Пролог
Я сидела на заднем сиденье такси и, сцепив руки на коленях перед собой, смотрела на дом, в котором прожила почти одиннадцать лет… счастливых лет. Но отчего-то воспринимала его золотой клеткой, а себя — птицей, которую поймали и посадили за решетку против воли.
Вадим… Никогда я не боялась его, несмотря на его суровый характер и разницу в возрасте. Иначе просто не вышла бы замуж. А вот теперь — боялась. Знала, что ничего не сделает: не ударит, не прогонит, не станет устраивать сцен при Аришке… И тем не менее боялась. Наверное, не его, а себя, точнее, собственного поступка. Дурацкого и необдуманного, импульсивного и горячего поступка, который две недели назад показался мне счастьем, выходом из золотой клетки, обретением мечты. Я верила, что просто должна, обязана попробовать…
Что ж, я попробовала. Я бросила мужа и дочь ради другого мужчины, ради призрака из прошлого, человека, в которого когда-то была влюблена. И мне казалось, что я до сих пор его безумно люблю… Да, мне казалось. Казалось…
А теперь я возвращалась домой словно побитая собака. Без иллюзий. Без мыслей о той любви, которая когда-то дарила мне крылья и вызывала щекочущий смех на губах. Без надежды на прощение…
Разве такое прощают?
Наверное, в подобной ситуации чаще оказываются мужчины. Это они уходят от верных жён к любовницам, а потом приползают назад, чтобы посмотреть в глаза щенячьим взглядом. Но, я думаю, мужчинам проще — они хотя бы цветы могут принести… А что могу принести я, чтобы муж меня простил?..
— Милая девушка, — вздохнул таксист неожиданно громко — я даже вздрогнула, — я бы не возражал, сидите тут сколько хотите, тем более что вы обещали оплатить. Но прошло уже два часа, и у меня смена заканчивается. Мне домой надо. Может, расплатитесь, а потом вызовете другое такси и будете сидеть уже в нём?
Раздражённый голос чужого человека подействовал на меня словно ушат ледяной воды. Два часа. Неужели я сижу здесь уже целых два часа? А будто пять минут прошло.
Таксист прав — надо заканчивать. Неважно, сколько времени я буду собираться с силами, думать, мысленно подбирать слова и нервничать. Всё равно это придётся делать… Придётся идти наверх, к ним. В Аришкиной комнате светится окно — значит, они с Вадимом сейчас там. Интересно, что делают? Читают книгу, смотрят фильм, разговаривают?..
— Да, сейчас. — Я до боли сжала кулаки. Ногти впились в кожу, наверняка оставляя царапины. — Сейчас пойду…
С губ почти сорвался отчаянный вопрос: «А вы смогли бы простить жену, если бы она вам изменила?» — но я всё-таки промолчала. Наверное, потому что отлично понимала, каким будет ответ.
Я выбралась из машины, таксист помог мне достать из багажника чемодан, а потом быстро уехал, явно торопясь поскорее попасть домой. А я осталась стоять посреди тротуара, обнимая саму себя руками за плечи и мелко дрожа от промозглого ноябрьского холода и страха.
Хотелось разрыдаться, но я выплакала все глаза ещё в поезде — теперь они были абсолютно сухими… И я смотрела этими глазами наверх, на светящееся окно Аришкиной детской, задрав голову до боли в шее, и лихорадочно шептала, то ли каясь, то ли молясь:
— Простите меня за всё… Простите… Господи! Вадим… Если ты простишь, я никогда не предам тебя больше… Я всё-всё для тебя буду делать, что скажешь… Всё, что захочешь, всё… Только прости меня…
Колотило. Сердце стучало так, что отдавалось глухой дрожью в горле и ушах, губы пересохли, прерывистое дыхание со свистом заходило в лёгкие, которые словно огнём жгло…
Мне ни разу в жизни не было так страшно. Ни разу! Страх был запредельной силы, он почти уничтожил все мысли, оставив лишь одну…
Вадим, я не знаю, что буду делать, если ты меня не простишь.
1
Лида
Двери лифта лязгнули и закрылись, будто ножом полоснув по моим натянутым до предела нервам.
Я не могла пошевелиться, просто стояла и смотрела на входную дверь нашей квартиры и, кажется, даже не моргала. Только дрожала рука, которой я сжимала ручку чемодана.
Я никогда не умела молиться, да и вообще не была верующей — я скорее агностик. Но сейчас мне безумно хотелось помолиться, и, если бы я знала хоть одну молитву, уже шептала бы её, надеясь, что это поможет мне хотя бы успокоиться. На большее я и не рассчитывала.
Господи, что же я наделала?..
Я изо всех сил зажмурилась и выдохнула. Смелее, Лида, ну! Две недели назад, собирая вещи и сбегая из этого дома, ты была такой воодушевлённой. Ты верила, что у тебя будет новая жизнь, обретённая долгожданная любовь, свобода… Ты летела, как на крыльях, вперёд к своей мечте. Хотя впереди была неизвестность. Сейчас же… Ты ведь прекрасно знаешь, что ждёт тебя там, за дверью. Точнее кто. И никак не можешь решиться сделать последний шаг и позвонить в звонок. Хотя по идее это должно быть гораздо проще, чем сбегать из дома, предавая мужа и дочь.
Я не знаю, сколько бы ещё простояла вот так, посреди лестничной площадки, просто таращась на входную дверь… Возможно, до утра. Но судьба распорядилась иначе. Хотя у меня была надежда, что так и будет, и мне не придётся самой звонить в дверь.
Вадим часто выносил мусор перед сном. Он вообще маниакально любил порядок и чистоту, в отличие от меня — я была профессиональной свиньёй. И не мог спокойно спать, если знал, что на кухне полное ведро мусора, обязательно выносил. Вадим никогда не оставлял на столе забытую упаковку кефира, во время еды обязательно клал на колени салфетку, чтобы ненароком не запачкаться, и потом не забывал протирать кухонный стол. Несмотря на то, что у нас была домработница. Но она приходила на пару часов, а в остальное время убирался Вадим.
Вот и сегодня муж решил опустошить ведро перед сном и этим избавил меня от возможности стоять под дверью до утра, ожидая, когда он пойдёт на работу, а Аришка — в школу.
Я вздрогнула и покачнулась, когда входная дверь тихо открылась и через порог шагнул мой муж. Мне в это мгновение показалось, что в макушку ударила молния — сквозь тело будто прошёл разряд электричества. И сердце замерло, перестав биться на секунду, и кровь словно вскипела, и я бы не удивилась, если бы она у меня в этот миг полилась из носа или даже из глаз…
Хотя из глаз всё-таки что-то полилось, да. Но это точно была не кровь. Всего лишь слёзы.
В отличие от меня, на Вадима эта встреча не произвела впечатления. Хотя он остановился, и я заметила, что рука, в которой муж держал пакет с мусором, сильнее сжалась в кулак, и скулы у Вадима заострились, будто он стиснул зубы.
— Проходи, — бросил муж кратко и, обойдя меня, пошёл вниз, к мусоропроводу.
Секунду я стояла на месте, вслушиваясь в шаги Вадима — как всегда, неторопливые и спокойные, размеренные, — а потом нырнула в квартиру, стремясь поскорее уйти подальше от мужа.
Мне было стыдно. Дико, безумно, нечеловечески стыдно…
2
Лида
Я опомнилась только в гостиной.
И вновь замерла, но на этот раз по другой причине. Я прошла через коридор в комнату в уличной обуви, не разувшись, ещё и чемодан за собой потащила…
Посмотрела под ноги и едва не застонала — на ковре, да и рядом, на паркете, виднелись характерные следы от моих сапог и две почти аккуратные линии от проехавшего чемодана.
Свинья…
— Символично, — раздался сзади холодный голос мужа. Он, как и всегда, говорил негромко. Вадим вообще почти никогда не повышал голос. Может, на кого-то другого и повышал, но на меня и Аришку — никогда. — Мало того, что ты нагадила мне в душу, ещё и сюда грязь притащила.
Я задрожала, сжавшись, и втянула голову в плечи, будто мечтала спрятаться там.
Господи, как же стыдно…
И ведь я даже не знала, что сказать в ответ. Как оправдаться? И есть ли они у меня, эти оправдания?
— Вернись в прихожую, пожалуйста, — продолжал между тем Вадим. — Вместе с чемоданом. Разуйся, надень тапочки. Чемодан пока оставь там. Потом проходи ни кухню. Когда я приду, поговорим.
