Прежде чем бросить макароны в воду, ему пришлось подождать около девяти минут, дабы та закипела. Чтобы не стоять столбом у плиты, Гэлбрайт пошёл в спальню и, усевшись прямо на покрытый ковром пол, включил телевизор. Инспектора на самом деле не волновало содержание каналов вещания — всё, чего ему хотелось, это заполнить тишину в своей квартире. Голоса людей и музыка были не таким уж и плохим фоном для его одиноких посиделок дома. Было уже темно, но в спальне, которая была наполовину освещена экраном телевизора, Гэлбрайт не стал включать свет — с детства у него была любовь к темноте. В его памяти были свежи воспоминания о том, как по ночам он вылезал из окна и бежал во двор, чтобы забраться на стремянку и сидеть там, глядя на улицу, до тех пор, пока отец, разбуженный скрипом ставней, не прогонял его обратно.
Что получал малыш Гэлбрайт от таких ночных вылазок? Возможно, осознание того, что по обыкновению многолюдные улицы, казалось, вымирали с наступлением темноты? Или же приятное ощущение дующего со всех сторон ночного ветерка, который, как казалось мальчику, ночью становился вполне осязаемым и похожим на влагу, висящую в воздухе? Увы, ребёнка, который мог бы ответить на этот вопрос, больше не существовало в этом мире — на его место пришёл взрослый, неверующий в чудеса человек. Точнее, вера в них сама по себе никуда не делась, но с возрастом она заметно притупилась и теперь лишь изредка давала о себе знать.
Не выключая телевизора, Гэлбрайт поднялся с пола и пошел на кухню, где в кастрюле, которую он поставил на плиту десять минут назад, уже вовсю булькала горячая вода. Бросив в неё все содержимое упаковки от макарон, он уставился на их синюю картонную упаковку. Ему вдруг вспомнилось рекламное описание этого продукта — «Комфортное питание». Ну да, для типичного американца эти макароны со вкусом сыра — нечто приятное, вызывающее ностальгию, то, что знакомо американцам с детства... Гэлбрайт мрачно улыбнулся — магия подобной рекламы на него не действовала, потому что он не был американцем.
Его родиной был Глостер, город, подаривший этому миру автора поэмы «Invictus» (Непобедимый). Именно там, недалеко от реки Северн, Гэлбрайт провёл свое беззаботное детство. В маленьком деревянном домике своего отца будущий инспектор полиции Портленда большую часть времени проводил за чтением всевозможных книг, которые мать дарила ему на дни рождения, а также порой пытался самовыражаться в художественном плане, но, увы, его строгий отец хотел воспитать наследника в той же строгости, в какой его самого воспитывал дедушка мальчика, и поэтому, когда отец увидел, как его сын занимался подобным делом, то листы бумаги, разрисованные акварелью, немедленно отправлялись в камин... Даже сейчас, много лет спустя, Гэлбрайту всё ещё было больно вспоминать об этом.
Доедая макароны, сырный запах которых уже успел ему немного приесться, инспектор начал решать, стоит ли ему сейчас приступить к изучению материала, полученного сегодня из рук Фаркрафт. Его распорядок дня никогда не отличался особой дисциплиной, но Гэлбрайт изо всех сил старался не позволять себе лениться и выполнять свою полицейскую работу даже дома. В основном он делал это потому, что подозревал, что, как только он упадет духом, ему будет трудно вернуться к нормальному рабочему режиму. Подобного положения дел он, будучи полицейским, опасался так же, как электроприбор боится отключения от электрической сети.
Однако в этот день он решил пойти наперекор своим обычным правилам. Голова, переполненная сегодняшними впечатлениями, практически тянула всё его тело вниз, подобно свинцовому шару. «Что ж», — сказал себе Гэлбрайт, подставляя теперь уже пустую тарелку под струю воды, — «в таком случае потрачу на чтение материалов всё завтрашнее утро». С этой мыслью он пошел в спальню и, взглянув на телевизор, по которому продолжала идти какая-то мыльная опера, взял лежавший на полу пульт дистанционного управления и нажал на кнопку выключения телевизора. Тишина, внезапно воцарившаяся в квартире, казалось, пронзила его барабанные перепонки. Инспектор помотал головой, чтобы прогнать это чувство, и сел на кровать. По хорошему, подумал он, ему следовало бы сейчас пойти в ванную, но как только он снял всю одежду, то сразу же уснул.
Сон, который он увидел тогда, был на редкость любопытным. Во сне он очутился в каком-то огромном подземном каньоне или впадине. Стоя на металлической платформе, инспектор заглянул в бездонную яму, из которой доносился странный гул, как будто где-то там, в центре Земли, дул ветер. Он отвернулся от края и направился к подземному ангару, который, казалось, врос в поверхность красной скалы.
Как только Гэлбрайт приблизился к тяжелым дверям со странными узорами, нарисованными на их металлических поверхностях, они тут же поднялись вверх с гидравлическим шипением, позволяя человеку пройти внутрь. Поколебавшись пару секунд, он сделал шаг вперёд — за порогом куда-то вдаль уходил коридор, по стенам которого тянулись железные трубы и толстые электрические кабели в разноцветных пластиковых оболочках. Жутковатое голубое свечение исходило от крошечных и многочисленных лампочек, ровными рядами расположенных вдоль изогнутого потолка. Гэлбрайт медленно двинулся вперёд по коридору, углубляясь в непроницаемую тьму этого непонятного подземного сооружения.
Он долго шёл вперед по абсолютно прямой линии, пока наконец не наткнулся на стекло, которое преградило ему дальнейший путь. За ним открывался вид на огромное помещение, похожее на склад, где аккуратными рядами стояли пластиковые бочки, а на усыпанном битым стеклом полу в беспорядке валялись картонные коробки. Точный размер этой комнаты было трудно определить, потому что темнота скрывала углы, а единственным источником света была тусклая лампочка, свисавшая с металлического штыря на высоком потолке. Гэлбрайт начал искать вход на склад, но в этом толстом стекле не было ни двери, ни хотя бы небольшой щели. Инспектор подошел к самому левому краю. На другой стороне он увидел трубу, похожую на ту, что висит у стен домов и служит для отвода дождевой воды. Даже из-за стекла до ушей Гэлбрайта доносилось громкое бурление, которое, как он понял, шло именно из трубы. Не отрывая глаз от этого неуместного в помещении элемента интерьера, он присел на корточки.
И затем внезапно из этой трубы, словно под давлением, начали вытекать бежевые и красные струйки, похожие либо на смолу, либо на очень густой клейстер. Они медленно вытекали, подобно каким-то аморфным червям, из чёрного отверстия трубы и с мерзкими влажными звуками падали на металлические решетки пола. Гэлбрайт заметил, что струи этого клейстера, достигнув пола, вместо того, чтобы растекаться в беспорядке, наоборот, начали смешиваться друг с другом и приобретать какую-то более или менее осмысленную форму. Инспектор продолжал сидеть на корточках и смотреть на это движение непонятной полужидкой субстанции — это зрелище было одновременно отталкивающим и завораживающим своей гармоничностью.
Вскоре этот клейстер образовал нечто вроде лап с четырьмя пальцами, кончики которых начали темнеть на глазах наблюдателя, принимая форму коротких когтей. «Насколько же это похоже на собачьи лапы», — подумал он. Эти конечности немного сместились в обе стороны, чтобы освободить место для новых потоков вещества, которое не переставало вытекать с отвратительным звуком из трубы, которая в сознании Гэлбрайта уже стала ассоциироваться с родовыми путями. Своего рода гротескное рождение странного ребёнка, во время которого сам Гэлбрайт играл роль акушера...
Тем временем между уже почти затвердевшими лапами клейстерного младенца появился новый сгусток, слегка выдвинутый вперед. По бокам торчали два небольших выступа, немного похожих на бивни. Внезапно эта «голова» дернулась вверх, и е2 поверхность на конце втянулась внутрь. Существо пожирало свою «плоть», и вскоре Гэлбрайт увидел, как на месте лопнувшей кожи появились два ряда острых зубов. Оказывается, рот этого странного существа был скрыт за толстым слоем кожи, и только сожрав его край, клейстерный младенец мог начать дышать... Кажется, вспоминал Гэлбрайт, это называлось апостозом, только в данном случае тут было наличие отсутствия этого явления.
