При лечении отчаявшихся солдат во время последней войны, психиатры потратили время, чтобы дать объяснения этим разнообразным опасным реакциям. Так как жертвы стали понимать свои реакции и видеть, насколько они были распространены, они сделали первый и самый важный шаг к своему выздоровлению. Им больше не надо было бояться своих страхов; они больше не дрожали в оцепенении. Для них было важно узнать то, что опустило их до уровня беспомощных детей и было частью универсальной формы защитного поведения. Поскольку они это поняли, они стали меньше пугаться и стыдиться своих персональных страхов. Они узнали, что их тела реагировали также как и многие другие, они смогли снова спокойно и с лучшим контролем заниматься своими обязанностями. Стойкость и находчивость зависят от самопознания также, как они зависят от помощи и поддержки других людей.
В периоды стресса и бедствий, люди начинают искать уязвимые точки и слабые места у своих друзей и врагов. Эта проверка идет постоянно во время обычной войны, но это также происходит и во время холодной войны. Холодная война оказывает непрерывное давление на человеческое воображение и психическую силу духа, являясь причиной многих реакций своеобразного побега или физических реакций.
Каждый раз, когда человеку противостоят страх и опасность, он должен сделать выбор: Откажет ли он себе в несдержанной ярости? Должен ли он сконцентрироваться на самозащите? И будет ли он выполнять свои обязанности? Реакции страха мы описали как первоначальный импульс самозащиты (возможно, что и ошибочный), который может прорваться через все наши цивилизованные барьеры. Только грамотная и сознательная внутренняя и внешняя готовность к опасности, может дать человеку силу сдерживать эти реакции. Обучение начинается в самой глубине семьи и поддерживается на примере мирного, свободного сообщества. Это первые учителя в постоянном сражении между внутренним страхом и внешней опасностью.
Тем, кто рискует попасть под промывку мозгов, можно помочь, просто знакомя их с фактами. У предвидения есть частичная защитная функция и это относится к лучшей безопасности, которую мы можем им дать. Оно устраняет ослабляющее влияние тревожного и мистического ожидания. С его помощью, их психическая восприимчивость содействует с врожденной внутренней силой, с примером хорошего воспитания, с задачами и перспективами, которые общество ставит перед ними.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
НЕЗАМЕТНОЕ ПРИНУЖДЕНИЕ
В ходе наших исследований касающихся управления мыслями, духовного убийства и промывки мозгов, стало яснее, что нужно уделять больше внимания средствам которые вызывают внутреннюю готовность для психического подчинения. Личное развитие и различные культурные влияния могут незаметно сделать человека более уязвимым для внушения и идеологической атаки. В третьей части я призываю читателя обратить внимание на медленное вторжение в наше сознание с помощью технологий и бюрократии, а также, как специальные формы предрассудков и массовых заблуждений могут овладеть нашим разумом, прежде чем мы узнаем об этом. Последняя глава, изучая измену и преданность, снова обращает наше внимание на огромное влияние массового сознания на наше личное понятие преданности.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
РЕБЕНОК - ОТЕЦ ЧЕЛОВЕКА
Настало время, чтобы спросить себя, если возможно, есть ли что-то в нашем собственном росте и развитии, что может сделать нас более уязвимыми для психического вторжения и окончательной промывки мозгов. Есть ли к примеру, у нас, специальные потребности в принуждении? Что говорится ребенку и чему его учат, чтобы удерживать его в духовном подчинении в своей среде?
Это важные вопросы и они потребовали бы полного философского и педагогического исследования. Тем не менее, практически, мы можем ограничить наш внимание двумя различным сферами развития: влияние родителей и влияние определенных социальных привычек. Последние уже были исследованы во второй части этой книги. Более того, я должен повторить это в своём исследовании, что все кто обучены по правилам слишком строгого повиновения и послушания, легче ломаются под давлением. Во время Второй мировой войны, когда допрашивали взятых в плен так называемых офицеров СС, они с готовностью открывали свои военные тайны. Прожив в течение многих лет под тоталитарным управлением, они были так же послушны новым командующим голосам. Иногда нам надо было только подражать громкому голосу их хозяев и они были готовы обменять своего бывшего босса на нового. Для них, каждая команда стала автоматическим включателем приспособления к очередному повиновению.
Когда мы в нашей стране имели дело с членами коммунистической партии, у нас был сравнимый опыт: члены партии были политически послушны и моментально изменили свою тормозящую партийную стратегию на противоположную тактику, когда Москва приказала им это сделать.
Как развиваются тоталитаристы
Большое внимание уделяется различным психологическим мотивациям, ведущим к политическому экстремизму и тоталитарному мышлению у мужчин и женщин, выросших в демократической атмосфере, но кто добровольно принял решение связать себя с некоторой тоталитарной идеологией. Психологи, которые входят в контакт с тоталитарным поведением, знают, что те, кто под их влиянием легко с ними соглашается, в общем и целом, в свободных демократических странах выбирает тоталитаризм почти всегда в соответствии с внутренним индивидуальным фактором разочарования. Обычно это не является ни бедностью, ни социальным идеализмом, который делает человека тоталитаристом, а главным образом - внутренними факторами, такими как чрезвычайная покорность и мазохизм, с одной стороны или жажда к власти с другой. Неразрешенная детская ревность тоже играет роль; я проверял нескольких сотрудничавших с нацистами людей, чье политическое поведение было в некоторой степени мотивировано тем, что они были старшими в семье и не могли выдержать конкуренцию со своими младшими братьями. Все эти факторы помогают объяснить почему тоталитаристы повсюду могут использовать пропаганду насилия, злоупотребление ненавистью, вражду, расизм и политическую ярость. Они знают, что околдовывать людей можно только игрой на этих незрелых чувствах лишения и неудовлетворенности.
В своих экспериментах я был поражен, увидев насколько в целом нереалистичны основания для политического выбора. Я редко находил человека, который сделал свой выбор политической партии, демократической или тоталитарной — с помощью принципа изучения и сравнения. Слишком часто, выбор политического предпочтения человека определялся апатией, семейной традицией, расчетом на финансовую выгоду или другими неподходящими факторами. Отсутствие рациональной мотивации может сделать людей более восприимчивыми к тоталитарному обольщению даже в демократическом сообществе. К примеру, я очень ясно помню голландского врача, с которым ходил в медицинскую школу. Он влюбился дочь коммуниста и в конечном счете женился на ней. Сначала он был взволнован конфликтом между его принципами и его любимой, но постепенно сдался этим принципами и стал выравнивать свой политический курс.
Позднее я встречал его время от времени. Он был превосходным доктором и веселым товарищем и он благосклонно воспринимал наши тонкие полусерьезные остроты о своей политике. Но в момент, когда мы начинали действительно серьезную дискуссию, он скрючивался в своём официальном защитном уголке и становился другим человеком, механически раздавая готовые аргументы. Во время войны я часто встречал его в ходе нашей общей подпольной работы. Он был полностью ошеломлен договором Сталина с нацистами, но в момент когда в Россию вторглись и она стала союзником, он снова начал свой агрессивный роботизм. Мало того, что он был верным борцом с нацистами, он настаивал только на своих способах борьбы. Он погиб во время опасного задания подполья и у меня навсегда осталось чувство, что он был на поводу своих скрытых суицидальных чувств. У других нацистов и коммунистов, я наблюдал, как драматические примеры личного негодования, на считая страданий от реальной несправедливости, могут привести человека на сторону мятежников.
