Чтобы управлять собой, замечает Гегель, требуется отделенность. Чтобы быть собой – необходимо обладание собой как другим себя.10 Чтобы обладать собой, нужно обращение в себе. Мышление дарует бытие – общее для всех царство мировых законов и смыслов, понятий и условий. Обращение в себе дарует сознание. «В себе» означает обладание внутренним миром, бытие миром, который сознается как иное мира как такового. Картина мира, образ мира – это отделенность от мира, вырезанность (ср.: концепт гештальт в гештальт-психологии11). Способность быть вырезанным из мира, отделенным от него, выделенным из него, означает способность к объективации. Но такая выделенность и сам опыт объективации возможен исключительно в большом обществе, первый опыт такого общества дарует человеку жизнь в городе, выделенном из мира городской стеной. Но и крепостные стены не гарантируют абсолютной отделенности, человек продолжает оставаться в мире. Бытие миром суть естественное условие разумного существования.

Разум в своей экзистирующей ипостаси как будто не осознает собственных границ, но пытается воплотиться в ограниченных эволюцией формах телесного живого. Экзистирование движется волнами утверждений и отрицаний, откатов и возвращений, влечений и отвращений, полагая границы самого себя и распространяя собственные модели в смежных телах и обеъектах, прокладывая схемы собственного опыта на практики взаимодействия с телами и вещами. Мышлению необходимо тело как априорное условие себя, как орган настройки, чувственный органон, погруженный в обращение телесных форм, и исходная пространственно-временная система не точек и координат, а фокусов и координаций.

Подобно стихиям, разум «свивается» среди этих подвижных формах, проникая в те объекты, которые он способен разрушить, чтобы синтезировать заново из сохранившихся фрагментов, и обвивая, обволакивая те области, в которые он не способен проникнуть. В первом случае он производит рациональные формы мышления, во втором – порождает мифы – бесконечное бытие живых мнений, суждений о мире и его объектах, буквальных и парадоксальных «докса». Мифы обращены в жизнь, мыслят живое и обосновывают жизнь во всех ее формах, постигаемых рассудком.

Миф (чувственно-эмоциональное) не ведает о существовании собственных границ, или размыкает свои горизонты настолько, что впускает в собственные условия все допустимые обстоятельства вмещающего его жизненного мира и составляющих его миров-объектов. Эти объекты он препарирует едва ли не таким же образом, как и наш организм пищу: он превращает их в слова… Разум оперирует языковыми формами, создавая параллельную реальному миру языковую действительность. Язык открывает сознанию доступ к вещам, пока не вещам, а пред-метам, которым еще предстоит стать вещами, способными вещать, сообщать о себе нечто, научать правилам обращения с собой. Пока же они остаются лишь предметами, объектами, интенцирующими, влекущими так или иначе к себе и открывающими человеческое существо им навстречу… Чем открывается человеческое существо: вспыхнувшими внезапно чувствами, нахлынувшей эмоцией, разумным осознанием? Разумное в этой цепочке явно запаздывает. Раскрытие совершается где-то на более раннем уровне, но со временем, когда уровень чувственности и эмоциональности сформируется, он уже будет схвачен разумными интуициями, форматирующими пробужденную самость. Феноменология сознания фиксирует уже эту стадию онтогенеза, которая ознаменует выход в чистое сознание…

Пока же раскрытие вершится наощупь, видение тела и зрение сливаются в общей интуиции собственного бытия. Раскрытие как самораскрытие… Это движение эргативно, взаимообратимо: это всматривание вовне себя всегда совершается в поисках источника влечения в самом себе, который и есть внутренняя форма себя, являющаяся мне как данность себя… Форма вещи, полагаемая мной, есть форма меня… Действие вещи побуждает действие во мне…

Рождается человек, определяется самость, внутреннее схватывается с внешним… Человеческое Существо экзистирует.

Кто кого схватывает? Схватывается то нечто, что и будет распознаваться философом в качестве Существования (Existentia). Рождается Человек, помещающий себя в Открытом другим собственном мире, простёртом в вещи, во внеположенные себе внешние объекты… Но самим наличием этих объектов он полагает границы себя, обращаясь в разум. Так он становится разумным сознанием. Исходную функцию сознания можно было бы определить в качестве составляющей адаптивной функции организма, реализуемой рассудком. В этом качестве он отдает приоритет и раскрывает простор самому существованию в его всевозможных формах для упрочения устойчивых отношений с миром, обнаружения собственных позиций и способов самоутверждения среди форм живого. В любом способе существования мифического не больше и не меньше чем рационального. Меняются только формы мифического и рационального.

Сознание включено в общий поток органического движения собственной экзистенцией, оно функция живого тела и, следовательно, его связь с перцепцией совершенно естественна и органична. Экзистенция – подлинное основание мысли и действия, способ самоопределения живого существа в процессе жизни. В ней природное, биологическое, органическое и перцептивное «схватывается» формами, схемами и структурами сознания, наследующими телесные импульсы.

Подчиняясь движению органической материи, сознание опосредует отношения тела с окружающей средой. Оно, как и тело, оперирует объектами (формами) внешнего мира и само производит собственный мир (эйдетики или интенциональных предметностей, как сказал бы Эдмунд Гуссерль), образуемый формами мысли и образующий направления движения потока. Материально-телесное и интеллигибельное собственным движением прочерчивают общие направления, которые сплетаются, поддерживают и питают друг друга, прорастают друг в друге, производя геологические эффекты свивающихся в бесконечно оформляемом теле космических стихий.

Экзистирующее мышление операционально и технично. Подобно тому, как тело шамана собирается из различий, отношения этого тела с миром формируются в действиях с сопричастными телу объектами, т.е. отношениях, этот мир формирующих, образующих и организующих. Подобно тому, как формы культуры определяется в мифах и текстах фольклора, сами формы фольклора опосредованы структурами языкового сознания, т.е. характером или синтаксисом языка. У истоков языкового сознания лежит опыт экзистирующего сознания, опыт утверждений и отрицаний, восприятий и отторжений.

Структуры действия, языка и сознания, позволяет опыту человека, трансформироваться в опыт сознания, который может быть только опытом сознательной деятельности. Одна из ранних форм языка в этой связи совершенно не случайно получила название эргативного строя языка. В контенсивной типологии языков обширная группа эргативных языков занимает уникальное положение. Исследование этой группы языков позволяет обратиться к истокам языкового сознания и тому его этапу, который имеет отношение к исследуемой нами проблематике.

К эргативным языкам12 относятся множество языков народов, образующих телесную ткань и определяющих культурный облик Российской цивилизации. Все они принадлежат к обширным ареалам взаимодействий со славянскими народами: это значительная доля кавказских языков, чукотско-камчатских, эскимосско-алеутских, индейских языков. К числу эргативных относятся языки многих народов мира: ближневосточных, папуасских, австралийских, северо-американских и мезоамериканских. Но семантика эргативности имеет гораздо более существенное распространение нежели эргативный синтаксис. Она присутствует во всех индоевропейских, ее содержание подучает выражение в формах пассивного залога. Наиболее широко представлена в славянских, прежде всего, восточнославянских языках, включая русский, не смотря на номинативный характер этих языков. На каком-то этапе элементы эргативного синтаксиса фиксировались в древнегреческом и латинском языках (Ю. С. Степанов), где они строились из пассивных конструкций, но пассивными по существу эргативные глаголы на являются.