгновение показалось, что всё пространство вокруг расширилось и даже тело удлинилось, отчего все важные предметы оказались слишком далеко от головы и сердца.

Глубоко вздохнув, Гермиона вновь откинулась на подушки и попыталась расслабиться. Драко нужно было время на его развлечение, ей — возможность прийти в себя.

Он что-то довольно пробормотал, и рука вернулась, огладила бёдра, скользнула ниже, нащупав влагу, и снова к точке, просящей, почти требующей прикосновения. Гермиона стиснула зубы, потому что для удовлетворённого развратного стона было слишком рано.

Мерлин, он едва коснулся её.

Но движения быстро набирали скорость и силу. Пальцы кружили вокруг клитора, и Драко, подвинувшись, склонился ниже и поцеловал её бедро. Сначала коротко и звонко, потом прижался ртом, втянул кожу, задел зубами.

Гермиона всё-таки вскрикнула, когда это совпало с особо правильным движением у неё между ног.

Дыхание и жар сместились в сторону, опалили нежные места, и вот язык сменил пальцы, пока они двинулись ниже.

— …И так тоже, — вдруг сказал Драко, отстранившись, будто продолжил только что прерванный разговор. Его голос растёкся по коже. — Тебе же нравится?

Он и так был в курсе, ему не требовалось спрашивать, но эти вопросы — изящное подчёркивание его знания. Через раз Гермиона подумывала удариться в отрицание, лишь бы не тешить его самолюбие.

Но это глупо, когда она вся влажная, раскрасневшаяся со стонами сжималась вокруг его пальцев.

Драко был наблюдателен и дотошен. И обладал в прямом смысле умопомрачительным чувством ритма.

— Гермиона?.. — Сопровождалось движением, вынуждающим её ответить.

— Да. Да, да, так, да.

Каждый слог в такт его прикосновениям.

О, ей не нужно было зрение, чтобы видеть перед глазами его довольную ухмылку.

Его язык вернулся: надавил, лизнул, обвёл по кругу, вызывая дрожь внутри и снаружи, за рёбрами и по коже. Вторая рука сжала её ягодицу, и Гермиона обеими ладонями с той же силой стиснула простынь.

Её тело изогнулось: поясница приподнялась, а плечи и макушка наоборот жёстко вжались в постель. Дрожь сотрясла ноги, и Гермиона согнула колени, упираясь стопами. Лишь бёдра остались на месте, удерживаемые жёсткой хваткой Драко.

Он что-то нечленораздельно промычал, звук затерялся в её промежности.

Гермиона напряглась, заставляя тело и разум улавливать малейшие движение и колебания. Но было в них что-то далёкое, всё расплывалось. Никогда прежде она так явно не чувствовала расстояния между ними с Драко.

Темнота явно морочила ей голову.

Гермиона задержала дыхание, затем вздохнула, глубоко и тщательно. И, не выдержав, всё же окликнула его:

— Малфой, — шепнула она; он снова согнул пальцы, снова провёл языком, снова царапнул кожу бёдра. О, да. О, нет? — Малфой, иди сюда.

Выпустив простынь, Гермиона слепо протянула руки: одна попала на его плечо, другая несильно сжала волосы.

Спасение утопающих…

Как могла, она дёрнула его на себя.

Ей недоставало зрения, чтобы смотреть на него и сражаться взглядами, взамен хотелось большего участия в процессе — о, Мерлин, куда уж больше — хотелось чувствовать его кожа к коже, касаться Драко так, чтобы темнело в глазах уже у него. Гермионе нужно было восстановить справедливость.

Поддавшись, Драко вернулся к её рту. Он наконец поцеловал её: крепко, твёрдо, глубоко. Губы сомкнулись, язык, дразня, обвёл полость её рта. Гермиона жадно ответила на поцелуй.

Это было хорошо, но недостаточно.