— Так, к дочке сегодня ночью ты не подходишь. Будешь спать в большой комнате. У нас есть раскладушка. Вот на нее и ляг. На работе, наверное, спишь на ходу — все тебя жалеют и говорят, что жена замучила.
Я со страхом воспринял предложение Елены. Комната, в которой она мне предлагала расположиться на ночь, находилась во-временном распоряжении Людмилы. Правда, до приезда моей бывшей невесты я, а порой и Елена, пользовались ею — отдыхали по очереди, но сейчас этого делать не следовало.
Мне запомнилась та ночь. Я заснул сразу и крепко, однако сон не был долгим. Среди ночи я вдруг почему-то проснулся. В комнате было жарко, в окно светила большая полная луна и ее лучи падали прямо на меня. Я поднялся и пошел задернуть штору. Нечаянно мой взгляд упал на диван, где спала Людмила. Одеяло валялось на полу, и я увидел прекрасное тело спящей девушки. Оно тянуло, и я не удержался. Черт тогда, что ли, дернул меня, но через мгновение я уже был с ней.
Людмила спала. Мои ласки разбудили ее. От неожиданности она вскрикнула и резко повернулась. Диван был узким, я не удержался и упал на пол. Испугавшись шума, я быстро вскочил и с ужасом бросился на свою постель.
Время остановилось. Опомнился я не сразу. В голове у меня шумело. Нужно было заснуть, но сон не шел ко мне. В квартире стояла тишина. Людмила так же, как и я, лежала тихо. Не знаю, догадалась она, что произошло или нет?
Я от себя такого поведения не ожидал. Девушка случайно сдержала мой порыв. Если бы не она — я не представлял, что могло быть.
Воспоминания о приятных минутах той ночи долго мутили мой рассудок. На душе у меня было гадко. Я чувствовал свою вину перед женой и стремился своим отношением к ней все исправить: выбросить Шувару из головы.
2
Людмила побыла в Москве неделю и засобиралась домой. Она уезжала с чувством горести на лице. На меня девушка старалась не смотреть. У нее было много вещей, и я не представлял, как Людмила сможет добраться до вокзала, сам же предложить ей свою помощь я не осмеливался — рядом стояла жена.
— Сеня, проводи девушку, — вдруг сказала мне Елена, — ей одной не справиться.
Я поехал. Сумки «оторвали» мне руки. Когда я сбросил груз, и растолкал вещи по полкам, подумал: освободился. Однако нет, стоило мне сделать попытку, чтобы уйти, как Людмила вдруг резко подняла на меня свои карие глаза. Через мгновение она обняла меня и принялась крепко-крепко целовать.
Я не сумел ее ни приблизить, ни оттолкнуть. Оцепенение, казалось, длилось вечность. Опомнившись, я отскочил от девушки и дал себе слово вести с ней впредь осторожно — не оставаться один на один, рядом должен обязательно кто-нибудь находиться.
Домой в тот день я приехал поздно. Мне нужно было время прийти в себя.
Моя встреча с Шуварой забылась не сразу. Для этого потребовался не один месяц. На дворе была глубокая осень. Погода была мерзкой: часто шли дожди, иногда порхал снег. Ветры толкались в лицо, залезали под одежду, пытаясь забрать последнее тепло. Дочка после отъезда моей бывшей невесты чувствовала себя хорошо. Зубки прорезались и не беспокоили ее, она была веселой и жизнерадостной. Однако недолго. Скоро Светик заболела. Ее болезнь заставила Елену вспомнить слова Людмилы, которые та сказала перед самим отъездом: «Ах, какой у вас прелестный ребенок!»
— Это она, она виновна в болезни нашей дочери, — сказала Елена. Слова Шувары не давали ей покоя. Поведение жены я связывал с ревностью. Но — это было не так.
Я ругал себя за то, что однажды дал согласие сестре на приезд Людмилы. Она внесла в дом волнения.
— Все, Людмила больше к нам не приедет, — сказал я Елене, озвучив свое решение, которое мной было принято еще на вокзале во время проводов моей бывшей невесты.
— Вот и хорошо, — ответила жена, — но уже поздно. Она сглазила нашу дочь. Помнишь, ее хвалебные слова в адрес Светика. Я думаю, это не просто обычная зависть.
Я согласился с женой, однако понимал: Людмила сама могла быть счастливой. Я ее обожал. Сестра Анна не раз говорила Шуваре:
— Люда, ты просто дура! Потом будешь кусать локти, но будет поздно.
Так оно, и получилось. Мстить мне за несостоявшееся счастье она не могла.
Как мог, я пытался успокоить Елену, подыскивал объяснения:
— Все это суеверие. Причина в эпидемии гриппа. Ведь Светик не одна девочка в саду, кто заболел.
— Нет! Не эпидемия! Просто ты или не хочешь верить, или не все знаешь. Ведь семья твоей Людочки, — она так и сказала — «твоей Людочки», — проклята. Будешь у родителей, поинтересуйся у отца. Он тебе расскажет.
— Ну и что, — ответил я тогда, — все это глупости. — Мне не хотелось, чтобы моя жена связывала случайные совпадения в жизни с нечистой силой. Раньше, до крещения, она была более свободной.
Выбор моей матери в крестные Елене, Анастасии Ивановны, был не совсем удачным. Конечно, мать хотела этим как-то помочь, ослабить действие проклятия лежащего на семье Шувар, но кто знал, что все случится так, как случилось.
Мне были памятны слова матери: «Жалко мне ее, — говорила она о тете Насте, — все у них в семье не так. Одна беда за другой. Не знаешь, что и думать. Может проклятие нашего родственника Сафронича действует. Хорошо бы, близость к нашему роду через крещение помогла бы ей».
Однако обряд Анастасии Ивановне ничего не дал. А вот для моей семьи оказался опасным: тетя Настя, моя жена Елена, я, Людмила образовали круг. В нем, в этом круге, оказалась Светик. Так считала жена и мне, как я не пытался сопротивляться, пришлось согласиться с Еленой: грипп — это было начало. Самое тяжелое испытание нас ждало впереди.
Дочь выписали, но, побыв всего лишь один день в детском саду, она снова слегла. В произошедшем, я не хотел винить мою бывшую невесту — понимал, что ее воздействие на Светика невольное и как-то связано с проклятием Сафронича. Хвалебные слова о Светике, высказанные Людмилой и прощальные поцелуи на вокзале — лишь проявления любви ко мне, ничего более.
3
Болезнь Светика надолго выбила нас из колеи. Однако Сафронич был мой родственник, и я верил, что все будет хорошо, и Елене часто говорил о своем убеждении. Со временем она, конечно, согласилась со мной, но это произошло тогда, когда плохое было уже позади.
В поликлинике жене сообщили:
— У вашей дочери пиелонефрит — заболевание почек. — Я представить себе не мог, что насморк, кашель, небольшая температура все это впоследствии так сильно может подействовать на организм Светика.
Болезнь развивалась быстро. Дочь положили в больницу. Как ни хотела моя жена оказаться рядом со Светиком, ей не разрешили.
Врач, миловидная женщина с тихим голосом, уверенно сказала:
— Девочка уже большая. Ей более трех лет. Больница у нас специализированная, персонал хороший, не беспокойтесь, мы быстро поднимем вашу дочь на ноги.
В больнице Светик провела целый месяц. Мне и Елене встречаться с ней нельзя было: таковы были условия лечения. Для обмена белья — я или жена раз в неделю приезжали и привозили чистую одежду. Каждый раз мы надеялись, что нам покажут дочку, но видеться можно было только лишь с лечащим врачом. Она нас информировала о том, как идет лечение и, если считала необходимым, успокаивала. Однажды нянечка сжалилась и показала нам Светика через окно. Выпускать дочку в приемную разрешили только перед выпиской.
Дочка очень скучала, хотела домой. Ее состояние улучшилось, но мы с трудом верили в то, что Светик здорова: бледность на лице не проходила, это волновало нас. Я, как мог, успокаивал жену.
И вот настал день, когда я и Елена поехали, чтобы забрать нашу дочь из больницы. Всю дорогу жена мне что-то говорила и говорила. Я ее не слышал, думал о Светике.
Зима подходила к концу. В небе светило солнце. На улице было слякотно, под ногами лед. Хлопоты с выпиской мне не запомнились, не запомнил я и того, как мы добрались до дома. Дочь я почти всю дорогу держал на руках, ни разу не поскользнулся. Мне даже в голову не приходило, что нужно быть осторожным, чтобы не упасть.