За круглыми столами, стоявшими в этом подвальном помещении, никого не было. Это было понятно, поскольку большинство людей приходили сюда под конец дня, чтобы потусоваться под музыку с затуманенными глазами, а вовсе не ради того, чтобы перекусить перед работой (чего инспектору и хотелось сейчас). У Гэлбрайта, который тем временем уже приближался к фиолетовым огням стойки, в голове промелькнула мысль «Довольно забавно, что владелец включил такую оптимистичную музыку совершенно пустому залу».

С его длинными ногами инспектору не нужно было вставать на цыпочки, чтобы сесть на высокий трехногий табурет. В прошлом, когда он был ещё крикливым мальчишкой, на уроках физкультуры, во время построения, инструктор часто в шутку хвалил его, говоря «Гордись, парень, ты самый первый в строю!». Такое внимание к его скромной в остальном персоне смущало тогда маленького Гэлбрайта, и он, краснея, не отвечал на шутки подобного рода.

Но те замечательные школьные годы давно прошли, и теперь никому из тех, с кем инспектору приходилось иметь дело, даже в голову не пришло бы сделать ему комплимент в честь его высокого роста. Это навело Гэлбрайта на грустные размышления о том, что школа — ещё не жизнь в обществе, и гораздо точнее было бы сравнить её с теплицей, где, прежде чем быть посеянными в грубую почву реальной взрослой жизни, крошечные ростки будущих людей растут в крошечных горшочках и, согласно расписанию, получают необходимую для них воду (дисциплину) и свет (знания). В детстве Гэлбрайт часто желал того, чтобы система образования претерпела радикальную перестройку, дабы маленьким детям (и в первую очередь ему самому) не приходилось бы сидеть в душном классе за партой, которая портит осанку, и, под угрозой выставления каких-то непонятных циферок, заниматься бессмысленной тратой бумаги и чернил...

Как только инспектор занял свое место за стойкой, бармен, который, казалось, всё это время дремал, тут же встряхнулся и, доставая стакан, спросил своего первого посетителя за это утро:

— Чего желаете? Может быть, «Браун Хорс»? — он имел в виду местный сорт виски, который бодяжили в подвалах Портленда.

— Нет, спасибо, лучше дайте мне подогретого пива, — устало произнёс Гэлбрайт.

— Минуточку, — ответил бармен.

Сохраняя каменное выражение лица, мужчина отставил стакан и, поставив перед посетителем пивную кружку, достал откуда-то из-под прилавка стеклянную бутылку, до краев наполненную бледно-янтарной жидкостью. Наполнив кружку до краев, он с ловкостью фокусника поставил её в микроволновую печь позади себя. Инспектор не сводил глаз с бармена — он был приятно очарован тем, как грациозно тот двигался, как ловко умудрялся обращаться со всеми этими бокалами, бутылками и прочими атрибутами этого заведения.

— Вот ваш заказ, — сказал бармен, ставя слегка подогретую кружку на стойку перед посетителем.

Гэлбрайт сделал глоток, и в ту же секунду приятное опьяняющее тепло разлилось по его венам. Стараясь осушать кружку как можно медленнее, он начал с наслаждением поглощать алкоголь. Сколько времени прошло с тех пор, как он в последний раз заходил в этот бар, чтобы побаловать себя своим любимым напитком... Внезапно Гэлбрайт вздрогнул. Увлекшись распитием подогретого пива, он совершенно не замечал, что происходит вокруг.

— Простите? — словно вынырнув с глубокого дна на поверхность, удивленно спросил он.

— Не хотите немного перекусить? Сегодня у нас пицца, время подходящее, — услужливо подсказал бармен.

— Пицца? — переспросил Гэлбрайт.

Инспектор, казалось, не понимал ни слова из речи своего собеседника.

— Вы имеете в виду завтрак? — до него наконец дошло. — Да, конечно, дайте мне кусочек.

Бармен кивнул и отступил куда-то за стойку. Гэлбрайт, глядя на почти пустую пивную кружку, вспомнил, с какими целями он вообще с утра пораньше сунул нос в это заведение. Да, утренняя трапеза — это то, что ему сейчас нужно. Не ехать же ему через весь город в свое полицейский участок на пустой желудок...

Ход его мыслей был прерван чьим-то осторожным прикосновением к его плечу. Гэлбрайт, который всё еще не совсем держал себя в руках от голода, медленно повернулся к тому, кто его потревожил. Это был всего лишь официант. Инспектор оглядел его с ног до головы недовольным взглядом.

— Извините, мистер... — тихо сказал молодой человек.

Официанту явно было не по себе от того, что ему пришлось побеспокоить этого мрачного мужчину, который был почти на две головы выше него самого.

— Ну сего вы там стоите? — добродушно обратился к нему инспектор, поборов своё недовольство.

Гэлбрайт немедленно перестал свирепо смотреть на парня, но тот продолжал слегка дрожать от страха.

— Вы инспектор Гэлбрайт? — нерешительно спросил официант.

— Мы знакомы? — медленно проговорил Гэлбрайт.

Инспектор начал вспоминать, видел ли он раньше этого парня с большим носом и худыми щеками. Каждый раз, когда он приходил сюда, блюда всегда подавал взрослый и худощавый мужчина... Гэлбрайт пришел к выводу, что официант, который стоял перед ним, вероятнее всего был сыном, который, должно быть, вышел сегодня на работу заместо своего отца.

— Нет, мистер, просто один человек просит вас подойти к телефону, — выдохнул парень, произнося свои последние слова.

Инспектор бросил взгляд на стойку — бармена там всё ещё не было.

— Ладно, подождите минутку. Я заказал пиццу, не могли бы вы попросить её завернуть мне с собой? — крикнул он официанту, который уже отходил к дальним столикам.

— Хорошо, я передам мистеру Андерсону, — без тени робости ответил парень, имея в виду бармена,

«Растёт смена», — подумал инспектор о молодом официанте и, мысленно пожелав ему успехов в карьере, направился к телефонной будке. Там было темно — лампочка, висевшая на потолке, вообще не давала света. «Владелец забыл вкрутить новую лампочку взамен сгоревшей», — машинально подумал Гэлбрайт, поднося телефонную трубку к уху. Он немного оглох от музыки, которая играла в главном зале, поэтому, когда он произнёс по телефону деловым тоном «Инспектор Гэлбрайт на проводе», он не сразу услышал тихий голос своего собеседника.

— Кто вы, простите? — переспросил Гэлбрайт.

— Вас беспокоит Сеймур, — раздался из динамика успокаивающий старческий голос

Когда до Гэлбрайта наконец дошло, кем был человек на другом конце провода, его сердце непроизвольно отозвалось на звук этого имени гулким стуком.

— Простите меня, господин главный инспектор, здесь просто плохо слышно, — начал оправдываться он.

В этом телефонном разговоре Гэлбрайт, возможно, впервые за всю свою карьеру полицейского инспектора, позволил себе солгать Сеймуру. Ложь заключалась в том, что на самом деле в телефонную будку из главного зала этого подвального бара не доносилось ни звука. Гэлбрайт позволил себе подобную вольность в разговоре с господином главным инспектором по той простой причине, что ему хотелось оправдать свою собственную невнимательность, сославшись на ситуацию, которая якобы мешала ему.