— Построились. Надо отдавать долги.

— О каких долгах она болтает, — спрашивала мать у отца. — Все люди знают: дом выстроен на золото Сафронича.

Анастасия Ивановна боялась Сафронича, боялась всегда, даже после его смерти. Ей постоянно виделась тень старика. Она преследовала Шувару. Ее страхи были заметны даже мне. Однако я не понимал Анастасию Ивановну, хотя знал о том, что за какой-то грех Сафронич проклял ее семью.

Мрачный старик, колдун на многих в селе наводил страх. Он был каким-то нашим родственником. Я не раз в детстве слышал слова отца, он говорил матери:

— Сеня наш порой мне напоминает Сафронича, чем-то похож на него.

Есть у него сила. Загадает, и вот это уже произошло.

Я словам отца не придавал значения, вел себя обычно, хотя любил, забравшись на печь часами слушать рассказы взрослых об оборотнях, домовых, русалках.

Сафронич был странным человеком. В детстве я не раз через щели в заборе наблюдал за ним. Не знаю, чувствовал он мой взгляд или нет, но всегда его мрачное лицо вдруг преображалось, на щеках появлялось подобие улыбки. Эта улыбка позволила мне как-то пересилить страх. Я перестал бояться старика. Порой я разговаривал с ним. А вот бабка Петениха долгое время оставалась для меня ведьмой. Это уже после, когда моя мать стала с нею близка, я в ней увидел обычную старушку.

Помощь матери Петенихе была безвозмездной. Правда и старушка в долгу не осталась: научила мать собирать и правильно использовать травы. Теперь мать не знала, что и думать. Болезнь обострилась в момент смерти Петенихи. Может старушка и не причем. Однако все это было для нее неожиданным.

На другой улице жила Булиха — бабушка жены моего среднего брата. Она тоже что-то знала, так говорили люди и обходили ее с опаской: не дай Бог взглянет не так.

— Сеня! — говорил не раз мне брат Александр, — ты знаешь, почему я еще живу со своей женой? Давно бы бросил, сколько раз у нас все шло к разводу, но ее проклятая бабка — колдунья чертова, что-то пошушукает, и мы снова вместе — не разлей вода.

Булиха — говорили, делала на водке. А мой брат до женитьбы ярый трезвенник как-то незаметно пристрастился к этому зелью. О нем пошел слух, что он не дурак выпить. Вокруг него стали кружить всякие собутыльники. Мать, как могла, старалась отогнать их, но они липли к Александру как мухи на мед. Разговоры матери с женой брата — ее звали Татьяной, ничего не давали. Речь этой самой Татьяны была простой:

— Надежда Кондратьевна, — обращалась она к свекрови, — выпивки вашего сына мне не мешают. Хочет пить, пусть пьет. Это его дело.

Что только ни делала мать, никакого толку, не было. Александр отдалялся, становился замкнутым и злым.

Петениха выручила, помогла. Мать с трудом затащила его к старушке. Он отнекивался, говорил матери:

— Да не пойду я к ней, что я у нее забыл?

Однажды мать догадалась, что сказать Александру:

— Саша, идем, я хочу, чтобы ты помог мне. — Она отвела его к Петенихе и попросила поправить забор. Брат все сделал. Старушка дала ему бутылку какого-то снадобья.

— Вот, возьми Саша! Это тебе за труды. Когда ты поссоришься с женой, и она потянет тебя к Булихе выпей три глотка, не больше. Все будет нормально. Да, только спрячь эту бутылку подальше от глаз Татьяны, где-нибудь в сарае.

Александр после сумел уйти от Татьяны. Он, когда однажды она попыталась его отвести к Булихе, украдкой приложился к бутылке с зельем Петенихи и сделал три больших глотка. Содержимое бутылки напомнило ему водку. Александр тут же почувствовал слабость и свалился на пол. Татьяна, пыталась его поднять, что только не делала: крутила уши, била по щекам, даже обливала водой, ничего не помогло. Идти Александр был не способен.

— Где ты так вдрызг набрался, — прокричала ему в самое ухо Татьяна и отправилась к бабушке сама.

Булиха перестала на Александра влиять. Он без труда развелся со своей женой. В бутылке оставалось еще прилично. Выливать ее содержимое Александр не стал, и когда его тянуло выпить, нет-нет да и прикладывался к ней. Снадобье Петенихи действовало на него уже совершенно иначе, чем прежде. Брат отказался от выпивок. Я ни раз наблюдал его неприятие к водке, когда, навещая родителей, привозил домой какую-нибудь заморскую бутылку и ставил ее на стол чтобы отпраздновать свой приезд. Александр уходил.

— Мне нужно… Я совсем забыл, — лепетал он и торопливо прятался за дверью.

Анастасия Ивановна удивлялась, как это Александр стал вдруг трезвенником. Ее сын Михаил в прошлом собутыльник моего брата и не думал о том, чтобы останавливаться.

— Может и мне, — говорила тетя Паша, — нужно сходить к Петенихе, попросить ее помочь Михаилу.

Прошло время, и она с сожалением обращалась к моей матери:

— Ах, как жалко умерла она, не успела я с ней поговорить.

Иногда я встречался с Михаилом. Он был солидным женатым мужчиной. У него росли двое сорванцов. Они были забавные ребята. Жена Михаила работала продавщицей. Жил он с семьей неподалеку в районном городишке и часто бывал на родине — в селе. Свою старшую сестру Ирину он не любил и открыто о том говорил:

— Сень, я, пьяница, но она еще хуже. Она гулящая — со всеми мужиками в селе переспала. Жалко Тимошку ее сына. Я его отцу написал. Может быть, он приедет, заберет парнишку.

Ирина после окончания школы одно время жила где-то далеко у родственников, в городе. Там она вышла замуж, но жить с мужем не смогла. Скоро приехала домой. Мне не было известно, что произошло. Но я не раз был свидетелем и слышал, как тетя Настя ругала ее:

— Я тебе за кого говорила, чтобы ты замуж вышла? А ты?

Ирина плаксиво отвечала:

— Он на меня даже не смотрел!

— Кто с ней будет жить? — влезал в разговор Тимофей Михайлович, — вылитая мать. Вот Людмила она совершенно другая. Бери ее Сеня, она будет тебе хорошей женой! А эта, — и он, бросал взгляд в сторону Ирины, — оторви и выброси.

Михаил был мужик что надо, но что-то у него не ладилось. Это было заметно. Ему бы жить да жить, а он постоянно копался, выискивал что-то такое в своем нутре, что доводило его до бешенства. Затем он впадал в состояние депрессии, напивался и долго мучился, пытаясь принять облик человека.

Мне было жалко товарища.

— Это он страдает от проклятия колдуна Сафронича, — говорили люди. Может, так оно и было. Я, словам такого рода не придавал значения, правда, до тех пор, пока снова не встретился с Михаилом.

Наша встреча произошла на ярмарке. В селе их было немного в начале лета, в конце, перед новым годом и ранней весной. Я любил ярмарки. Они мне были памятны с детства. Отец и мать часто оставляли нас детей дома, если брали с собою, то это только в тех случаях, когда готовили к школе. Купить нам одежду и обувь без примерки было нельзя. Баловали нас на ярмарке печатными пряниками в форме птиц, различных зверей и красными «петушками» на палочках.

На ярмарку я отправился вместе с дочерью. У меня было желание купить Светику что-нибудь необычное, такое чего не было у нас в городе.

Я, держа за руку дочку, блуждал среди торговых рядов, пока неожиданно не столкнулся с братьями — Александром и Василием. Младший брат был с женой. Они пришли на ярмарку очень рано и уже сделали необходимые покупки. Я примкнул к ним. Александр слегка толканул меня в бок:

— Сень, хочешь Михаила увидеть.

Я согласился, кивнув головой.

Народу на ярмарке было уже не много. Машины разъезжались. Оставались торговать самые стойкие и те, у которых товар оказался не востребованным. Мы подошли к палатке. Внешне она ничем не отличалась от других.

Александр, улыбнувшись, обратился к худощавой изможденной женщине:

— Маша, а где Михаил? Он ведь с тобой был.

— Хозяин что ли?

— Да, хозяин!

— Здесь, при мне. Загляни за прилавок. — Александр свесился над деревянным заграждением, я тоже, и мы увидели, валявшегося в траве друга.

— Пьяный? — спросил Василий.

— Да! — подтвердила Маша. — Вымотал он меня, хоть вешайся. Вот ты, обратилась она к Александру, образумился, не пьешь и правильно делаешь. Водка до добра не доведет.