Изменения в эмоциональной реакции были заметны - эйфория, сопровождаемая депрессией; уныние и неугомонность; безразличие к необычному поведению других испытуемых. Эксперимент производил впечатление, что длительная бессонница заставляет какое-то токсичное вещество влиять на мозг и сознание.
Только немногие сильные, независимые и самостоятельные индивидуальности, которые преодолеют свою потребность в зависимости, могут выдержать такое давление или будут готовы умереть от него.
Ритуал самообвинения и показной и безоговорочной капитуляции перед правилам старейшин - часть древних религиозных обрядов. Это основано на более или менее неосознанной вере в высшую и всемогущую власть. Эта власть может быть монолитным партийным государством или таинственным божеством. Оно следует древнему способу "Credo quia absurdum" ("Я верю, потому что это абсурдно"), религиозному подчинению супер-миру, более сильному, чем реальность, противостоящая нашим чувствам.
То, почему тоталитарная и ортодоксальная догматическая идеологии придерживаются жесткого отношения к запрету на исследование основных предпосылок, является сложным психологическим вопросом. В какой-то мере, причина связана со страхом перед изменением, страхом перед риском изменения привычек, страхом перед свободой, которая может быть в психологическом отношении связана со страхом перед финальностью смерти.
Отречение от человеческой свободы и равенства возвышает авторитарного человека над его смертными товарищами. Его временная власть и всемогущество дают ему иллюзию вечности. В его тоталитаризме он отрицает смерть и эфемерное существование и заимствует власть будущего. Он должен изобрести и сформулировать заключительную Правду и защитную догму, чтобы оправдать его сражение со смертью и временностью. С этого времени новая фундаментальная уверенность должна вбиваться в сознание адептов и рабов. То, что происходит в человеческой душе во время тяжелой ситуации морального и физического нападения, объясняется нам в исследованиях общих защит сознания, доступных людям; ранее, в нескольких публикациях я попытался сам проанализировать различные способы, которыми люди защищают себя от страха и давления.
В последних фазах промывания мозгов и влияния на сознание, самооскорбительное подчинение жертв, служит внутренним защитным устройством, уничтожающим следователя волшебным образом. Чем больше они обвиняют себя, тем меньше логических причин для ЕГО существования. Принесение себя в жертву еще более жестоким образом, на самом деле делает следователя и судью бессильными, и показывают тщетность осуждающего режима.
Мы можем сказать, что промывание мозгов и влияние на сознание вызывает тот же самый внутренний защитный механизм, который мы наблюдаем у меланхоличных пациентов. Через свои безумные самоизбиения, они пытаются избавиться от страха и избежать более глубоко сидящей вины. Они наказывают себя заранее, чтобы преодолеть мысль окончательного наказания за какое-то скрытое, неизвестное и более худшее преступление. Жертва промывки мозгов завоевывает своего мучителя, становясь еще более жестокой к себе, чем следователь. Этим пассивным способом он уничтожает своего врага.
Тайный мазохистский договор
В шедевре Артура Коестлера, ТЕМНОТА В ПОЛДЕНЬ, он описывает всю тонкую запутанность, рассуждения, и диалектику между следователем и его жертвой. Старый большевик, Рубашов, верный партиец, признается в заговоре против партии и линии партии. Частично он мотивирован желанием оказать последнюю услугу: его признание - заключительная жертва партии. Я объяснил бы признание с которым мы сталкиваемся в других процессах промывания мозгов, скорее как часть того таинственного мазохистского договора между следователем и его жертвой.
(ЗАМЕТКА: термин "мазохизм" изначально означал сексуальное удовлетворение, полученное от боли и наказания, и позже стал обозначать каждое удовлетворение, полученное через боль и унижение.)
Это - последний подарок своему мучителю и уловка замученного. Это - как бы его вызов: "Будьте добры со мной. Я признаюсь. Я подчиняюсь. Будьте добры со мной и любите меня." После всех видов жестокости, гипноза, отчаяния и паники, это заключительный поиск человеческих товарищеских отношений, но это двойственно, смешано с глубоким презрением, ненавистью и горечью.
Замученный и мучитель постепенно формируют специфическое сообщество, в котором один влияет на другого. Так же, как на терапевтических сеансах, где пациент идентифицирует себя с психиатром, ежедневные сеансы допроса и беседы создают не осознанную передачу чувств, в которых заключенный идентифицирует себя со своими следователями, а следователи себя с ним. Заключенный, восхищенный странным, резким и незнакомым миром, идентифицирует себя с врагом намного больше, чем это делает враг с ним. Невольно он может принять все нормы врага, оценки и отношения к жизни. Такая пассивная сдача идеологии врага определена не осознанными процессами. Опасность общения такого рода в том, что в конце концов исчезают все моральные оценки. Мы видели, что это произошло в Германии. Самые пострадавшие от Нацизма пришли к согласию с идеей концентрационных лагерей.
В промывке мозгов мы сталкиваемся с ритуалом, таким же как у средневековой охоте на ведьм, за исключением того, что сегодня ритуал принял более усовершенствованную форму. Обвинитель и обвиняемый - каждый оказывает друг другу помощь и оба становятся взаимодействующими участниками ритуала признания и самооговора. С помощью их взаимодействия они нападают на сознание свидетелей, которые идентифицируют себя с ними и следовательно, чувствуют себя виновными, слабыми и покорными. Опыт московских чисток заставил многих русских почувствовать себя виновными; слушая признания, они, должно быть, говорили себе, "Может Я сделал то же самое. Может Я окажусь на месте этого человека." Когда их герои стали предателями, их собственные скрытые изменнические желания заставили их почувствовать себя слабыми и напуганными.
Это объяснение может показаться чрезмерно сложным, запутанным и возможно, даже противоречащим себе самому, но фактически, оно помогает нам понять, что происходит во время промывки мозгов. И мучитель и замученный являются жертвами их собственной неосознанной вины.
Мучитель проецирует свою вину на некоего внешнего козла отпущения и пытается искупить это, нападая на свою жертву. У жертвы, также, есть чувство вины, которое является результатом глубоко подавленной враждебности. В нормальных обстоятельствах эти чувства держатся под контролем, но в атмосфере промывки мозгов, неустанного допроса и расследования, его подавленная враждебность пробуждается и вырисовывает пугающие фантазии из забытого прошлого, которые жертва чувствует, но не может уловить или понять. Легче признаться в измене и саботаже, чем принять пугающее ощущение преступления, которым его обременяют давно забытые импульсы агрессии.
Откровенное самообвинение жертвы служит уловкой, чтобы уничтожить внутреннего обвинителя и преследователя. Чем больше я обвиняю себя, тем меньше причин для существования следователя. Отправка жертвы на виселицу убивает, на самом деле также и следователя, потому что существовала взаимная идентификация: обвинитель становится бессильным в момент, когда жертва начинает обвинять себя самостоятельно и завтра уже сам обвинитель может быть обвинен и отправлен на виселицу.
Из нашего понимания этого странного мазохистского договора между обвинителем и обвиняемым получается довольно простой ответ на вопросы, ПОЧЕМУ ЛЮДИ ХОТЯТ УПРАВЛЯТЬ СОЗНАНИЕМ ДРУГИХ, И ПОЧЕМУ ДРУГИЕ ПРИЗНАЮТСЯ И УСТУПАЮТ? Потому что нет никакого существенного различия между жертвой и следователем. Они подобны друг другу. В этой ситуации ни один из них, не имеет контроля над своими глубоко скрытыми преступными и враждебными мыслями и чувствами.
