В аэропорт поезд шёл с большим опозданием.

Ещё с вечера нависли тучи, поднялся ветер, на приветливый альпийский город обрушились тонны снега. Цветной, нарядный пейзаж, которым ещё несколько дней назад, подъезжая к станции, любовалась Светлана, сменился снежной пустыней. Движение по всем направлениям заблокировалось.

В белоснежном буранном месиве тёмным пятном, едва различимо, нерезко проглядывали горы, и где-то вдали, в разрыве горной цепи, петляла линия горизонта. Казалось, небо сошлось с землёй.

Пассажиры, не привыкшие к зимней стуже, в ожидании электрички жались под навесом у расписания, кутались в воротники, обматывали лицо шарфами, спасаясь от ветра. Подпрыгивали и подскакивали по платформе в обуви на тонкой – не зимней – подошве, стараясь согреться.

На остановке вагон выхолаживался. Через раскрытые – обнажённые – двери поезда задувало; клубилось, вытекало тепло. Продрогшие люди вносили в состав леденящее дыхание улицы, шумно отряхивались от снега. Толкаясь, торопились занять свободные места; выстраивались стеной в проходе. Вагон был переполнен.

Бодрый голос в репродукторе устал извиняться «за причинённые неудобства» и поторапливал производить посадку, а строгий кондуктор, внимательно посматривая по сторонам, не требовал предъявлять билетов.

Шипя, двери защёлкивались, и поезд медленно отправлялся дальше.

Наступил лыжный сезон, шли праздники, у студентов – каникулы, и многие заранее спланировали зимний отпуск в горах. На отдых ехали с детьми, большими компаниями, с лыжами и сноубордами. Повсюду царило оживление. Вокзалы, аэропорты, автобусные станции встречали и провожали, поили, кормили, лихо распределяли пассажирские потоки по отелям и снежным вершинам.

Казалось, случилось переселение народов.

Неожиданно в чёткий ритм земных служб вмешалась природа. Напомнила о себе шквалистым ветром, снежными заносами, низкой температурой.

Аэропорты закрылись, поезда выбились из графика, на автомагистралях собрались гигантские пробки.

Прощаясь на вокзале с сыном, вглядываясь в поджатое, на глазах выцветающее серое небо, Светлана подумала, что из-за непогоды может застрять где-нибудь на станции по дороге в аэропорт.

Антон бодрился, но она заметила, как ему неуютно: от холода поводил плечами, ежился под легким пальто от ветра. Сказала – в который раз! – что нужно купить зимнюю обувь, на толстой подошве, и это не дело, когда мерзнут ноги, от переохлаждения все болезни.

Сын кивал, смеялся, обещал, что непременно заедет по дороге домой за меховыми ботинками… Говорил, что все равно такой зимы, как в Москве, в Европе почти не бывает. Что толку от теплых башмаков – будут пылиться на полке.

Когда махала ему из окна, а Антон, устремившись за поездом, запрыгал на одной ноге, как воробей, стараясь рассмешить, Светлана поняла, что в магазин за ботинками он не пойдет, так и будет ходить, кутаясь в шарф, втягивая голову в плечи – до тепла.

Она провела несколько чудесных, ослепительно солнечных дней в гостях у сына – студента и теперь отдохнувшая, наполненная впечатлениями, возвращалась домой. Все это время, не имея особого плана, они много гуляли, бродили по уютным, вымощенным улочкам города, любовались архитектурой и нежно-красными крышами домов, вдыхали пряный, разлитый в воздухе, запах корицы, смеялись, пили глювайн, и над ними, пронзительно синий, сиял небосвод.

Теперь же, глядя в окно, как удаляется заснеженный город, с которого в мгновение ока смылись все краски, Светлана подумала, что и теплый воздух, и зеленая трава, и аромат выпечки ей, вероятно, причудились.

Вылеты были отменены, в зале ожидания скопилось много народа. Свободных мест не хватало, и люди, как могли, располагались на рюкзаках и чемоданах, а то и вовсе сидели прямо на полу, подстелив газеты. Ждали. Томились.

Каждый раз, услышав над головой шорох репродуктора, собирающегося выдать очередную неутешительную новость о задержке, а то и вовсе об отмене рейса – откуда-то сверху, казалось, из поднебесной, – люди вскидывали головы и на секунду замирали, вслушиваясь в сообщение. Потом по залу шёл лёгкий гул разочарования или, может быть, удивления – трудно понять, и все вновь возвращались к прежним занятиям: жевали, читали, листали журналы, дремали, общались вполголоса. Маленькие дети спали на коленях у родителей.

Светлана подошла к табло и узнала, что и её самолёт из Москвы задерживался на неопределённое время в аэропорту вылета.

Вкусно пахло кофе. Она осмотрелась. Протиснулась сквозь людскую массу и направилась навстречу аромату. За колонной увидела длинную очередь, которая, извиваясь змеёй,несколько раз огибала зал. Вдруг почувствовала, как проголодалась. Пристроилась в хвост ленты. Очередь двигалась быстро. Со стороны казалось, что люди прогуливаются, встав друг за другом в затылок. Девушка-продавец в красивом переднике, улыбаясь, проворно разливала напиток, заворачивала бутерброды, отсчитывала сдачу.

В углу помещения Светлана увидела за столиком свободное местечко и поспешила к нему с чашкой.

Рядом сидела невысокая девушка. На столе перед ней стоял выпитый кофе. Склонив голову к коленям, она монотонно, не видя, листала телефон. На спинке стула висел маленький рюкзачок, из которого выглядывал глянцевый корешок книжки.

Светлана вопросительно указала на пустой стул : можно?

Девушка дёрнула плечом, отчего длинные волосы пришли в движение, скользнула по женщине взглядом. Почти не увидев Светлану, кивнула. Она села.

Одета девушка была по-спортивному. Узкие джинсы с низким поясом подчёркивали хрупкость фигуры, изящную линию бедра, кофта в обтяжку проявляла невинную, едва выступающую грудь. Из-под чёрной кофты выглядывала алая блузка. Среди одинаково серых неприветливых футболок, курток и свитеров, в которые были облачены сидящие вокруг люди, в тусклом свете дрожащих ламп – в тон безрадостной непогоде – девушка выделялась в зале ярким пятном, блузка на ней горела. Она была похожа на мальву… Мальвину.

Усилием воли Света заставила себя не разглядывать незнакомку так откровенно. Уткнулась в чашку.

Девушка отложила в сторону телефон и достала косметичку. Раскрыла зеркальце. Заглянула в него, чуть приподняв подбородок, вытянув шею. Немного прищурилась. Внимательно вгляделась в отражение. Сжала, спрятала губы. Наклонила голову. Провела рукой по шее, легко коснулась щеки.

Увидев Светланин взгляд – украдкой, нахмурилась и отвернулась. Чуть слышно выдохнула и сложила зеркальце. Кинула его в косметичку.

Светлана посмотрела на часы. Интересно, сколько ещё придется ждать? Откинулась на спинку стула.

В Москве, наверное, все замело… Белое, мёртвое царство…

Хорошо, что впереди ещё несколько дней отдыха – поедет за город, на дачу и, может, даже успеет покататься на лыжах… Она усмехнулась: да, если вообще сможет отсюда выбраться…

С зимой им в Москве в этом году повезло! Ещё в конце ноября снег просыпался на дорожки, покрыл лужайку с пожухлым газоном, припорошил розы, дикий виноград, повис на крыше. Светлана радовалась: белое покрывало высветило горизонт, добавило света. И в доме повеселело.

А снега с каждым днём все прибывало. И температура держалась. Ноги не вязли, как обычно, в мокрой кашице, похожей на серый липкий щербет. Под каблуками скрипело, морозом приятно жгло щеки. В дальний угол сада, где так любила бывать весной, она уже с трудом пробиралась – дорожки замело. Вишнёвые деревья тянули к небу ветки, едва выглядывая из сугробов. И липовая аллея вдруг вытянулась, постройнела, а ёлка, покрытая снежинками, вдруг нарядилась царицей – летом её не замечали.

Она вспомнила, что не позвонила мужу. Будет волноваться, поедет в аэропорт…

Света достала мобильный.

– Мне нужно отлучиться. Не присмотрите за багажом? – по-русски вдруг обратилась к ней незнакомка и встала.

Светлана увидела её светло-голубые глаза, прямую спину и строгий наклон головы, как у танцовщицы. Мальвина стояла, устремившись ввысь, как тростинка, расправив тугие плечи.