Анна Гур

Я падаю на колени перед сильным мужчиной. Трясусь, протягиваю к нему дрожащие руки.

Графитовые глаза смотрят холодно, прошивают безразличием. Сжимает челюсти, желваками играет, губы напрягаются, акцентируя шрам.

Жестокий. Беспощадный. Боюсь его до безумия. Но сейчас готова переступить свой психоз и вцепиться в джинсовую материю брюк, обтянувшую мощные ноги. Готова содрогаться в конвульсиях и умолять.

– Прошу… отпусти его, дай уйти… – слезы текут, мешают выговаривать слова – он…

Перебивает, не церемонится со мной. Роли поменялись. Теперь хозяин ОН.

Свирепый взгляд выстрелом и суровое:

– Виновен и заплатит за это жизнью…

Всхлипываю, распахиваю в ужасе глаза.

– Все не так! Прошу… Ты не знаешь… – шепчу комкано в преддверии приступа панической атаки. Всматриваюсь в красивые-некрасивые черты киллера и кусаю губы в нерешительности… Не знаю, как уговорить, что пообещать. Все внутри трепещет от боли и ощущения катастрофы.

Склоняет к плечу голову. Рассматривает и всю вспарывает ртутным взглядом. Голой себя чувствую и уязвимой, переломанной этими сильными ручищами, которые забиты татуировками под завязку.

Видит меня всю насквозь. Умный. Проницательный. Опасный.

– Ну, давай, принцесса, удиви меня своей банальностью… предложи себя! – ухмыляется и меня током бьет от рваного оскала Джокера. – Женщинам иногда кажется, что у них между ног золотой фонд, который можно продать за нехилую такую цену.

Издевается и прав во всем.

Я не стою и цента. Если ОН сейчас захочет, то возьмет все, что ему нужно, как это и делает Фил Гринвуд по прозвищу Джокер.

Фил Гринвуд

Прищуриваюсь. В глазах от света и блеска рябит.

Стою в огромной гостиной с мраморным полом, скульптурами и люстрой с блестящими висюльками.

Чувствую себя здесь черной кляксой. Не вписываюсь в богатенькую обстановку от слова совсем.

– Ситуация с Серебряковым лажовая, Джокер. Темнит чего-то. Видно, решил в свободное плаванье уйти. Крышу сменить.

Встречаюсь с белесыми, выцветшими глазами Вани Кровавого и все внутри переворачивается.

– Похоже на то, – отвечаю коротко.

Ненавижу. Этого. Мудака.

Кажется, что опять на коленях стою. Запах пальбы и гари в легкие забивается и ярость накрывает безумием. Пустая. Немощная.

Жизнь ему свою торчу. И сделать ничего не могу. Свинец в лоб вогнать не могу. Не по понятиям.

– Сашка тормозит. Неспроста это. Воду мутит. В конец оборзел, гад, забыл, кому и что должен! – звереет Кац и с силой грохает фарфоровую чашку об стол.

Молчу. Слушаю.

Жизнь – сука, как ни крути.

Старшие наши с Кровавым не поделили зоны влияния и итогом стала бойня, где по приказу Вани всех ликвидировали.

Всех пацанов, с которыми ад прошли детдомовский. Голод трущобный. Всех перебили, а меня жить оставили. Увидел главарь синдиката во мне что-то. Приблизил.

– Будь готов, Джокер. Дело под твоим контролем. Под личную ответственность, – ледяные интонации.

Киваю. Ничего нового. Головой отвечаю. Как всегда.

До тонкого слуха доходит звук легких шагов. Кац не реагирует. А вот у меня профессиональный навык – улавливать малейший шелест.

Перевожу взгляд за спину хозяина, смотрю на лестницу. Широкие и массивные мраморные ступени ближе ко второму этажу превращаются в площадку.

Тук-тук-тук, – не послышалось.

Шаги незнакомые.

Взгляд упирается в статую полуголой бабы с мужиком в обнимку на площадке в центре лестницы, которая делится и идет в две стороны, в разные крылья особняка.

– Я уже пацанов приставил пасти ближнее окружение, – продолжаю базарить как ни в чем не бывало. С виду и не поймешь, что взгляд расфокусировал и слежу за непонятной движухой. – Лютый скоро с вестями подъедет. Если есть что, мимо нас не пройдет.

Кац довольно ухмыляется.

– Ты оперативен, Джокер. Далеко пойдешь.

Тук-тук-тук.

Внутренне подбираюсь.

Смещаю взгляд чуть влево, приближаются явно с той стороны.

По сути, опасности нет. Вся территория бойцами нашпигована и в доме хозяина чужих быть не должно. Но.

Предчувствие срабатывает. Сирена воет, пылает красным светом. Мышцы напрягаются. Пальцы колет так, что хоть за пушку хватайся.

Тук-тук-тук – бьет по нервным окончаниям.

Задерживаю дыхание. Расставляю ноги. Рефлекс стрелка.

Тук-тук-тук – уже громче.

Что происходит, мать его?!

– Ситуация давно назревает, – задумчиво произносит старший. – Если подтвердится, что крысятничает падла, ты знаешь, что должен делать, Джокер.

– Решу вопрос, – отвечаю коротко.

Тук-тук-тук.

Короткая заминка и я выхватываю взглядом женскую фигуру. Кровавые волосы. Белый сарафан. Легкий, невесомый шаг.

По ощущениям – мне сейчас врубают со всего маха в солнечное сплетение.

Вгрызаюсь в тонкие черты, нежные, с полными, сочными губами, которые будто только что со всей силы имели.

Не девочка, видение…

Ровный шаг, прямая спина, уверенный взгляд.

Залипаю на ступнях, обутых в каблучки на босу ногу, на маленьких пальчиках с розовыми ногтями, мелькающих под длинной юбкой.

Все тело огнем простреливает. Торкает.

Ангел в преисподнюю заглянул?!

Меня сворачивает, когда красавица подходит со спины к самому исчадию ада, и тонкие руки крепко обнимают Каца за шею, а пухлые сочные губы замирают на щеке с седой бородкой.

Прикладом в затылок получаю. Внутри все взрывается яростью. Необъяснимой ревностью. Ненавистью.

Крепкая ручища обхватывает тонкие запястья, поглаживает ровные пальчики, и я вижу невероятное. Проблеск эмоций в мертвых глазах, улыбку, проскользнувшую на жестоком лице.

– Маша, – проговаривает Кац. – Машенька…

Подвисаю от шипящих звуков. Имя странное. Русские вообще интересно имена коверкают. Растягиваю и повторяю внутри, чувствую пульсацией на языке. Так и тянет повторить, на вкус попробовать, прохрипеть.

– Мэри, – хмуро поправляет рыжая ведьма.

Ваня свой взгляд в девчонку упирает. Давит. А она вдруг улыбается.

Охренеть.

Током член простреливает. Челюсти сцепляю, чтобы не взвыть в голос и не рвануть вперед, не отодрать ее от монстра.

Руки в кулаки сжимаю, чтобы не потянуться за пушкой. Ярость буквально выжигает. Едкая зараза поднимется адовым пламенем, вспыхивает, обжигает внутренности.

Сигналкой в мозгу высвечивает – МОЯ.

Хочу, чтобы эти тонкие руки обвились вокруг моей шеи. Поцелуи ее хочу совсем не целомудренные в щеку. Рот ее хочу, язык и зубы, чтобы в мое плечо впивались, пока на всю длину буду натягивать. Чтобы кричала и кончала, распятая подо мной.

Сжимаю зубы. Отгоняю мысли.

Хрена себе, только взглянул, а меня так кроет?!

– Я скучала, пап… – голос меня окутывает шелком и неожиданно душит удавкой.

Дочь. Она. Мать Его. Дочь. Врага.

По ощущениям, сейчас в меня льдом запустили и кипятком ошпарили.

– Как сессия?

Ведьма зеленые глаза прищуривает. Сексуальные. С поволокой.

– Отстрелялась, – весело и с задором.

Хорошая шутка. Чуть не ржу с дуру. Здесь все с пушками наперевес.

Кац вдруг на меня взгляд переводит, вспомнил, что не отпускал.

– Свободен, Джокер. С ответом вечером придешь.

Моргаю. Прихожу в себя.

Девчонку привлекает наш разговор, поднимает на меня сочные, зеленые глаза. Цвет насыщенный, кажется, что шелест ветра в листве слышу. Тону, погружаюсь в чистые изумруды. Никогда таких ярких глаз не видел. А вот равнодушие в них с ноги в пах бьет.