Летние каникулы самое счастливое временя для любого школьника. Нет ни уроков, ни домашних заданий. И полная свобода. Нет докучающего распорядка дня, когда вставать, когда ложиться, нет опозданий в школу…

Так же думал и Семён. На целый месяц он приехал с родителями к бабушке в деревню, стоявшую у кромки самого настоящего леса. До лесной опушки от дома бабушки было рукой подать. Может, поэтому деревня так и называлась Лесная. Семён над названием особо не задумывался. Назвали так, значит, кому-то надо было.

Главное, тут был его лучший друг Колька, с которым он виделся только летом. Колька сам приезжий. Его отец привозил к деду, как и Семёна на месяц-другой. И вместе с Семёном они проводили дни напролёт, распугивая куриц, метавшихся по дорогам между избами, дразнили соседскую собаку. А по вечерам любили жечь костры у реки, которую отец Кольки презрительно именовал пародией на ручей, и травить разные страшилки.

Но до вечера было ещё далеко. И они с Колькой, соорудив автоматы из обломанных ветвей деревьев, играли в войнушку, осыпая друг друга выдуманными пулями, пускаемыми в ход целыми очередями.

В какой-то момент Семён выскочил на просёлочную дорогу, уворачиваясь от Колькиной стрельбы. Одна из них всё же достигла цели и пробила плечо Семёна. Тогда он, сделав максимально болезненную гримасу на лице, зажал плечо рукой, сквозь пальцев которой хлынул воображаемый поток красной крови.

Стоная от боли и изнемогая, он поплёлся прочь от своего врага, который с язвительным хихиканьем шевелил ветви кустарника, ставшего для него настоящим дзотом.

И тут тихую деревенскую жизнь нарушил резкий рёв мотора. И это уже было не из ребячьих игр, а по-настоящему. Пронзительный визг, говорил о настоящем гоночном автомобиле, нёсшимся по сельской улице и стремительно приближающимся.

– Сеня, осторожно! – выскочил из своего укрытия Колька и схватил Семёна за руку, успев дёрнуть на себя. Они оба повалились на траву, а по дороге, на огромной скорости пролетел спортивный мотоцикл. Гонщик сверкнул на солнце ослепительно белой защитной амуницией. Его лицо скрывал мощный шлем, с тёмным стеклом. А мотоцикл под ним визжал, напрягая все свои лошадиные силы.

Мотоциклист пролетел мимо, выскочил на пятачок грунтовой дороги, где она раздваивалась и несколько раз круто повернул, подняв настоящий столб дорожной пыли, который подобно клубам дыма, полетел несомый ветром в сторону леса.

Только звук мотора в ушах прекратился, как до слуха начали доноситься тревожные куриные кудахтанья. Встревоженные птицы бесновались совсем рядом, буквально, за поворотом. И вдруг из этого самого поворота выскочила старушка, баб Маша. Встревоженная не меньше, чем куры, она стала осыпать самыми последними проклятиями и ругательствами мотоциклиста.

А того только заводили её крики. Он начал пританцовывать, сидя на мотоцикле, который теперь лишь мирно урчал.

– Ирод проклятый! – восклицала старушка в сердцах, маша руками. – Да, чтоб у тебя руки твои поганые отсохли! Опять курей подавил, паскуда, продажный. Такой же выродок, как и папашка. Да, чтоб ты в логу сгинул!

Мотоциклисту надоело вскоре забавляться бабушкиными выкриками. Мотоцикл под ним рыкнул, выпустив клубы выхлопных газов, и сорвался с места. А перчатка мотоциклиста показала бабушке средний палец.

Старушка ещё некоторое время причитала ему вслед, а потом развернулась и побрела обратно, держась за сердце. Семён с Колькой проводили её взглядами. И только она ушла, они решились подняться из высокой травы. Семён увидел на голове друга птичье перо и взял его в руку.

– Точно, куриное, – покачал головой Колька.

– А кто это был?

– Это Мишка. Папаша его большой человек, держит кафе на трассе и ларёк. Ну, тот, что у моста. Денег у него не мерено, вот и балует своего Мишку. А тот вон что чудит. Тебе ещё повезло. Ты на неделю позже меня приехал. А вот нас с отцом Мишка чуть не подбил своим моциком. Представляешь, выскочил прямо перед нами. Думали, врежется, но пронесло, проскочил. Зато вечером в корову дяди Димы врезался.

– А у нас таких хулиганов сразу полиции сдают, – покачал Семён головой.

– У нас тоже, – усмехнулся Колька. – Но не в деревне. Папа говорит, что это в городе можно по закону делать. А тут мужик этот перестанет в ларёк провизию возить и всё. Придётся в город ехать. Да, и сам он большой человек. Говорят, с бандитами знается.

Они побрели по дороге, извивающейся змейкой между заборов из штакетника и плахи. И в какой-то момент сплошная с левой стороны стена заборов резко прекратилась. Пошёл даже не забор, а его остатки. Покосившееся столбы с редким штакетником огораживали поле. Молодые берёзки и кустарник выглядывали из зарослей высокой травы и репейника. Здесь земля начинала спускаться вниз. Это был склон лога.

Семён с Колькой дошагали до окончания забора. Между старым забором, под прямым углом уходящим в лог, и оградой следующего участка, был значительный зазор. Сквозь него хорошо просматривался противоположный склон лога. Складывалось впечатление, что когда-то здесь проходила довольно широкая тропа, связывавшая две улицы. Но всё та же высокая трава говорила и о том, что ей уже давно никто не пользовался. Семён осмотрелся. В этой части деревни он практически не бывал.

Мальчишки остановились у начала спуска в лог, всматриваясь вдаль. Старый забор огораживал ветхую избу, не заметную, если смотреть с дороги из-за обширно разросшегося кустарника. Но если присмотреться, можно увидеть почерневший от времени сруб и старый шифер, покрытый мхом.

– Что это за дом? – Семён указал на старый дом.

– Не, туда нельзя, – ответил Колька. – Это Чёртов лог.

– Что? – Семён посмотрел на него с глупым выражением на лице. Ещё никогда ему не приходилось слышать подобных названий.

– Ну, там, типа, черти водятся. Ты разве не слышал?

– Нет.

– Тогда слушай, – начал Колька, но Семён его перебил.

– Давай спустимся, а ты по дороге расскажешь, – подмигнул он ему. И оба, воровато осмотревшись, чтобы никто из взрослых не видел, куда они собираются, пригнувшись, как настоящие солдаты на поле боя, пробежали до зарослей полыни и нырнули в них.

– Ну, в общем, – продолжил Колька, когда они стали спускаться к дому. – Здесь черти из ада выходят.

– Чего? – засмеялся Семён, шедший первым и повернулся к нему, остановившись. В ответ Колька растерянно развёл руками.

– Дядя Паша горит, что видел одного, а баб Маша рассказывала, как они летали над логом.

– Понятно, почему она Мишке сказала в логу сгинуть, – чуть не засмеялся Семён. Они дошли до стены дома и остановились. – Здесь кто жил?

– Не знаю, – пожал Колька плечами. – Кто-то да и жил.

Он потыкал сруб палкой-автоматом. Мощная стена никак не отреагировала на его тычки, продолжая величественно возвышаться над настоящими травяными джунглями.

– Как думаешь? – вдруг спросил Колька. – А не могли тех, кто здесь жить, черти унести с собой в ад?

Семён посмотрел на него как-то испуганно. Слишком смелое предположение.

– Да, я же пошутил, – смутился Колька под его взглядом. Они обошли стену и остановились перед остатками забора.

Здесь проходила та самая тропа, которая спускалась в лог. Тут трава не была такой высокой. Редкие кочки возвышались над ровной полянкой. Казалось, её совсем недавно перестали подстригать. Она резко контрастировала с окружавшим бурьяном, с одной стороны, противоположной дому, упиравшейся в ещё одно строение. Не такое большое, как изба, оно больше напоминало сарай или баню. Тоже деревянный сруб покосившийся в направлении лога.

Ребята вышли в центр полянки.

– А не боишься, что мы прямо сейчас на чертей набредём? – усмехнулся Семён. – Они же где-то здесь.

Договорить он не успел. Его нога ступила на скользкую глину, поверх которой была сорвана почва, и поехала. Семён с криком упал на землю и покатился по склону, цепляясь за мощные, но мягкие стебли трав. Только лопух смог удержать его, когда Семён угодил в самую его чащу. Колька тоже вскрикнул от неожиданности и побежал за ним, но так же поскользнулся и кубарем покатился за ним.