Я простояла, наверно с полминуты в ошарашенном молчании, а затем прыснула со смеху. Бывают же совпадения!
Ничего, недельку-другую потерпим друг дружку. Максимум зиму!
***
шесть лет спустя
В нечастые свободные вечера я перед сном наслаждалась сеансом полного расслабления. Когтями на пальцах ног прочно вцепиться в потолочную балку, далее проследить, чтобы ноги были чуть разведены, расправить плечи, заложить руки за голову, отпустить всё напряжение из мышц, а из головы – мысли.
С первого этажа донёсся слабый шум, сдобренный таким эмоциональным взрывом, что стало ясно: плакал мой сеанс на сегодня. Я поспешила напрячь пресс, перехватить балку руками и спрыгнуть на пол. Осталась бы болтаться вверх ногами – не удержалась бы: внутренняя, в сени, дверь грохнула, содрогнув дом до основания. На чердак Виэлла за столько лет научилась взлетать ко мне ловко, стремительно. Только с крышкой люка обычно поаккуратнее обращалась, а не ляпала до летящей с потолка пылищи…
– Какой тихий мирный вечер, – самую малость иронично заметила я в пространство. – Привет.
Девушка остановилась посреди комнаты. От бешенства её до сих пор потряхивало, дыхание было частым и прерывистым, брови сурово хмурились.
Я примирительно приподняла ладони, приглашающе махнула в сторону кровати, и занялась своими делами. Подбросила угля в печурку: несмотря на конец марта погода держалась зимняя. Днëм солнце поднималось всё выше и выше, потихоньку плавились сугробы вдоль улиц, остервенело тивкали синицы и прыгали по лужам от капели воробьи, но ясные морозные ночи вновь превращали всё в лëд. Я принялась отковыривать от нащепанного полена толстую лучину, чтобы зажечь дополнительную лампу.
По углам прыснули яркие искры, осветив комнату белым, голубым и розоватым. Работа Виэллы. Я отложила невостребованное полено и обернулась. Она плюхнулась на кровать; круглое пухлое личико разгладились, а голубые глаза посветлели. Только брови еще супились:
– Мне холодно на тебя смотреть, – буркнула Вил, закутываясь в покрывало как в кокон. Густая светло-соломенная прядь умудрилась перекинуться вперед и закрыть всю левую сторону лица, но хозяйка призвала её к порядку резким выдохом и толикой магии. – Хотя и очень познавательно. Начинаю понимать неистребимый энтузиазм мастера Шманна…
Я ухмыльнулась в ответ, подбирая шерстяные носки и натягивая на свои узкие, с длинными подвижными пальцами ступни. Наскоро собрала отросшие до бëдер иссиня-черные волосы в хвост:
– Подумываешь податься не в алхимики, а в расоведы?
– А мама знаешь, что сейчас заявила? «У Хоризы дочка по осени замуж вышла, а сейчас здесь же в теплицы работать устроилась, а ты все ещё над книгами сидишь!» Да три кривые кочерыжки, я что, для этого столько училась? Чтобы, получив руну с отличием, а вдобавок – посох на два года раньше положенного, удобрения варить и цветочки подкармливать?! – вновь вскипела Виэлла.
Подходящей житейской мудрости для утешения подруги у меня не нашлось. Как жить бок о бок с родным человеком, который кардинально от тебя отличается, я не знала. Потому и глядела отрешенно на разгоревшийся в топке огонь, Выскочивший уголёк зашипел и моментально погас, натолкнувшись на защитный круг на полу, но навел меня на одну очевидную мысль:
– Разъехаться бы вам. По-другому обе беситься друг с дружки будете. Тебе б спокойно за своими исследованиями сидеть, а у твоей матери шило в одном месте…
Магичка выразительно захмыкала, просто истекая сомнением:
– А вдобавок – стремление за мной присматривать. Допустим, осенью я и сама не очень рвалась в Ормею ехать, зимой действительно папа приболел, но сейчас-то самое время пороги университетов обивать. А не "может, ну его, оставайся, у нас магам тоже работа найдется!" Съезжать надо сразу за перевал! Отовсюду, что ближе, она меня достанет. Вот из Агливы… или из той же Ормеи… а туда еще и не обязательно прямо под поступление приезжать… Эса, да ты гений! – она подскочила на кровати вместе с теплым коконом: – Соберемся скоренько, выйдем, – она нас до утра и перехватить не успеет!
– Рекомендую дождаться рассвета, – авторитетно посоветовала я, скидывая со стула рабочий свитер и устраиваясь на нем нога на ногу, – там и на дорогах безопаснее, и дилижансы ходить начинают…
– Я. Хочу. Сама! Своим умом и своими ногами! – безапелляционно заявила подруга, гордо вздернув подбородок. Но, поглядев несколько секунд куда-то в сторону изодранной потолочной балки, добавила уже тише: – Но от компании не откажусь, с твоим опытом всяко надежнее… А утром меня просто никто не пустит.
Трещал в тишине огонь в печурке. Виэлла смотрела на меня огромными голубыми глазами, нервно комкая угол покрывала. Я же отрешенно блуждала взглядом по комнате, разглядывая большой стеллаж вдоль ската, стопки книг у стола, висящие на приколоченных к стропилам крючках вещи. Зимняя куртка, шапка меховая, шапка вязаная, плащ… поношенный вещмешок, старый друг, заброшенный на столько лет.
– А и давай прогуляемся, – хлопнула себя по коленям и поднялась. – Что брать, знаешь? К полуночи успеешь?
– Да. Конечно…– что-то несвязно бормотала Виэлла, пока выпутывалась из пледа. и, окрыленная, летела обнять до хруста в рёбрах. – Всё, всё возьму! Спаси-ибо!..
Я пошатнулась и неловко потрепала золотистую макушку:
– Только учти, нам это на себе тащить… ну, раз решилась, давай! Иди. Жду твоего сигнала.
***
В семействе Д'Ивер все ложились спать довольно поздно, так что времени на сборы у меня было предостаточно.
Первым на кровать полетел вещмешок. Эх, запомнился он мне куда более крепким, а сейчас глядь: днище потертое, лямки надорвались, в кармане дырка, общую пошарпанность даже упоминать не буду. Но ничего, ещё походит!
Капитальный шкаф с дверцами, ящиками и всем прочим, что там ему полагается, мне заменял широкий стеллаж. От пыли и лишних взглядов его содержимое скрывали занавески цвета ясеневой древесины снаружи и в отвратительно аляповатые цветочки изнутри. Уже не помню, почему у меня поднялась рука прибить именно эти три куска ткани на кромку, но точно знаю, почему за столько лет не поменяла: Вил регулярно практиковала на них искусство иллюзий. За это время в комнате каких только шкафов не стояло! И золотые, и деревянные, с шитыми серебром портьерами, с узорами и инкрустацией…
На одну сторону кровати полетела экипировка, на другую – кучкой сменное и всякая нужная мелочёвка. Проверила состояние любимого ножа – тяжелый клинок остёр и отполирован, в прочных ножнах. Оглядела еще раз полки и наткнулась на карандашный рисунок.
Он притулился на внутренней стороне боковины, вроде и не прячась, а вроде и не на виду. На несчастного студента, потерявшегося в темном коридоре, надвигалась из темноты высокая тощая фигура, угрожающе протягивая когтистые руки. Половину узкого лица занимали зеленые глазищи, половину – оскаленные челюсти. Длинные черные косы сливались с тьмой позади. Снизу шла кривоватая надпись "Бледная шлёндра", стилизованная под учебник "Человекоядная нежить всех сортов и мастей"
На этот рисунок я всегда глядела с неослабевающей гордостью. Почетный трофей, признание меня состоявшимся охотником на магов! Даже портретное сходство угадывается!
Когда я, впервые придя сюда, договаривалась поработать на благо Эверра, в планах было вскоре продолжить путешествие. Но холода и непогода пришли рано и сильно, ночная работа оказалась неожиданно интересной, и полмесяца превратились в месяц, затем в "ну, перезимую"… И как-то совсем уж внезапно – в без малого шесть лет. Впрочем, чего жаловаться. Когда-то я мечтала стать всамделишним охотником на магов, а тут, по факту, и стала. Знаешь, по какому механизму работает отвод глаз – и в следующий раз поймаешь нарушителя. Невидимость, проход сквозь стены, замедление и ускорение, иллюзии, ловушки – чего только хулиганы не придумывали! Пришлось учиться. Теорию не хуже Виэллы вызубрила.
