Мысли не давали покоя. Первый раз в Валериной жизни они шли у него в голове параллельно друг другу. Обычно всегда последовательно, а тут вдруг думались параллельно: злая насмешливая мысль о деятельности Арининого заведения и подмене мечты бредовым нейро-компьютерным суррогатом. А ещё мысль о том, кого же, кого же себе выбрать, кем лучше стать – наиприятнейшая такая мысль с перебором возможностей, боевых качеств, видов вооружения тех бойцов, на ком он хотел бы остановить свой выбор… И уже вполне его голова готова была к настоящему перегреву и взрыву. Но мысли продолжались…

Переведённый на новый объект, Валера стоял на улице у служебных ворот – и грезил. Шёл снег, с ним тут же расправлялись многочисленные уборщики, шёл – расправлялись, шёл – расправлялись. Снег исчезал с асфальта, шустрые лопаты перекидывали его на клумбы, бойкие метёлки сметали остатки с дорожек. Многолюдная борьба со снегом не отвлекла Валеру от сладостных мыслей. Яростно метут-кидают – да и на здоровье.

Он ставил ногу на бордюр – и видел её в крепком шнурованном ботинке «морского котика», чувствовал, как наливается она мощью и уже вполне готова для сокрушительного удара. Всё. Валера отработает смену – и запишется. Подойдёт к Счастью и…

Но пока к самому Валере подошёл Гена Репник. И сообщил, что он отправляется на задание. В смысле покидает территорию клуба, садится в машину и участвует в операции.

Ловить, кого-то будут ловить. Вернее, должны поймать. Обязательно.

Руководил операцией Витя Рындин. Валера узнал об этом, уже садясь в машину. Узнал, случайно обернулся на двери служебного выхода – и увидел, как на дело Витю провожает сама Арина Леонидовна Балованцева. Натуральным образом провожает, иначе не скажешь. Держа своего ребёнка Серёжу на руках, она стояла в дверях, тревожно смотрела на Витю и что-то тихо говорила. По лицу казалось, что даже просительно как-то. Валера, мысли которого весь этот день счастливо текли мимо Арины Леонидовны, хотел об этом подумать. Но не успел – потому что начал получать инструкции.

Машина каталась по городу целый день. Валера, Репник и Витя, оставив водителя, выскакивали у разных кабаков, рюмочных и богемных подвальных клубов «не для всех», врывались туда – и смотрели, искали.

Искали человека. Больше. Искали поэта. Поэт – лицо, видать, очень значимое. Но вот запил и пропал. Перед началом операции и в процессе Валере давали посмотреть его большую фотографию. Не запомнить этого гражданина было бы трудно. На фото поэт выглядел как пьяный ангел, проповедующий каннибалам. То есть так, когда есть что терять, но рыпнуться невозможно.

Звали героя Антон Мыльченко. С неменьшим успехом он отзывался и на ряд своих творческих псевдонимов, список которых Валере также был выдан. Не раз, не два и не пять Валера врывался в питейные заведения и громко оглашал этот список. Однако результат был один: на имена никто не отзывался, а прочие персонажи давали стандартный ответ: не видели, не слышали, сегодня не приходил, а ну вали отсюда нах…

Чтобы расширить зону поиска, машину оставляли в равноудалённой точке и рассредоточивались. Один человек обследовал одно заведение.

Поэта обнаружил Витя. Гене Репнику и Валере досталось лишь с почётом доволочь Антона до машины. Агентурная сеть, услугами которой пользовался Витя, донесла, что горестный поэт покоряет просторы швейной фабрики. И если в ближайшие десять минут его не снимут со штабелированной арматуры, на вершине которой Антон читает поэму о подневольном труде, придётся вызывать полицию.

С вершины поэт слез сам. К сожалению, Валера не услышал, что сказал ему Витя. Но безумец слез. К тому же, как отметил Валера, отволакивающий ценного кадра к машине, он и пьян-то особо не был. Больше выделывался.

А выделываться этот парень умел знатно.

И Гена Репник, и сам Рындин Витя, перед суровым величием которого трепетала общественность, относились к тщедушному фигляру с большим почтением. Даже водитель приветствовал его как старого уважаемого знакомого.

Антон Мыльченко, он же Антон Великолепенский, он же почему-то Гуманоид (неужели на это тоже откликается?), он же… Эх, во время транспортировки выронил Валера листок с псевдонимами, только три первых запомнил! Так вот этот Великолепенский вертелся и капризничал. А спокойные солидные мужики терпели. Молодой ведь, паразит, младше Валеры. А такой ему почёт. Чудеса. Непонятки. Хотя почему? Арина Леонидовна изволит привечать малахольного, потому что он барыню стишками потешает. Вот велели отловить и доставить, а то скукота у неё, понимаешь, скукотища… Развела вокруг себя кунсткамеру…

Приехали к клубу. Под белы рученьки дрыгающегося, как Петрушка-иностранец, Антона проводили в кабинет Арины Леонидовны. Витя Рындин остался там, Валера вместе с Репником был теперь свободен.

А ведь, может, и ничего – этот чмырь с копьём против персидского «бессмертного»! Рубились же они друг с другом в своё время. Это он, Валера, просто завидует… Нет, но он всё равно бы выбрал себе кое-что получше. Выбрал, выбрал, решено.

Валеру ждало усиленное питание и Коля Доляновский, который в течение двух сигарет поведал суть операции по отлову драгоценного поэта.

Так и есть, Гуманоид Мыльченко-Великолепенский оказался Ариночкиным одноклассником! Вот почему такая почётная возня, Валере можно было и раньше догадаться!

Антошка писал стихи с малолетства. Его гоняли и угнетали – до тех пор, пока в классе не появилась добрая новенькая девочка Ариночка и не запретила это делать. Обижать перестали, стихи без помех теперь складывались в Антошкиной голове. Стихи, проза, басни, пьесы – парень сочинял всё подряд. Арина Балованцева заставила окружающих это ценить. Окончив школу, поэт продолжил заниматься литературным творчеством и самообразованием – в смысле читал, писал, слонялся по окрестностям и пытался жить подаянием. Этого требовала его натура мизерабля. Арина Балованцева, её семья и друзья опекали и подкармливали Антона, но он рвался из дружеских рук в суровые будни своей скитальческой жизни. Группа «Рука прачки», основу которой, как помнил Валера, составляли всё те же коррумпированные одноклассники вездесущей Балованцевой, с успехом положила на музыку и исполнила несколько стихотворений Антона Мыльченко. Получились песни. О чём Антошке сообщили и даже заплатили гонорар. Гуманоид тут же все деньги спустил, продолжил свою обычную жизнь, в которой он мучился, страдал – синтезируя стихи из этих своих страданий. В один прекрасный для поэта момент Арина Леонидовна собрала воедино его творчество, распечатала в нескольких экземплярах, положила в красивые папки и в сопровождении Вити Рындина отправилась в Москву. Выбрав там самый лучший союз писателей, Арина и Витя вошли в кабинет его председателя, потребовали при них прочитать гениальные произведения Антона Мыльченко и тут же выписать ему удостоверение великого поэта Земли Русской. Какие аргументы приводили они, Коля Доляновский, к сожалению, не знал, однако, вернувшись, Арина Леонидовна с гордостью вручила Антошке билет члена Союза писателей России. Было это при большом скоплении людей на сцене «Разноцветных педалей», даже городское телевидение пригласили снимать мероприятие – ну, конечно, не каждый день поэта чествуют.

Но главное, Арина Леонидовна назначила талантливому другу именную стипендию. За вклад в искусство и литературу – документ, подтверждающий это, и сейчас висит в драгоценной рамке, украшая холл клуба, можно подойти и посмотреть. Так что всё по заслугам и честно. Только… сам поэт приходить за своей стипендией стеснялся. Вот раз в две недели Вите и приближённым приходилось отлавливать скромного героя, в тревоге за его здоровье насильно отрезвлять, давать денег и снова отпускать в мир бурь и гроз. Чтобы Антон черпал там вдохновение и всё остальное.

Доляновский рассказывал и хихикал. А у Валеры леденела кожа головы. И волосы на ногах шевелились.

– Ему, значит, насильно жизнь оплачивают? – переспросил он. Пока Валера не мог понять, как он ко всему этому относится. Не мог. Нет. То ли где-то факты искажались, то ли во всём этом был страшный изъян. Всего ужаса которого он пока не постиг, а потому и, как реагировать, не знал: то ли восхищаться, то ли немедленно пойти к Арине этой Леонидовне и заявить, что она не права.