– Я так и знала, – кивнула Леля. – Спасибо, Эстер, он у меня сегодня попляшет.
– Не буду, – взмолился Мишка. – Никогда не буду!
– Где он ее нашел? – Андрей наклонился к Наде.
– В геологическом управлении. По распределению приехала. Занимается картографией. Они сдают новый прииск, готовят подсчет запасов.
– Вы перестанете шептаться? – спросил Мишка.
– Мы решаем твою судьбу, – пояснил Андрей.
– Я сам с ней управлюсь, – засмеялся Мишка. Пришла Эстер и поставила на стол бутылку. Пьянею, подумал Андрей. Отвык от гадости этой.
От воздуха такого отвык. И вообще…
Мишка и Леля ушли танцевать. Потом Надежду пригласил какой-то парень с университетским значком. Она вопросительно посмотрела на Андрея и ушла. Только сейчас Андрей заметил, что она просто красива. Матовое лицо, и волосы эти прямые, и точеная фигура, унаследованная от таежных предков.
Оркестр шпарил твист про черного кота, и навязчивый ритм так и бил в уши, точно толчками загонял туда шум и табачный дым. Он разыскал глазами Мишку и Лелю. В этой толпе они были точно дети. Мишка, друг Мишка, обреченный быть ребенком до конца дней, есть такие люди, и он из них… И Леля. Женщина-подросток. Вот так, подумал Андрей, чудеса распределения сводят двух людей, никогда не знавших друг друга, сводят неведомо где их, придуманных друг для друга. Андрей вдруг почувствовал зависть. Это так ошеломило его, что он машинально встал, оделся и вышел на улицу.
Голова, действительно, кружилась, и морозный воздух еще четче оттенил и недавний чад и вкус «Зверобоя».
Туман загустел, и мороз был градусов двадцать. Из снежной кучи около крыльца вылез Валет, отряхнулся и широко зевнул, выгнув спину.
– Ждешь? – спросил Андрей и запустил пальцы в густой мех на загривке. – Хороший ты парень, Валя. Тебе бы говорить научиться. Или не надо? Лучше не надо. Пойдем, Валя…
Он долго ходил по поселку, пытаясь разбудить в душе прощальные чувства. Послезавтра его здесь не будет. Не будет лиственниц, посаженных строительством, и шлакоблочных домов, и снежных сопок, и всего ощущения отдаленности. Отдаленность, помноженная на размах души, – вот что такое эти места. Вначале была просто тайга со зверьем, с лесом и климатом, потом прошел какой-нибудь Костенька Раев и изумился, глядя в лоток. После было много таких изумлений, были палаточные муки разведки, мозоли безвестных шурфовщиков и буровиков, бессонные ночи камералок, и уже выползал контур россыпи, а где-то на подходе били копытами армии снабженцев. Тысячеэтажный мат шоферов, инфаркты двигателей внутреннего сгорания, промороженные, проклятые, судьбами выстеленные дороги, и вот – пожалуйста: прииск, поселок. Лет через десять наверняка образуется город. А потом… Ладно. Все равно послезавтра он улетает.
В проулке между двух недостроенных двуэхтажных коробок Андрей увидел маленький скособоченный домик с ярко освещенными окнами. Заскрипел унтами человек, бухнула дверь. В просвет двери Андрей увидел другие фигуры. Закусочная «Север». О боже! Еще жива!
Перед дверью сидел черный лохматый пес чуть меньше Валета. Он молча посмотрел на них, потом осторожно подошел и понюхал Валета. Валет поднял губу, показав клыки. Пес дернулся назад, присел на лапах и положил морду боком на снег, потом подскочил и замер. Валет посмотрел на Андрея.
– Довольно приятная дама, – сказал Андрей. – Ты пока познакомься, я быстро.
Андрею вдруг захотелось прикоснуться к нерегламентированной жизни, к тому последнему, что так или иначе связано со словом «Север», что сопутствует рождению будущих городов.
Он открыл дверь и вместе с клубом морозного воздуха ввалился в закусочную. Низкий маленький зал был набит, даже у подоконников стояли люди с тарелками и стаканами. Толпа плавала в густом табачном дыму.
Здесь было место, куда заходили приехавшие с дальних разведок шурфовщики, если не имели при себе гардероб для «Самородка» и не хотели на один-два дня покупать новый, и здесь собирались те, кто получил 47-й пункт «г», в надежде встретить кореша, который поможет, опохмелит, найдет место в каком-нибудь штатном расписании. Раньше Андрей часто бывал здесь. Его интересовали эти потерявшие себя мужики, которые идут на любую работу, была бы крыша, топчан и возможность выпить.
Он протиснулся сквозь толпу к стойке, разыскивая знакомые лица. Знакомых лиц не было.
– Чего тебе? – спросила буфетчица.
– А что есть?! – рассеянно спросил Андрей, озираясь.
– «Зверобой», портвейн и коньяк.
– Коньяк.
Он взял стакан коньяку, густо пахнувшего портвейном, тарелку оленьего холодца, притиснулся к столу. Его внимание привлекли два парня. Они резко отличались от посетителей этой забегаловки тем, что имели лица подонков. Да-да! У всех здесь были человеческие лица видавших виды ребят, а эти двое были подонки, причем разные. Один – длинный, с мягким и мокрым каким-то ртом, белыми расхристанными глазами. Истерик, подумал Андрей. Второй – пониже, плотный и осторожный. Жулик, определил Андрей.
– Иди, говорю, ко мне, не пропадешь. В бригаде у меня молодежный набор. Молоденькие еще, без опыта…
– Не-е! – пьяно возразил длинный. – Я полечу на Катык и набью бригадиру морду. Как мог он платить мне триста, когда на Хатейке зашибают пятьсот?
– Иди ко мне. Народ там строится, и за стройматериалы… Год работы – на жизнь хватит. Можно мотать на «материк».
– Набью ему морду, – долбил длинный.
– С этим долго не проживешь. Тихо жить надо. Бесшумно.
– Учат тебя, дурака. Усекай, – сказал Андрей и посмотрел в глаза длинному.
– Ты-ы! Ты-ы! – изумился тот. – Фраер!
– Тихо! Ладно! Без шума – заоглядывался плотный. – Пойдем лучше.
– Толкуйте! – Андрей допил коньяк и пошел к выходу.
Да, не довел социологического анализа.
– Стой, фраер! – крикнули сзади.
Он оглянулся, и в тот же момент что-то тяжелое обрушилось на затылок, и он, падая, успел увидеть Валета, который с удивлением смотрел на него. И услышал голос второго: «Брось! Убьешь! Убегаем!»
…Очнулся он скоро. Видно, шапка смягчила удар. Голова раскалывалась. Он пощупал затылок. Рука была в крови. Андрей шел по поселку, соображая, где тут живет Костенька Раев. Он не хотел идти к Мишке, не хотел путать его и Лелю в свои социологические занятия, которые так кончаются.
Светились окна. За ними сидели отцы и рассказывали на ночь детишкам о тайге, медведях, евражках. Вертолетчики, которым завтра мотаться над районом, бухгалтеры. Ребята, думал Андрей, что ж вы мразь развели? Неужели забыли, как мы сами, без милиции, очищали поселок.
А улица все закручивалась бесконечной спиралью и была пустынна.
Потом откуда-то вынырнула тонкая фигурка и быстро приблизилась к Андрею.
– Боже мой, – сказала Надежда. – Я ищу вас по всем улицам.
– Зачем? – спросил Андрей и сел в снег и опустил в него пальцы. Снег был сухой и совсем не холодный. Мягкий теплый снег, в нем можно лежать очень долго и ничего не делать, а главное, ни о чем не думать.
– Вставайте, – Надежда потянула его за рукав. Ну, вставайте же, тут два шага до моего дома.
– Зачем? – повторил Андрей.
– Мне надо топить печь, – сердито сказала она. – Я замерзну ночью, а вы тут расселись, ищи вас.
– Какая прелесть – женская логика, – улыбнулся Андрей. – У вас некому затопить печь? Где этот берег у печки?
– Вы еще помните?
– Я все помню. Меня тут били какие-то весельчаки.
Она сильно дернула его за руку, и Андрей встал. Надежда просунула ладонь ему под руку и повела по улице.
– Сейчас придем, – торопливо говорила она. – Еще несколько минут.
Они свернули в переулок и пошли по тропинке через поляну с редкими лиственницами. Поселок остался сзади, а впереди горела редкая цепочка огоньков. Потом огоньки стали квадратными, и обозначились маленькие окошки. За поляной у края тайги стояло несколько домиков. Надежда подвела его к третьему, позвенела ключами и открыла дверь. Щелкнул выключатель. Андрей стоял в маленькой кухне с большой печью, а в открытую дверь виднелась комната, там было темно, свет из кухни выхватывал только кусок тахты.
