– Зря?! – взвилась я. – Тётя, а если на нас нападут? Как на Катиз?!
– Как на Катиз не получится. – Уголок рта дёрнулся, обозначились тоненькие, словно нарисованные карандашом морщинки. – У Катиза была армия, которая сопротивлялась вторжению… Мэй, идём, выпьем чая, и пора спать. Поздно уже. Завтра с утра поговорим.
– Не хочу завтра! – запротестовала я. – С такими мыслями я не засну!
– Прими снотворное, – усмехнулась тётя.
Я возмутилась ещё больше. Никакие снотворные на меня не действовали, она это прекрасно знала. Лекари лишь руками разводили – врождённая особенность организма. Мне это не мешало, обычно сон у меня был здоровый и крепкий.
– Тётя!
– Девочка моя, – она тихонько вздохнула. – Что тебе сказать, когда никто ничего толком не понимает? Таких, как наша семья, чтобы с иностранцами тесно общались и за пределы страны выбирались, у нас раз-два и обчёлся. Сидим тихо, за горами да за морем, что в газетах напечатают – тому и верим. Официально у нас с Огорией дружеские отношения, они зерно поездами закупают, фрукты тоннелями переправляют. Так и с южанами империя не ссорилась, только уже пятнадцать лет от Катиза одно название, и то лишь потому, что пески и голые степи Огории не особо нужны. Но выводы должны не мы с тобой делать, а правительство, его для этого и выбирают каждый год.
Она уставилась куда-то поверх моей головы.
– А может, и правильно, что не пишут. Чем бы нам сейчас помогла паника? Раньше надо было думать, много раньше, когда имперцы завоевали Керон. Уже тогда стало ясно, что порядок в мире меняется. Мы же спокойно смотрели, как Огория захватывает восток, потом присоединяет Дарос, – как же, договорённости необходимо чтить. Всё в мире связано, Мэй. Кирея не вмешивалась в войны, теперь никто не поможет нам.
– То есть война возможна? – поникла я.
– Надо надеяться на лучшее, – встряхнулась тётя. – Сколько их было, учений этих. За последние десять лет каждый год проводят. Будем считать, что мне просто повезло. Младший братик с семьёй в кои-то веки погостить выберется, а то совсем забыли тётку старую.
Её голос звучал слишком бодро. Но я хотела услышать именно это – и поверила.
***
Девушки ничего мне не сделали – злобно пофыркали вслед, словно недовольные кошки, и только. До дома Собраний я добралась без приключений, прошла насквозь главный зал и удивилась отсутствию посетителей перед неприметной дверью. В те редкие разы, когда Арден брал меня с собой, здесь толпилось не менее десятка человек. За дверью располагалась приёмная, где каждый день с утра и до обеда обязан был присутствовать один из управителей. Сегодня им оказался летт Туво́р – кичливый толстяк с массивным двойным подбородком, который он имел обыкновение многозначительно потирать указательным пальцем левой руки. Очевидно, этим и объяснялось отсутствие очереди – с корыстолюбивым леттом Тувором даже мой нахрапистый муж старался иметь дело лишь в случае крайней нужды, предпочитал летта Кéлана или летта Гéкира, более рассудительных и менее жадных. Тувор при наших встречах не смущался присутствием Ардена и облизывал меня масленым взглядом, отчего я чувствовала себя вещью в руках оценщика. Едва я вошла, на лице Тувора возникла торжествующая улыбка.
– Летта Лирин, – прогудел он довольно. – Вижу, вы в добром здравии.
– Добрый день, летт Тувор.
Стула для просителей в приёмной не предполагалось, дабы посетители не рассиживались. Я кратко изложила цель своего визита. Всё это время Тувор смотрел в сторону и хмурил густые светлые брови до тех пор, пока они не превратились в сплошную горизонтальную линию. К тому моменту, как я закончила, от его хорошего настроения не осталось и следа.
– Документы и деньги, значит, – мрачно отметил он. – Позвольте уточнить, юная летта, а что вы будете делать дальше? Каким образом собираетесь зарабатывать на жизнь?
– Поступлю на службу.
– На службу? – линия бровей разорвалась в удивлении. – И кем же вы намерены… хм… служить?
– Вас это не касается, – невозмутимо ответила я.
– Ошибаетесь, моя дорогая летта Лирин. Меня касается всё, что происходит в моём городе. Особенно когда особа вроде вас оказывается свободна от супружеских уз, и к тому же бездетна. Мне вовсе не нужны скандалы и разрушенные семьи. Вы понимаете, о чём я говорю?
– Нет.
– Нет? – Тувор откинулся на стуле. – А я уверен, прекрасно понимаете. Как и то, что единственное посильное вам занятие осуждается приличным обществом. И я не допущу подобной службы в Орлисе. Вам ясно?
Очень хотелось расхохотаться ему в лицо, но я сдержалась. Мне стало интересно, зачем он завёл этот разговор.
– Но, учитывая ваше бедственное положение, крайнюю молодость и незаурядные внешние данные, я готов предложить вам… скажем так, покровительство. Мы можем обговорить ваше содержание, разумеется в разумных пределах.
Я всё же рассмеялась, чем немало его оскорбила.
– Летт Тувор, прежде чем вы сразите меня своим великодушием, позвольте уведомить вас, что завтра утром я покидаю Орлис. Вам не придётся переживать по поводу упадка нравственности в городе или ужимать в тратах дражайшую супругу.
Тувор побагровел. На фоне белых волос это выглядело забавно.
– Покинете Орлис? Завтра? Но куда вы пойдёте?
– Подальше от вашего города, – «вашего» я подчеркнула.
– Имейте в виду, – уши Тувора пылали, – никто не сделает вам более щедрого предложения! Доля от наследства летта Лирина – пятьсот зелов, на них вы далеко не уедете!
Мысленно я поблагодарила Отрешённого за то, что согласилась на условия Ирвина. Если мой покойный муж не врал, чего за Арденом не водилось, от его приличного состояния мне выделили даже не десятую – сотую часть. Хорошо, что я сэкономила на дороге до Нейсса, иначе действительно пришлось бы наниматься в прислуги.
– Это мои проблемы, летт Тувор, никак не ваши. Так вы выдадите документы и причитающиеся мне деньги?
Рука Тувора полезла в нагрудный карман, и на стол шлёпнулись мешочек и три свитка. Удостоверение личности Мэйлин Лирин, гражданки Гидара, свидетельство о её браке с Арденом Лирин и свидетельство о смерти летта Лирина. В мешочке оказалось десять золотых монет – пятьдесят зелов в каждой. Он держал всё это при себе, поскольку не сомневался, что я приму его покровительство.
– Учтите, летта. Если завтра вы не уедете, я лично позабочусь, чтобы никто в Орлисе не посмел взять вас в так называемое услужение. И мы вернёмся к моему предложению, но условия перестанут быть столь выгодными для вас.
Документы я свернула и убрала в мешочек, а его без ложного стыда засунула за пазуху. При мне в Орлисе не случалось ограблений, но рисковать не хотелось.
– Всего доброго, летт Тувор.
Он не соизволил попрощаться. Рассчитывал, что я передумаю? Очень зря.
***
Фигурные стрелки часов на фасаде дома Собраний показывали половину одиннадцатого. Ясным весенним днём город выглядел не столь удручающе, как обычно. Центральную площадь, мощёную не тёмной брусчаткой, а светло-серой гранитной плиткой, заливало яркое солнце. Оно отражалось от лакированных боков везилей, стоящих перед зданиями, бликовало в окнах, выбелило стены домов. В Гидаре даже глина, из которой лепили кирпичи, при обжиге приобретала цвет снега.
Если бы не обстоятельства, благодаря которым я очутилась в Орлисе, возможно, у меня не возникло бы к нему стойкого отвращения. К тому же в город я попала поздней осенью, когда ветра с севера принесли низкие плотные тучи и бесконечные затяжные ливни. Солнце почти не выглядывало, все цвета слились в грязно-бурый. Зима же стала для меня настоящим испытанием. До этого я вообще не видела снега, а тут он сыпал и сыпал – каждый день, пока на улицах не выросли сугробы в половину человеческого роста. Иней рисовал затейливые узоры на стёклах, холод впивался в тело, стоило просто подойти к окну. Я мёрзла так, что порой с трудом заставляла себя выползать из-под тёплого пухового одеяла, и почти не жалела о том, что не могу покидать спальню. Орлис – жуткое воспоминание, которое я постараюсь побыстрее выкинуть из памяти. Но прежде чем уехать, в истории моего пребывания здесь необходимо поставить точку.